— Скажу вам честно, полковник Яку, мои советники не пришли к единому мнению, как с вами поступить. Большинство из тех, кто поддерживал Ямаку, не вызывают сомнений: их отошлют в дальние концы Империи, лишат власти. Им не доверяют. Но вы, полковник… некоторые верят в вашу преданность Ва и трону, а Сёнто, как я сказала, ценят верность. К тому же вы человек, известный своим интеллектом и знанием двора и его интриг. Вы посоветовали Императору восстановить порядок на дорогах и каналах Империи?

Тадамото кивнул.

— Почему?

— Династии, следившие за благополучием государства, дольше всех сохраняли трон, моя госпожа. Словно история вершила собственный суд, откинув прочь те императорские фамилии, которые не заботились о своих подопечных или делали это недостаточно быстро.

Нисима достала из рукава веер и медленно помахала им.

— Если вам предложат пост в новом правительстве, полковник, вы согласитесь?

Тадамото не скрыл удивления, хотя огромное чувство печали не оставило его.

— Это будет честью для меня, если бы вы попросили меня, Императрица.

Язык подвел его, и Нисима сама заговорила, чтобы скрыть его ошибку.

— Вы пережили огромные потери, полковник. Вы пожертвовали любовью ради верности принципам. Ваш брат… — Она не могла собраться с мыслями. — Если принципы правителя были принципами, которых придерживались и вы, не похоже, что вы нашли бы себя снова на этом посту, полковник. Давайте поговорим об этом, когда вы разберетесь с другими делами. Если поклянетесь мне в верности, полковник, в следующий раз мы будем говорить без гвардейцев.

Тадамото поднял голову, и Нисима увидела в его глазах удивление. Его взгляд говорил, что он не ожидал, что мир проявит к нему доброту.

— Императрица, я преклонял колени перед правителем Ва чаще, чем могу сосчитать, тем не менее только сегодня я услышал слова мудрости и сострадания. Я клянусь вам в верности, Императрица, я отдам свою жизнь, чтобы никто не оспорил ваши права, ибо людям Ва нужны мудрость и сострадание не меньше, чем еда и вода.

Нисима ответила ему полупоклоном.

— Мы снова поговорим, полковник Тадамото. Если вы поделитесь опытом с капитаном Рохку Сайха, я буду в долгу перед вами.

— Императрица, это я у вас в долгу. Тадамото низко поклонился и удалился.

— Та, что возрождает, — нежно сказал Каму, — возрождает честь и надежду.

Нисима сделала вид, что не слышала, но слова Каму обрадовали ее.

— Эта танцовщица сонсы была его возлюбленной, — заметила Нисима.

Каму кивнул.

— Я позволила состраданию ослепить меня, Каму-сум? Боюсь, это моя слабость.

— Думаю, как вы сказали, Яку Тадамото — благородный человек, оказавшийся в ловушке между честью и верностью и любовью. За время службы у Сёнто я никогда не оказывался в такой ситуации.

— Могу я предположить, что с господином Комаварой вы поговорите сегодня, а с остальными — завтра или послезавтра?

— Вы балуете меня, канцлер, — сказала Нисима.

— Не за что, Императрица. Никто не может восстановить Империю за день, и если довести терпение до точки, то никто вообще не сможет сделать ничего хорошего.

— Вы говорите как брат Сатакэ.

— Это комплимент, который я всегда буду помнить, Императрица.

Она улыбнулась:

— Я встречусь с господином Комаварой, пожалуйста, главный канцлер.

Каму хлопнул по бедру, потом удалился, гвардейцы Сёнто следовали за ним.

Двери открылись, и господин Комавара в белых одеждах появился на коленях, поклонившись до пола.

Волосы его сильно отросли, подумала Нисима и улыбнулась своим мыслям.

Герой Ва прошел вперед, словно страдая. Мука, которую она видела на его лице у погребального костра ее отца, не исчезла, и теперь Нисима не сомневалась, что эта боль вызвана не физическим недомоганием. Она была так потрясена тем, что видит, что не смогла сразу заговорить. Герой Ва, подумала Нисима, его дух разрушен ужасом собственных дел. Внезапно ей стало стыдно от тех слов, что она сказала госпоже Кенто: «… меч, отличные доспехи и лучшая лошадь в Империи удовлетворят господина Комавару».

