— Лежать, — шепнул он Рексу и ужом вполз в траву. Около реденького кустика Виктор замер. Приподнял голову. Огляделся. Метрах в десяти — два нахохлившихся силуэта. Виктор осторожно привстал — никто ничего не заметил. Тогда он сел на корточки и замер, закутавшись в плащ-палатку. Прошла минута… другая… Вдали от Виктора силуэты изредка передвигались, а те, что рядом, то ли спали, то ли были слишком бдительны.

«Через полчаса рассвет, — лихорадочно соображал Виктор. — Что же делать? Меня все равно вычислят. Хорошо, если это наши. А если немцы? Нет, надо действовать! Пока темно, хоть один шанс, но есть. Придется брать «языка». Если русский — простит, если немец — разберемся».

Виктор уже приметил один силуэт, замерший чуть поодаль. Мягко привстав, он скользнул к этому силуэту, в последний момент услышал шелестящее: «Штиль!» — и, уже не сомневаясь, нанес такой сокрушающий удар в челюсть, что силуэт мгновенно исчез в траве. Виктор тут же занял его место.

Сидящие ближе к воде оглянулись и укоризненно покачали головами. Виктор виновато развел руками.

Когда все успокоилось, он забил немцу кляп и тихо-тихо, буквально по сантиметру, начал подтаскивать его к кустам. К счастью, его уже ждали: Мирошников и еще двое разведчиков подхватили немца и потащили в глубь леса.

Допрос был коротким. Немец сразу понял, с кем имеет дело, и без лишних слов сообщил, что два взвода автоматчиков окружили засевших в фольварке русских диверсантов. Вчера им предъявили ультиматум: если не сдадутся до рассвета, их сожгут огнеметами. Это проще простого: ведь патроны у русских давно кончились и отбиваются они лишь гранатами.

Как только из-за леса брызнули первые лучи солнца и стал хорошо виден расположенный за речонкой фольварк, на зябнувшие всю ночь силуэты обрушился такой яростный огонь, что они, так и не успев ничего понять, остались лежать на травянистом берегу. Приготовившиеся к последнему бою разведчики не сразу поверили в свое спасение: некоторые так и замерли с гранатами в руках, готовые подорваться, но не сдаться в плен.

— Пятнадцать человек, — быстро пересчитал Громов. — Вы лейтенант Ершов?

— Так точно.

— Где остальные?

— Там, — кивнул куда-то на запад лейтенант. — Мы их схоронили.

— Как случилось, что обе группы оказались в этом фольварке?

— Случайно. Здесь мелкая речка, можно перейти вброд.

— Что с рацией?

— Разбита.

— Что успели сделать?

— Все, что было приказано, — похлопал по планшету лейтенант.

— Отлично. Идти можете?

— Могу. Но трое не могут.

— Понесем. Вперед, быстро!

Когда перебрались через речку и углубились в лес, Санька достал из-за пазухи пилотку и протянул лейтенанту.

— Наденьте, а то застудитесь.

— Пилотка? Моя? — удивился лейтенант. — Откуда?

— Спросите у него, — кивнул Санька на бегущего рядом с Громовым Рекса. — Если бы не он, не видеть бы этой пилотке головы хозяина.

— Да ты что?! Ну, псина, век не забуду! — попытался он погладить Рекса, но тот увернулся и прибавил шагу. — Ишь ты какой… — растерялся лейтенант.

— Он — солдат, — на ходу бросил Громов, — и, как всякий солдат, не любит фамильярностей.

— Правильно, — убежденно кивнул лейтенант. — Я тоже не люблю, когда хлопают по плечу или, как мальчишке, ерошат волосы.

В этот миг солнце окончательно выбралось из-за туч и ярким золотом высветило вековые сосны.

— Рассвет, — сбил на затылок пилотку лейтенант. — Надо же, дожил до еще одного рассвета. Вот уж о чем не думал, не гадал.

— Не о том вы думаете, товарищ лейтенант, — как бы между прочим заметил Санька. — Совсем не о том.

— Как это? — не понял лейтенант. — Я о жизни думаю.

— А надо — о тушенке. Или о куске хорошей колбасы.

— Да я вроде не голодный.

— Вы-то нет. А ваш спаситель? Смотрите, даже бока запали, да и язык — чуть не до земли. А еще говорили: век не забуду. Он ведь все понял. Собаки не люди, «спасибом» не отделаешься.

