«Революционное движение распространяется по всему полуострову с быстротой молнии… в Барселоне еще ничего не произошло, но на площадях, в общественных местах — перманентная революция»!
Но то была революция альянсистов, которая состоит в том, что непрерывно бьют в литавры, и которая именно поэтому «перманентно» стоит на «месте».
Одновременно всеобщая стачка была поставлена в порядок дня в Алькое. Алькой — молодой фабричный город, насчитывающий теперь около 30000 жителей, в котором Интернационал в бакунистской форме появился лишь год тому назад и очень быстро распространился. Рабочие этого города, до тех пор совершенно чуждые движению, охотно воспринимали социализм в любой форме, подобно тому, как это повторяется то здесь, то там в отсталых местечках Германии, где Всеобщий германский рабочий союз внезапно приобретает много свежеиспеченных приверженцев. Именно поэтому Алькой был избран местопребыванием бакунистской испанской федеральной комиссии. С деятельностью этой самой федеральной комиссии мы здесь и ознакомимся.
7 июля рабочее собрание постановляет объявить всеобщую стачку и на следующий день отправляет депутацию к алькальду (бургомистру) с предложением в 24 часа созвать фабрикантов и предъявить им требования рабочих. Алькальд Альборс, буржуазный республиканец, задерживает рабочих, вызывает войска из Аликанте, а фабрикантам советует не уступать, а забаррикадироваться в своих домах. Сам же он будет на своем посту. После совещания с фабрикантами, — мы следуем здесь официальному отчету федеральной комиссии альянсистов, датированному 14 июля 1873 г.[386], — он, обещавший вначале рабочим сохранять нейтралитет, выпускает прокламацию, в которой «оскорбляет рабочих и клевещет на них, становится на сторону фабрикантов и таким образом уничтожает право и свободу стачечников, провоцируя их на борьбу». Как могут благочестивые пожелания бургомистра уничтожать право и свободу стачечников, остается во всяком случае неясным. Как бы то ни было, но руководимые Альянсом рабочие объявляют через комиссию городскому совету, что если он не намерен сохранять обещанный нейтралитет по отношению к стачке, то, во избежание конфликта, ему было бы лучше сложить свои полномочия. Комиссия не была принята, и, когда она покидала ратушу, полицейские открыли огонь по безоружной толпе, мирно стоявшей на площади. Так, согласно альянсистскому отчету, началась борьба. Народ вооружился, завязалось сражение, длившееся будто бы «двадцать часов». С одной стороны — рабочие, число которых «Solidarite revolutionnaire» определяет в 5000, с другой стороны — 32 жандарма в ратуше, да еще несколько вооруженных человек в четырех или пяти домах на рынке; дома эти — по прусскому образцу, — были сожжены народом. Наконец, у жандармов истощились боевые припасы, и они вынуждены были сдаться.
«Не пришлось бы оплакивать так много жертв», — повествует отчет альянсистской комиссии, — «если бы алькальд Альборс не обманул народ: он сделал вид, что сдается, а затем малодушно приказал убить тех, кто, полагаясь на его слово, вошел в ратушу; и сам алькальд не был бы убит населением, пришедшим в справедливое негодование, если бы он не выстрелил в упор из револьвера в людей, арестовывавших его».
Каковы же были жертвы этой борьбы?
«Хотя мы и не имеем возможности точно подсчитать число убитых и раненых» (со стороны народа), «мы все же можем сказать, что их не менее десяти. В рядах нападавших насчитывается не менее пятнадцати убитых и раненых».
Это было первое уличное сражение, выдержанное Альянсом. В течение двадцати часов 5000 человек сражались против 32 жандармов и нескольких вооруженных буржуа и, после того как те расстреляли все свои патроны, одолели их, потеряв всего-навсего десять человек. Видимо, Альянс вдолбил своим последователям изречение Фальстафа о том, что «осторожность — наилучшее проявление храбрости» [Шекспир. «Король Генрих iv», часть 1, акт V, сцена четвертая. Ред.].
