В платоновском «Евтидеме», описывающем события 408–405 годов до н. э., Сократ знакомит молодого Клиния с двумя приезжими софистами, братьями Евтидемом и Дионисодором. По просьбе Сократа они демонстрируют свою ловкость в словесных перепалках и спустя какое–то время полностью запутывают и Клиния и его друзей. После этого начинаются обиды тех присутствующих, которые хоть и не согласны с оценками софистов, тем не менее не могут вести диалог с ними на равных и потому оценивают их деятельность по научению искусству красноречия и управления обществом как вредоносную, как уничтожение и порчу юношества. Заступаясь за софистов, Сократ говорит возмущенным афинянам следующее:

«Ктесипп, мне кажется, нам надо принять от наших гостей (софистов — прим. автора) их речи, коль скоро они желают их нам подарить, и мы не должны спорить с ними из–за их имен (имен, то есть определений — прим. автора). Если им дано так губить людей, что из дурных и неразумных они могут сделать достойных и благоразумных, то сами ли они изобрели это или от кого другого научились такому уничтожению и порче, с помощью которых они, разрушив скверного человека, воскрешают его хорошим, если они это умеют (а ведь ясно, что умеют: они заявили, что их недавно обретенное искусство как раз и состоит в том, чтобы делать дурных людей хорошими), то давайте уступим им в этом: пусть они погубят нам мальчика и сделают его разумным, а также всех нас. Если же вы, молодые, боитесь, то пусть опасность коснется меня, как это бывает с карийцами; ведь, поскольку я стар, я готов рискнуть и предоставить себя нашему Дионисодору как колхидской Медее. Пусть он погубит меня и, если хочет, сварит живьем и сделает другое что–либо со мной по желанию, лишь бы я только стал хорошим» [39]. А после этих слов Сократа устыженная молодежь говорит, что она ничего не боится и готова сама подвергнуться софистической экзекуции.

В этом платоновском диалоге «Евтидем» важно даже не то, что Сократ открыто предлагает афинским юношам пойти на некую порчу к заезжим иностранцам–софистам, а то, что в ходе полемики Сократ несколько раз подчеркивает свою мысль, что афинским юношам, раз они хотят чему–то научиться, следует обязательно измениться, стать другими [40]. И эти советы Сократа юношам легко идти на изменение тех своих ментальных подходов, что вырабатывались в них семьей, гимнасиями и палестрами, всем афинским обществом в целом, так же не могли не восприниматься его современниками (тем более во время тяжелейшей Пелопоннесской войны) иначе как развращение молодежи, превращение их в таких ментально и идеологически других, что могли становиться опасными для того политического строя их отцов, что являлся демократическим.

Отдавая должное высокой разумности поведения Сократа, можно не сомневаться, что сам философ понимал опасность своей деятельности не только для своего демократического общества, но и для себя лично. Так, в платоновском диалоге «Гиппий Больший», высмеивая стремление софиста Гиппия заработать на обучении молодежи умению красноречия и добродетели управления людьми, Сократ язвительно спрашивает его, почему же, часто бывая в Спарте, где граждане очень гордятся своим стремлением к добродетели, Гиппий так ничего и не заработал, философ получает весьма показательный ответ. Гиппий отвечает: «Виной всему то, что в Лакедемоне запрещено изменять законы и учить сыновей вопреки установившимся обычаям» [41].

Так вот, этим самым «учить сыновей вопреки установившимся обычаям и готовить их к изменению неразумных законов», с нашей точки зрения, как раз и занимался всю свою сознательную жизнь сын Софрониска. Занимался, не боясь того, чего убоялся даже один из самых активных софистов Эллады! Посвятив около сорока лет своей жизни ежедневному общению с наиболее активной и амбициозной частью афинской молодежи, Сократ на самом деле так существенно перестраивал их сознание в антитрадиционную и потому объективно антидемократическую сторону, что судебное определение этого как «развращение юношества и отвлечение его от отцов» довольно точно описывало имеющуюся ситуацию.

Отсюда неудивительно, что спустя какое–то время, данная деятельность Сократа, направленная на то, чтобы посредством своих маевтических бесед изменять мышление и взгляды афинского юношества так, чтобы они превращались в ментально других, попала под пристальное общественное наблюдение и даже была признана откровенно вредоносной. И самым первым случаем именно такой общественной оценки результатов общения Сократа с афинским юношеством стала знаменитая комедия «Облака» Аристофана.

Рассмотрев в предшествующей главе специфику взаимоотношений Сократа с афинским юношеством, самое время еще раз подчеркнуть: одним из тех обвинений, которые впоследствии были предъявлены Сократу на суде, было как раз обвинение Сократа в так называемом «развращении молодежи», под которым подразумевалось: личное общение юношей с философом имеет своим следствием то, что они перестают уважать мнения своих отцов и ведут себя вопреки как их указаниям, так и общепринятым в Афинах нормам поведения, в том числе политическим.

В связи с этим, необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что еще задолго до начавшегося в 399 году до н. э. «дела Сократа», Сократ был осужден и даже убит… в комедии Аристофана «Облака», увидевшей свет еще в 422 году до н. э. Причем, той главной причиной, что привела к виртуальной гибели Сократа, явилось как раз его общение с неким афинским юношей Фидиппидом.

Ввиду явного сходства этих двух разделенных целой четвертью века обвинений, напрашивается мысль о том, что итоговое обвинение 399 года до н. э. было, видимо, все–таки обоснованным, и Сократ действительно все эти годы продолжал свою кажущуюся столь опасной полису деятельность по проведению маевтических бесед с молодежью. Впрочем, данный факт не является для нас какой–то новостью — в главе выше мы видели, что сам Сократ никогда и не скрывал своего стремления общаться с молодежью. Примечательно другое: то, что будучи казненным в комедии Аристофана в 422 году до н. э., Сократ сумел после этого популяризовывать свои взгляды целых двадцать пять лет, вплоть до своего осуждения уже официального!

И в качестве авторской гипотезы хочется предположить следующее: то, что деятельность Сократа была пресечена так поздно, было связано как раз с тем, что «холостой выстрел» по философу — комедия Аристофана «Облака» — был произведен исторически и социально слишком рано, когда афинское общество в целом еще не смогло осознать всю социальную направленность и оппозиционность идей Сократа. И вовремя предупрежденный Сократ сумел правильно его оценить и таким образом перестроить свою деятельность, чтобы продолжать свои философские штудии без явного противопоставления себя и своих рассуждений демократическому демосу.

Соответственно, в рамках данной работы видится необходимость не столько рассмотреть саму антисократовскую комедию Аристофана «Облака», сколько понять как ее социальную направленность, так и реакцию на нее как афинского общества, так и самого Сократа. Причем, говоря о реакции на данную комедию Сократа, следует заметить, что она прямо противоречит мифу о полной отстраненности Сократа от всех окружающих его событий, отсутствие какой бы то ни было реакции на обидные для философа действия или слова [1]. Более того, она прямо противоположна высказыванию Диогена Лаэрция о том, что Сократ умел не обращать внимания на насмешников, а также утверждал: «Надо принимать даже насмешки комиков: если они поделом, то это исправит человека, если нет, то это его не касается» [2].

И вот на фоне всех этих свидетельств в биографии Сократа совершенным особняком стоит то описание поведения Сократа, которое имеется в «Пире» его ученика Ксенофонта, где великий философ, как нам представляется, впервые показан не готовым к ведению полемики на тему освещения своей деятельности как раз в «Облаках» Аристофана. Причем, к ведению полемики, как говорится, «на личную тему», к полемике относительно того, чем, собственно говоря, занимается сам Сократ.