Лейтенант покраснел до кончиков ушей, начал рыться в карманах и неожиданно для всех извлек… карамельку.

— Надо же, завалялась, — еще больше покраснел он. — Я сладкое люблю. С детства. Может, возьмет?

— А вы предложите, — неожиданно остановился Громов и подозвал Рекса. — Вообще-то он ест только из моих рук, но иногда, в знак особого расположения…

Лейтенант сорвал бумажку, тщательно очистил конфету от прилипших лоскутков и просительно протянул Рексу.

— Пожалуйста. У меня больше ничего нет. Я, и правда, век не забуду, — прижал он к груди руку.

«Боже мой! — внутренне содрогнулся Виктор. — И таких посылают на войну. Ведь мальчишка же, совсем мальчишка. Правда, у этого мальчишки орден и две медали. Но все равно мальчишка».

А Рекс, умница Рекс, будто понимая, чего от него ждут, и, уж во всяком случае, безошибочно чувствуя состояние стоящего перед ним человека, посмотрел на хозяина и слизнул конфету.

— Будете друзьями, — неожиданно для себя взъерошил волосы лейтенанта Громов.

А тот, забыв обидеться, счастливо улыбнулся и, щурясь от солнца, чуть ли не вприпрыжку бросился догонять удаляющуюся цепочку разведчиков.

XXIX

Полтора месяца пролетели как один день. И хотя армия не выходила из боев, расширяя Кюстринский плацдарм, штурмуя Зееловские высоты, форсируя Шпрее, сражаясь за каждый берлинский дом, лишь в тоннеле метро до Виктора дошло, где он и какой пройден путь. Дорогой, очень дорогой ценой приходилось платить за улицы и площади Берлина. Снова самой дефицитной стала должность командира взвода, да и командиры рот были наперечет. И тогда командарм принял решение ставить во главе штурмовых групп штабных офицеров — другого выхода просто не было. Одну из таких групп возглавил майор Громов.

— Мы, кажется, здесь? — ткнул он в схему метро.

— Здесь, — подтвердил Мирошников. — Называется — Цоо. Это что же будет по-нашему?

— Ну и ленив же ты, братец, — пожурил его Громов. — Почти четыре года имеешь дело с немцами и ничего, кроме «Хенде хох!», не знаешь. Цоо — это зоопарк.

— Вот оно что, — смутился Санька.

— Ларин! — крикнул в темноту тоннеля Виктор.

— Я здесь, — вспрыгнул на платформу Игорь.

— Наша цель — Потсдамская площадь. Ты идешь тоннелями, я — поверху. В том районе — бункер Гитлера. Защищают его не мальчишки, а эсэсовцы из личной охраны фюрера. Так что береги людей. На рожон не лезь.

— Есть! — козырнул Ларин и исчез в темноте.

Когда группа Громова, забросав гранатами немецкий заслон, вырвалась из метро, в первый момент Виктор глазам не поверил: в прудах плавают лебеди, по газонам разгуливают жирафы, в кустах трубят слоны. Что за чертовщина?! Не сон ли это? Не мираж?! Нет, не мираж, решил он, увидев совсем рядом бегемота с застрявшей в боку неразорвавшейся минометной миной.

— Вперед! — скомандовал он.

Солдаты бросились вперед, но их встретил такой плотный пулеметный огонь, что пришлось залечь.

— Вон он, гад! Я его вижу, — жарко шептал Санька. — Надо обойти — и гранатами. Я сделаю. Разрешите?

— Не суетись, — приподнял голову Громов. — Видел за углом танки? Пулей — к ним и попроси подсобить огоньком.

— Лады, — ощерился Санька. — Это я мигом.

Через минуту на поляну выползла «тридцатьчетверка». Снаряд. Второй. Кубообразной формы каменное сооружение рухнуло, и пулемет умолк.

— За мной! — поднялся Громов.

У самых развалин его опередил Санька и первым влетел в пролом. За ним ворвались еще трое. И вдруг Виктор услышал не крик, а детский визг! С перекошенным лицом из развалин выскочил Санька, а за ним остальные.

— Т-туда н-нельзя, — выдавил Санька. — Там это… эти… как их…

Громов оттолкнул Саньку, нырнул в пролом и… тут же прирос к земле. Прямо на него шел огромный крокодил. Рядом волочил перебитый хвост серо-зеленый аллигатор. Виктор шагнул в сторону — и чуть не наступил на клубок змей.

— Мама родная, — ужаснулся он, — мы же расколошматили террариум.