Народное собрание осуществляет верховную власть во всех делах. Ни одна должность такой верховной власти не имеет ни в каком деле или же, в крайнем случае, в самом ограниченном круге дел. В главнейших делах власть принадлежит Совету, который является наиболее демократическим из всех правительственных учреждений.
Что же касается должностей, то ни одна из них не может быть пожизненной, а если какая–то из них остается таковой по причине какого–либо давнишнего переворота, то следует лишить ее значения и замещать ее уже не путем выборов, а по жребию» [3].
Как можно увидеть, ориентация на тотальную жеребьевку должностей была глубоко осознана и обоснована. И цель этой процедуры Аристотель называл прямо: «Любой способ избрания по жребию должностных лиц должен обеспечивать участие всех (выделено автором) граждан в политике». Аристотель прямо требует от граждан всячески поддерживать систему жеребьевок. «Равным следует уступать место равным в должностях так, как будто они подобны друг другу помимо равенства в своей власти» [4]. Проще говоря, если уж люди и не равны по своей природе, следует сделать их равными, хотя бы установив право равного доступа к должностям, благодаря жеребьевке.
Отмечая, что в политической жизни демократических Афин действительно принимали участие практически все граждане, не следует принимать на веру иногда присутствующее в литературе мнение о том, что все античные граждане были людьми грамотными, хорошо образованными и высокоодаренными. Известно, что даже в самый расцвет афинской демократии находились люди, которые, участвуя в заседаниях Народного собрания, даже не могли написать имя современного им выдающегося политического деятеля Аристида [5]. А посетившему заседание Народного собрания Афин скифскому мудрецу Анахарсису сразу бросилось в глаза, что «у эллинов говорят умные, а дела решают дураки».
Констатируя отражающийся в источниках (особенно в комедиях) в общем–то не очень высокий интеллект среднего гражданина полисов, следует вполне согласиться с Ф. Х. Кессиди в том, что понижению интеллектуального уровня афинского народа способствовало также то обстоятельство, что подавляющее большинство Народного собрания, Совета Пятисот, Гелиэи и ряда других должностей определялись по жребию. Некомпетентность, отсутствие профессионализма в названных учреждениях — один из главных недостатков прямой (радикальной) демократии [6].
Однако, отмечая некомпетентность и отсутствие управленческого профессионализма у большинства полисных граждан, мы должны сразу отразить такую особенность полисного общественного сознания, как то, что этот факт:
— во–первых, изначально осознавался самими античными гражданами;
— во–вторых, он осознавался не как проблема, а как такая специфика именно демократического устройства, без которой невозможно и само существование демократии.
Наш анализ античных авторов однозначно свидетельствует: В
общественном сознании античных демократических полисов профессионализм
должностных лиц и политиков ценился значительно ниже идеологической лояльности, верности самому демократическому строю. Например, Аристотель среди качеств, необходимых полисному магистрату, выделяет следующие: «Во–первых, должностное лицо должно сочувствовать
государственному строю. Во–вторых, иметь большие способности для исполнения должности. В-третьих, отличаться доблестью и справедливостью, соответствующими каждому виду государственного строя» [7]. Мы видим, что сочувствие строю гораздо важнее знаний. Сразу вспоминается понятие «революционная целесообразность» или «пролетарская сознательность», а также тот антитиранический психоз, что исследовался нами в предшествующих главах.
Что же касается положения о доблести и справедливости, то Аристотель в «Риторике» дает такую расшифровку этих достоинств: «Это сумма
справедливости, мужества, широты натуры, способности воздерживаться от денег, умеренности, великодушия, щедрости, рассудительности». Все эти качества, безусловно, не последние, но где же здесь знания и опыт? Их нет и в помине. И потому Аристотель вполне логичен, говоря далее: «В вопросе, касающемся военной власти, лучше всего избирать опытного, нежели добродетельного, но в вопросах, касающихся сохранности сумм и распоряжения казной, требуется добродетель, большая, чем у большинства, а знания, которые потребны — общее достояние» [8].
Выделим особо эти слова Аристотеля, несомненно отражающие общее мнение граждан демократического полиса: знания, которые потребны при исполнении должностей, связанных с распоряжением средствами, а это практически все должности, являются общим достоянием. Исходя из этих слов, совершенно очевидно, что знания — это элемент второстепенный по отношению к общей порядочности и верности своему политическому строю.
Все приведенное выше — вовсе не выдумка Аристотеля, как известно, заставшего уже кризис демократических Афин. Современник Сократа и расцвета афинской демократии, известный нам как Псевдо — Ксенофонт, писал практически так же: «Здесь, в Афинах, считают, что невежество, грубость и благожелательность простого человека скорее принесут пользу, чем достоинство, мудрость и недоброжелательность благородного» [9]. Совершенно также рассуждал и оратор–демократ Клеон, современник Сократа: «В государственных делах наличие благонамеренности гораздо полезнее умствования, связанного с вольномыслием. Поэтому более простые и немудрящие граждане гораздо лучше образованных».
Стратег Перикл в своей знаменитой речи о величии афинской демократии с особой гордостью отмечал следующее обстоятельство: «Низкое общественное положение не препятствует простому человеку занять высшую государственную должность, если он может принести пользу полису. И это является не законом, а одним из не писаных общественных правил, нарушение которых все считают постыдным. Поэтому все граждане полиса, несмотря на все свои занятия частными делами, могут неплохо разбираться в политике и потому одновременно занимаются общественными и частными делами» [10].
И ему буквально теми же словами вторит Платон: «Власть в государстве (афинском — прим. автора) преимущественно находится в руках большинства, которое неизменно передает должности и полномочия тем, кто кажутся лучшими, причем ни телесная слабость, ни бедность, ни безвестность предков не служат поводом для чьего–либо отвода, да и противоположные качества не являются предметом почитания, как в других городах, существует только одно мерило: властью обладает и правит тот, кто слывет доблестным или мудрым. В основе такого государственного устройства лежит равенство по рождению. В других городах собраны самые различные люди, поэтому их государственные устройства отклоняются от нормы — таковы тирании и олигархии; города эти населяют люди, считающие других либо своими господами, либо своими рабами. Мы же, и все наши люди, будучи братьями, детьми одной матери, не признаем отношений господства и рабства между собой; равенство происхождения заставляет нас стремиться к равным правам для всех, основанным на законе, и повиноваться друг другу лишь в силу авторитета доблести и разума» [11].
При таком количестве вполне авторитетных свидетельств, у нас нет никаких оснований не доверять истинности, реальности данной картины. При той простоте требований к должностным лицам, деятельности, носившей публично–управленческий характер, специально придавался такой примитивный характер, что с ними мог справиться любой полуграмотный крестьянин. Тем самым в общественном сознании формировалось восприятие власти в виде дела не более сложного, чем обычное управление собственным хозяйством, задавалась психологическая установка на готовность любого гражданина к осуществлению властно–управленческих функций.
Так, тесная связь государственной деятельности и хозяйственной видна в ксенофонтовском «Разговоре о необходимости образования», относящемся к блоку «Апология Сократа». Ксенофонт, перечисляя то, что, по мнению Сократа, относилось к признаку хороших способностей человека, говорит следующее: «Быстрое усвоение человеком предмета, который его занимал, запоминание всего выученного и интерес ко всем тем знаниям, что помогают вести домашнее хозяйство, управлять государством и вообще уметь пользоваться людьми и действиями людей. Кто получил такое образование, думал он, будет не только сам счастлив и будет хорошо вести свое хозяйство, но может и других людей и целые государства делать счастливыми» [12].
