ЗА ПОЛЬШУ[462]

В Лондоне и в этом году торжественно отмечалась годовщина польского восстания 22 января 1863 года. В собрании приняли участие многие наши немецкие партийные товарищи; некоторые из них выступали с речами, в том числе Энгельс и Маркс.

«Здесь уже говорили, — сказал Энгельс, — о тех причинах, которые побуждают революционеров всех стран симпатизировать делу Польши и выступать в его защиту. Лишь об одном забыли упомянуть, а именно о том, что политическое положение, в которое поставлена Польша, насквозь революционно, что оно не оставляет Польше иного выбора, как быть революционной или погибнуть. Это обнаружилось уже после первого раздела, вызванного стремлением польского дворянства сохранить такую конституцию и такие привилегии, которые уже утратили право на существование и которые приносили стране вред, нарушая общий порядок, вместо того, чтобы сохранять спокойствие и обеспечивать прогрессивное развитие. Уже после первого раздела часть дворянства признала эту ошибку и пришла к убеждению, что Польша может быть восстановлена лишь путем революции; и 10 лет спустя мы смогли увидеть, как поляки боролись за свободу в Америке. Французская революция 1789 г. тотчас же нашла свой отклик в Польше. Конституция 1791 г., провозгласившая права человека и гражданина, стала знаменем революции на берегах Вислы, сделав Польшу авангардом революционной Франции, и как раз в тот момент, когда три державы, однажды уже ограбившие Польшу, объединились, чтобы пойти на Париж и задушить революцию. Разве могли они допустить, чтобы в центре коалиции прочно свила себе гнездо революция? — Ни в коем случае. Снова бросились они на Польшу, на этот раз с намерением окончательно лишить ее национального существования. То обстоятельство, что Польша развернула революционное знамя, явилось одной из главных причин ее порабощения. Страна, которую искромсали на куски и вычеркнули из списка народов за то, что она была революционной, не может уже нигде искать спасения, кроме как в революции. И поэтому во всех революционных боях мы встречаем поляков. Польша поняла это в 1863 г. и провозгласила во время того восстания, годовщину которого мы сегодня чествуем, самую радикальную из всех революционных программ, когда-либо выдвигавшихся на востоке Европы. Было бы смешно, основываясь на существовании польской аристократической партии, считать польских революционеров аристократами, желающими восстановить аристократическую Польшу 1772 года. Польша 1772 г. погибла навеки. Никакая сила не в состоянии поднять ее из гроба. Новая Польша, которую поставит на ноги революция, в общественном и политическом отношении будет столь же коренным образом отличаться от Польши 1772 г., как новое общество, навстречу которому мы стремимся, от современного общества.

Еще несколько слов. Никто не может безнаказанно порабощать какой-либо народ. Три державы, уничтожившие Польшу, тяжело наказаны. Взгляните на мое собственное отечество, на Пруссию-Германию. Под фирмой национального объединения мы присоединили к себе поляков, датчан и французов, — и теперь у нас три Венеции[463]; повсюду у нас враги, мы отягощаем себя долгами, налогами, чтобы содержать бесчисленное количество солдат, которые должны вместе с тем служить и для подавления немецких рабочих. Австрия, даже официальная, прекрасно знает, чего ей стоит ее кусочек Польши. Во время Крымской войны Австрия готова была выступить против России при условии, что будет занята и освобождена русская Польша. Но это не входило в планы Луи-Наполеона, а еще менее — в планы Пальмерстона. Что же касается России, то мы видим: в 1861 г. там вспыхнуло первое серьезное движение среди студентов, тем более опасное, что народ повсюду был в сильном возбуждении вследствие освобождения крепостных крестьян. Что же сделало русское правительство, которое отлично видело опасность? — Оно вызвало в Польше восстание 1863 года; ибо доказано, что это восстание — дело его рук. Движение среди студентов, глубокое брожение в народе тотчас исчезли и уступили место русскому шовинизму, который захлестнул Польшу, когда дело пошло о сохранении в Польше русского господства. Так погибло первое значительное движение в России вследствие пагубной борьбы с Польшей. Восстановление Польши поистине в интересах революционной России, и я с радостью услышал сегодня вечером, что это мнение совпадает с убеждениями русских революционеров» (которые высказались в этом смысле на собрании[464]).

Маркс сказал приблизительно следующее. Рабочая партия Европы решительнейшим образом заинтересована в освобождении Польши, и первая программа Международного Товарищества Рабочих говорит о восстановлении Польши, как об одной из целей рабочей политики[465]. Каковы причины этого особого сочувствия рабочей партии к судьбам Польши?

Прежде всего, разумеется, симпатии к порабощенному народу, который непрерывной героической борьбой против своих поработителей доказал свое историческое право на национальную независимость и самоопределение. Нет решительно никакого противоречия в том, что интернациональная рабочая партия добивается восстановления польской нации. Наоборот: лишь после того, как Польша вновь завоюет свою независимость, лишь тогда, когда она будет снова распоряжаться своей судьбой как самостоятельная нация, — лишь тогда для нее снова начнется процесс внутреннего развития и она сможет содействовать социальному преобразованию Европы как самостоятельная сила. Пока жизнеспособный народ скован чужеземным захватчиком, он по необходимости направляет все свои силы, все свои стремления, всю свою энергию против внешнего врага; и пока его внутренняя жизнь остается таким образом парализованной, он не в состоянии бороться за социальное освобождение. Ирландия, Россия под монгольским игом и т. д. дают этому положению яркие доказательства.

Другой причиной симпатии рабочей партии к возрождению Польши является особенность ее географического, военно-стратегического и исторического положения. Раздел Польши — вот та цепь, которая сковывает между собой три большие военные деспотии: Россию, Пруссию и Австрию. Лишь восстановление Польши может разорвать эту связь и тем самым смести величайшее препятствие, стоящее на пути к социальному освобождению европейских народов.

Но главная причина симпатии рабочей партии к Польше состоит в следующем: Польша — не только единственный славянский народ, но и единственный европейский народ, который сражался и сражается как всемирный солдат революции. Польша проливала свою кровь в американской войне за независимость; се легионы сражались под знаменем первой французской республики; в 1830 г. она своей революцией предотвратила нашествие на Францию, которое решили тогда предпринять участники раздела Польши; в 1846 г., в Кракове, Польша первой в Европе водрузила знамя социальной революции; в 1848 г. ее сыны принимают выдающееся участие в революционных боях в Венгрии, Германии и Италии; наконец, в 1871 г. она дает Парижской Коммуне лучших генералов и самых героических солдат.

В те короткие мгновения, когда народные массы Европы могли дышать свободно, они вспоминали о том, чем они обязаны Польше. После победоносной мартовской революции в Берлине в 1848 г. первым действием народа было освободить польских заключенных — Мерославского и его товарищей по страданиям — и провозгласить восстановление Польши; в Париже, в мае 1848 г., Бланки возглавил рабочих, выступивших против реакционного Национального собрания, чтобы принудить его к вооруженному вмешательству в защиту Польши; наконец, в 1871 г., когда парижские рабочие конституировались как правительство, они почтили Польшу тем, что доверили ее сынам военное командование своими боевыми силами.

И в настоящий момент германская рабочая партия отнюдь не даст ввести себя в заблуждение реакционными выступлениями польских депутатов в германском рейхстаге; она знает,что эти господа действуют не в интересах Польши, а в своих частных интересах; она знает, что польский крестьянин, рабочий, одним словом, каждый не ослепленный сословными интересами поляк, должен понять: Польша имеет и может иметь в Европе лишь одного союзника — рабочую партию[466]. — Да здравствует Польша!