Ходзё кивнул:

— Именно это мы и обсуждали все последние месяцы, генерал Яку.

Где-то вдали прозвучал гонг, и произошла смена караула. В дверях появилась ночная стража. Каму понял их сигнал: все в порядке.

— Мы очень надеялись, что удастся убедить других в нашей правоте, генерал Яку, — начал Сёнто, — но, как вы говорите, этого может не произойти. Когда варвары нарушат границы Сэй весной, к нам бросятся за помощью… но, к несчастью, слишком поздно. — Господин Сёнто в задумчивости переставил на столе несколько предметов. — Мы предпримем последнюю попытку заручиться поддержкой Сэй и Императора, но нельзя быть уверенным в успехе. Следует также понимать, что добиться поддержки одной из сторон — только Императора или только жителей Сэй — недостаточно. Потребности наши велики.

— Если не добьемся желаемого, нам придется думать не только об обороне Сэй, но и о защите всей Империи Ва. Попробуем собрать армию, продвигаясь на юг. Вопрос в том, сколько мужчин захотят последовать за нами. Они и составят костяк армии.

— Господин! — вдруг обратился Комавара. — Вы покинете Сэй… Вдруг осознав наивность сказанного, Комавара густо покраснел. Он был явно смущен.

Сёнто ответил абсолютно спокойным голосом:

— Я не желаю покидать Сэй, господин Комавара, но если бросить крошечную армию на огромные силы варваров, ничего хорошего из этого не выйдет. Если наши шаги будет осмотрительны, а мужество непоколебимо, мы сможем замедлить продвижение варваров, чтобы успеть собрать армию на юге. Я — правитель Сэй и не стал бы предпринимать такие жесткие меры, если бы не угроза всей Империи. Если Император и воины Сэй не будут защищать границы и Империю, тогда должны действовать мы.

Я считаю, господин Комавара, что жители Сэй будут в безопасности. У хана нет достаточно воинов, чтобы захватить Сэй и преследовать нас в южном направлении, прорваться во внутренние провинции. Если Ботахара посмеется над нами, армия варваров пролетит через всю провинцию Сэй, обронив несколько листков.

Наступила длительная тишина.

— Простите мою несдержанность, — произнес Комавара, — я осрамил Дом Комавара. Прошу простить меня. — Он передвинул меч за поясом. — Но есть еще один вопрос, который я хочу задать, рискуя снова показаться наивным. А что произойдет, если варвары хотят завоевать только провинцию Сэй, а мы позволим им сделать это без боя?

Сёнто кивнул.

— Этот вопрос мы и сами часто задавали себе. Такой вариант, возможно, соответствует замыслам некоторых. Тогда Дом Сёнто и все его сторонники будут низвергнуты. Мы уверены, что если варвары хотят захватить только Сэй, то это произойдет осенью. Мы готовы отдать свои жизни… без сомнения.

Комавара кивнул.

— Я готов рисковать собственной жизнью во имя спасения Ва, но надеюсь, и Сэй будет спасена. Хотя у меня нет выбора.

— Каму-сум, — сказал Сёнто, — мы должны начать собирать флот, необходимый, чтобы отправиться на юг, а остальные суда уничтожить. Нельзя ничего оставлять врагам. Начните пересчет речных судов сейчас же.

Дворецкий кивнул, а Сёнто продолжал:

— Мы должны тщательно обдумать, как будем собирать армию на юге. Кто примет нашу сторону? Как только пересечем границу Сэй, Сын Неба попытается отстранить меня от командования армией. Кому поручат эту миссию? Генерал Яку, может быть, вы благодаря осведомленности и связям при дворе можете ответить на этот вопрос?

Яку кивнул. Сёнто продолжал говорить:

— Еще многое предстоит сделать. Мы должны предпринять последнюю попытку склонить на свою сторону знать Сэй в Праздник Первой Луны. Господин Комавара, вынужден просить вас еще раз подробно описать ваше путешествие в пустыне.

