Она повернулась. Перед ней стоял Яхмос.

– Чем ты занимаешься, Хенет?

– Бальзамировщикам не хватило полотна на погребальные пелены. Все им мало. Только за вчерашний день ушло четыре сотни локтей. Ужас сколько полотна они изводят. Придется нам взять это старое. Оно хорошего качества и не совсем ветхое. Это холстины твоей матери, Яхмос.

– А кто разрешил тебе их брать?

Хенет засмеялась.

– Имхотеп сказал, что я могу распоряжаться всем, чем хочу, и ни у кого не спрашивать разрешения. Он доверяет бедной старой Хенет. Знает, что она сделает все как надо. Я уже давно веду хозяйство в этом доме. Пора и мне получить вознаграждение.

– Может, и так, – согласился Яхмос. – Отец сказал… – он помолчал, – …что все зависит от тебя.

– Он так сказал? Что ж, приятно слышать. Но ты, Яхмос, я вижу, не согласен с отцом?

– Почему же? – Яхмос по-прежнему не повышал тона, но не сводил с нее пристального взгляда.

– По-моему, тебе лучше согласиться с отцом. Зачем нам лишние неприятности, а, Яхмос?

– Я не совсем понимаю тебя. Ты хочешь сказать, что, если ты станешь хозяйкой у нас в доме, смерть покинет его?

– Нет, смерть не собирается уходить.

– И кто же будет ее следующей жертвой, Хенет?

– Почему ты решил, что я знаю?

– Потому что, по-моему, тебе многое известно. Несколько дней назад, например, ты знала, что Ипи умрет… Ты очень умная, Хенет.

– А ты это только сейчас понял? – вскинулась Хенет. – Хватит мне быть бедной глупой Хенет. Я все знаю.

– И что же ты знаешь, Хенет?

У Хенет даже голос изменился. Он стал низким и резким.

– Я знаю, что наконец-то могу делать в этом доме что хочу. И никто не посмеет мне возразить. Имхотеп уже во всем полагается на меня. И ты будешь делать то же самое, Яхмос.

– А Ренисенб?

Хенет засмеялась злорадно, с явным удовольствием.

– Ренисенб здесь скоро не будет.

– По-твоему, следующей умрет Ренисенб?

– А по-твоему, Яхмос?

– Я хочу услышать, что скажешь ты.

– Может, я только хотела сказать, что Ренисенб выйдет замуж и уедет.

– А что на самом деле ты хотела сказать?

– Иза однажды обвинила меня в том, что я много болтаю, – хихикнула Хенет. – Может, и так.

И опять рассмеялась, покачиваясь на пятках.

– Итак, Яхмос, как ты думаешь? Имею я наконец право делать в доме что хочу?

Мгновение Яхмос вглядывался в ее лицо и только потом ответил:

– Да, Хенет. Раз ты такая умная, можешь делать все, что хочешь.

И повернулся навстречу Хори, который вышел из главного зала.

– Вот ты где, Яхмос! Имхотеп ждет тебя. Пора подняться наверх.

– Иду, – кивнул Яхмос. И, понизив голос, добавил:

– Хори, Хенет, по-моему, рехнулась. В нее вселился злой дух. Я и вправду начинаю думать, что вина за все случившееся лежит на ней.

Хори не сразу, но спокойным и ровным тоном откликнулся:

– Она странная женщина, а главное, злая.

– Хори, – перешел на шепот Яхмос, – по-моему, Ренисенб грозит опасность.

– От Хенет?

– Да. Она только что дала мне понять, что очередной жертвой может стать Ренисенб.

– Что, мне весь день вас ждать? – послышался капризный голос Имхотепа. – Что это такое? Никто со мной больше не считается. Никого не интересует, какие страдания я испытываю. Где Хенет? Только Хенет меня понимает.

Из кладовой отчетливо донесся торжествующий смех.

– Ты слышал, Яхмос? Хенет здесь хозяйка!

– Да, Хенет, я понимаю, – справился с собой Яхмос. – Власть теперь в твоих руках. Ты, мой отец и я – мы втроем…

Хори поспешил к Имхотепу, а Яхмос задержался, что-то еще сказал Хенет, и та согласно кивнула головой. Лицо ее расползлось в злобной усмешке.

Когда Яхмос, извинившись за задержку, догнал отца и Хори, они все вместе двинулись наверх, к гробнице.