Разумеется, все сообщения буржуазных газет о всевозможных ужасах, о бесцельно сожженных фабриках, о массовых расстрелах жандармов, о людях, облитых керосином и подожженных, — чистейшие выдумки. Победившие рабочие, даже тогда, когда ими руководят альянсисты, девиз которых: «Бей, круши!», всегда обходятся даже чересчур великодушно со своими побежденными противниками, а последние поэтому приписывают им все те позорные деяния, которые сами они никогда не преминут учинить в случае победы.
Итак, победа была одержана.
«В Алькое», — ликует «Solidarite revolutionnaire», — «наши друзья, в числе 5000 человек, стали господами положения».
Как же воспользовались эти «господа» своим «положением»?
Об этом не говорят нам ни слова ни отчет Альянса, ни альянсистская газета; мы вынуждены обратиться к обычным газетным сообщениям. Из них мы узнаем, что в Алькое был тотчас учрежден «комитет благосостояния», то есть революционное правительство. Правда, альянсисты на своем конгрессе в Сент-Имье, в Швейцарии, 15 сентября 1872 г. постановили, что «всякая организация политической, так называемой временной или революционной власти может быть лишь новым обманом и оказалась бы столь же опасной для пролетариата, как все ныне существующие правительства». Члены заседающей в Алькое испанской федеральной комиссии также употребили все усилия к тому, чтобы эта резолюция была принята и съездом Интернационала в Испании. И вот, несмотря на все это, мы обнаруживаем, что Северино Альбаррасин, член этой комиссии, а по некоторым сведениям и Франсиско Томас, ее секретарь, были членами этой временной и революционной правительственной власти — алькойского комитета благосостояния!
Что же делал этот комитет благосостояния? Какие принял он меры к тому, чтобы осуществить «немедленное полное освобождение рабочих»? Комитет запретил всем мужчинам выезжать из города, между тем как женщинам это было разрешено, если только они… имели паспорта! Противники всякой власти вводят снова паспорта! И в остальном — абсолютная беспомощность, растерянность и неэнергичность.
Между тем из Аликанте приближался с войсками генерал Веларде. У правительства было достаточно причин желать покончить с местными восстаниями в провинциях без всякого шума. А у «господ положения» в Алькое было достаточно причин желать выбраться из положения, в котором они не знали, что делать. Так что роль депутата Серверы, служившего посредником, была легкой. Комитет благосостояния сложил свои полномочия, войска 12 июля вступили в город без всякого сопротивления, и единственным обещанием, которое за это было дано комитету благосостояния, была … всеобщая амнистия. Альянсистские «господа положения» еще раз благополучно вышли из тупика. Этим и кончилась алькойская авантюра.
В Санлукар-де-Баррамеда, близ Кадиса, сообщает нам отчет Альянса,
«алькальд закрывает помещение Интернационала и вызывает гнев рабочих своими угрозами и своими непрестанными посягательствами на личные права граждан. Избранная комиссия требует от министра, чтобы соблюдалась законность и было открыто произвольно закрытое помещение. Г-н Пи соглашается на это в принципе… но уклоняется от выполнения на деле; рабочим становится ясно, что правительство намерено систематически подвергать опале их Товарищество; они смещают всех представителей местной власти и назначают на их место новых, которые вновь открывают помещение Товарищества».
«В Санлукаре… народ является господином положения!» — торжествует «Solidarite revolutionnaire». Альянсисты, которым и здесь тоже пришлось вопреки их анархическим принципам образовать революционное правительство, не знали, что делать со своей властью. Они тратили время на пустые споры и бумажные резолюции; а когда генерал Павиа, взяв Севилью и Кадис, послал 5 августа в Санлукар несколько рот из бригады Сориа, — то он… не встретил никакого сопротивления.
Таковы геройские подвиги, совершенные Альянсом там, где у него не было никаких соперников.