Холодный свет раннего северного утра пробивался сквозь тонкую бумажную ширму и отбрасывал тень руки Яку на письмо. Кисточка быстро мелькала в воздухе, но слова с трудом ложились на бумагу. Он снова обмакнул кисточку в чернила:

Мой дорогой брат, мне тяжело писать это письмо, но не только из-за нашего последнего неприятного разговора при расставании, о чем я крайне сожалею, но еще и потому, что я прибыл в Сэй, чтобы узнать и понять кое-что, чего ни ты, ни я даже не подозревали. Не знаю, как убедить тебя в правдивости моих слов, но я должен суметь все объяснить, Тадамото-сум. Клянусь отцом и матерью, что каждое написанное здесь мною слово — правда. Судьба Ва зависит теперь от твоего умения распознать истину. Сейчас представился тот редкий случай, когда очень многое зависит от интуиции одного-единственного человека.

Для высокопоставленных обитателей дворца правителя и частых его посетителей было устроено небольшое развлечение. Всего присутствовало около семидесяти человек.

Вечером все собрались послушать некоего старца. Лицо его было покрыто морщинами, он сутулился, будто всю жизнь трудился на рисовом поле. Одет старик был в очень простую, по деревенской моде сшитую одежду из грубой ткани, хотя когда-то этот человек был уважаемым ученым, поэтом, принятым при дворе рода Ханама. Давным-давно он уединился где-то далеко на севере. Выманить старика оттуда удалось только обещанием со стороны госпожи Кицуры и госпожи Нисимы подарить ему бочонок редкого вина от имени правителя Сёнто.

Старик, а звали его Судзуку, сидел на возвышении, напоминающем балкон. Позади него на шелковой занавеси был изображен закат и клин гусей, летящих к югу на фоне пурпурных облаков. Изящная икебана из засушенных листьев и веток кедра символизировала осень, а летящие гуси — письма, сообщения. Голос поэта утратил былую силу и глубину тембра, но красота и богатство его языка теперь значили куда больше.

Голос звучал мягко, тихо, размер стиха слышался как ненавязчивый, ритмичный стук дождя, а затем вдруг поэт переходил почти на песнопение. Сильные каденции вели и оживляли образы подобно тому, как барабанная дробь задает ритм танца.

Ранее для всех играла госпожа Кицура. Ее кузины, госпожи Нисимы, не было в зале, и если это и разочаровало некоторых, то вскоре разочарование прошло. Кицура Омавара могла удержать внимание самой критично настроенной аудитории без чьей-либо помощи. Теперь она заняла место среди слушателей, но на нее едва ли смотрели меньше, чем на поэта.

Собравшаяся здесь знать Сэй, офицеры, придворные, дамы и члены администрации в противоположность Кицуре являли собой унылое зрелище. И дело вовсе не в утонченности наряда или манерах Кицуры. Казалось, кровь в ее венах бежала быстрее, жизнь в ней бурлила и давала девушке способность испытывать удовольствие и восторг там, где это ускользало от других.

Она без труда похитила сердца всех присутствующих мужчин и завоевала восхищение женщин, несмотря на некоторое их сопротивление.

Генералу Яку Катте было труднее всех сосредоточиться на стихах. Он надеялся поговорить с одной-единственной дамой, на этот случай у него в рукаве был спрятан листок со стихотворением, с помощью которого Яку мечтал растопить холодность прекрасной госпожи. Когда Яку обнаружил, что Нисимы нет в зале, он почувствовал себя незадачливым поклонником, которому выразили презрение. Ситуация казалась абсурдной. Он старался прогнать мрачные мысли и с удвоенным усилием внимал очередному стиху старика.

Осень укрыла парчой холмы Ту,

Листья умирают так красиво,

Что печальная кончина человека тускнеет.

Стихи выходят из-под дрожащей руки,

Слова роняются с кисточки, Словно листья.

Не сомкнув глаз при первых лучах солнца,

Читаю стихи,

Не позволяя исчезнуть ни одному листу.

Падают капли жизни, капля за каплей,

Желтые с плакучей березы,

Кроваво-алые листья.

Я посылаю стихи со стаей гусей,

Летящих на юг. Но кто их получит?