День почему-то тянулся медленно.

Ренисенб терзало беспокойство. Она то выходила из дому на галерею, то шла к водоему, то возвращалась обратно в дом.

В полдень Имхотеп вернулся. Ему подали еду, он поел и уселся на галерее. Ренисенб пристроилась рядом.

Она сидела, обхватив руками колени, и время от времени поглядывала на отца. На его лице было все то же отсутствующее выражение, смешанное с недоумением. Имхотеп почти не говорил. Только раз-другой тяжело вздохнул.

Потом встрепенулся и послал за Хенет. Но Хенет не было – она понесла холсты бальзамировщикам.

Ренисенб спросила у отца, где Хори и Яхмос.

– Хори ушел на дальние поля льна. Там надо провести подсчет. А Яхмос здесь, на ближних полях. Теперь все на нем… Когда Себека и Ипи не стало. Бедные мои сыновья…

Ренисенб попыталась отвлечь его.

– А разве Камени не может присматривать за работами?

– Камени? А кто такой Камени? У меня нет сына по имени Камени.

– Писец Камени. Камени, которому надлежит стать моим мужем.

Он уставился на нее.

– Твоим мужем, Ренисенб? Но ведь ты выходишь замуж за Хея.

Она вздохнула и промолчала. Жестоко каждый раз поправлять его.

Спустя некоторое время он, однако, очнулся, потому что воскликнул:

– Ты спрашивала про Камени? Он пошел на пивоварню отдать кое-какие распоряжения надсмотрщику. Надо и мне, пожалуй, туда сходить.

И зашагал прочь, бормоча что-то себе под нос, вид у него был такой самоуверенный, что Ренисенб даже воспряла духом.

Быть может, подобное затмение разума – явление временное?

Она огляделась. Что-то зловещее почудилось ей в том безмолвии, что царило в доме и на дворе. Дети играли на дальнем конце водоема. Кайт с ними не было. Интересно, где она, подумала Ренисенб.

На галерею вышла Хенет. Оглядевшись, робко подошла к Ренисенб. И заговорила-заныла с прежней покорностью:

– Я все ждала, пока мы останемся наедине, Ренисенб.

– А зачем я тебе нужна, Хенет?

Хенет понизила голос:

– Хори попросил меня передать тебе кое-что.

– Что именно? – жадно спросила Ренисенб.

– Он сказал, чтобы ты поднялась к гробнице.

– Сейчас?

– Нет. За час до заката, сказал он. Если его не будет, он просил, чтобы ты его подождала. Это очень важно, сказал он. – Хенет помолчала, а потом добавила:

– Мне велено было дождаться, когда ты останешься одна – чтобы никто не подслушал.

И скользнула обратно в дом.

У Ренисенб стало легче на душе. Ее радовала мысль, что она пойдет туда, где правят мир и покой. Радовало, что она увидит Хори и сможет поговорить с ним, о чем захочет. Но и удивило, что он передал свое приглашение через Хенет. Тем не менее Хенет хоть и злая, но просьбу Хори она выполнила добросовестно.

«И почему я все время боюсь Хенет? – думала Ренисенб. – Ведь я куда сильнее ее».

И с гордостью выпрямилась. Она чувствовала себя молодой, уверенной в себе и хозяйкой собственной жизни…

После разговора с Ренисенб Хенет снова вернулась в кладовую. Тихо смеясь про себя, она склонилась над охапками холстин.

– Скоро вы опять нам понадобитесь, – радостно проговорила она. – Ты слышишь меня, Ашайет? Теперь я здесь хозяйка и сообщаю тебе, что твое полотно пойдет на пелены для еще одного тела. И чье это будет тело, как ты думаешь? Хи-хи! Ты не очень-то поспешила им на помощь, а? Ты и брат твоей матери, сам правитель! Правосудие? Разве существует правосудие в этом мире? Отвечай!

Почувствовав у себя за спиной шорох, Хенет чуть повернула голову.

И тут же кто-то набросил ей на голову огромный холст, и она стала задыхаться, и, пока не иссякли ее силы, не ведающие пощады руки все обкручивали и обкручивали тканью ее тело, туго пеленая его, точно мумию.

Задумавшись, Ренисенб сидела у входа в грот возле гробницы и не сводила глаз с Нила.