Я отдала жизнь, о которой мечтала, но, спаси его Ботахара, Комавара пожертвовал своей душой.

—  Господин Комавара, — начала Нисима, собираясь выразить благодарность, но внезапно обнаружила, что не может продолжить. Голос ее дрожал. — Ваш дух, Самуяму-сум, как камень в воде. Как это случилось?

— Разве вы не слышали, Императрица? — ответил он голосом холодным словно дождь. — Я стал великим героем. Чтобы добиться этого, я не написал поэмы, не сыграл песню, не принял законы, показывающие огромную мудрость. Вместо этого я стал величайшим убийцей за десяток поколений. И этим прославился на всю Империю.

Нисима приложила руку к лицу.

«Легче восстановить Империю, чем исцелить раны этого человека, — думала она. — О, отец, посмотри, что мы наделали!»

— Самуяму-сум, — позвала Нисима нежно, как могла. — Что я могу сделать?

Кривая улыбка исказила его лицо, словно на него легла тень летящей птицы.

— Мне сказали, господин Батто готовится преследовать варваров, бегущих на север. Я бы хотел сопровождать его, Императрица.

— Вы чувствуете, что недостаточно сделали? Не хотите оставить это другим?

Комавара пожал плечами.

— Но, Императрица, во всей Ва нет более подходящего для этого человека, чем я. С меня уже не смыть чужую кровь, пусть другие не оставят на себе этого пятна.

— Господин Комавара, я бы хотела попросить вас остаться в столице. Пожалуйста, вы сделали больше, чем любой правитель имеет право просить.

«Суйюн, — подумала она, — возможно, подсказал бы, что сделать для этого мужчины». Но до Суйюна не добраться, и Комавара стоит перед ней на коленях с просьбой послать его назад на войну, чтобы найти собственную смерть, — в этом она уверена.

— Императрица, — официально произнес Комавара, встретившись с ней глазами, — было бы лучше, если б вы дали мне клинок, как другим, и отправили на север.

Нисима почувствовала, что ее лицо горит, но заставила себя выдержать его взгляд. Он не отвел глаз.

«До тебя не достучаться, — подумала Нисима, — не осталось и следа того юноши, которым я могла повелевать».

— Господин Комавара, — начала Нисима, — я не приказываю вам остаться в столице, я прошу.

— Императрица, — ответил Комавара, откинувшись назад. — Вы не можете говорить подобные вещи. Вы не понимаете — это то, что я должен сделать.

Нисима сдержанно покачала головой.

— Я прошу вас. Я склоняю голову перед вами.

— Моя госпожа, вы не можете!

Нисима сошла с помоста, встала между ними, положила руки на пол и поклонилась.

Комавара схватил ее за плечи.

— Вы — Императрица. Это ниже вас.

Нисима стояла перед ним на коленях, лицом к лицу, держа его за руки.

— Если я позволю вам уйти, вы можете найти смерть, которую ищете, или закончите разрушение вашего духа. Я не смогу вынести этого, Самуяму-сум, не смогу.

Словно приходя в себя от ужаса, какое-то время он не мог говорить.

— Госпожа Нисима, я бесполезен вам здесь…

Она почувствовала, что по ее щеке бежит слеза, и он остановился, увидев это.

— Я останусь. Если таково ваше желание, я останусь. Нисима сжала его руки.

— Я знаю. Вы видели ужасные вещи… Комавара покачал головой.

— Нет, — словно простонал он, — я сделал ужасные вещи. Вам не следовало даже прикасаться ко мне.

Услышав это, Нисима взяла его руку, в которой он держал меч, и поднесла к губам, потом к щеке.

— У вас замечательная, благородная душа — мы найдем ее, — прошептала она. — Не знаю как, но мы найдем.

— Я сам не знаю, Императрица, — прошептал он. Нисима нежно вернула его руку на прежнее место.

— Не знаю, как мы начнем, — неожиданно сказала она. Вернувшись на помост, Нисима передвинула кисть, чернила со стола.

Она вложила ему в руку кисть.

— Она принадлежало моей матери.

Нисима остановила, когда он попытался вернуть ей кисть.