Наклонившись к ней, так что она явственно различила вовсе не противный запах спиртного, примешивающийся к теплому дыханию Луиса, он шепнул:

— Один танец. Потом вы будете вольны уйти.

Он властно обнял ее за талию, когда оркестр заиграл знаменитую испанскую любовную песню. Но Эми не хотела обнимать его за шею, как того требовали правила танца. Она не хотела на него смотреть. Застыв на месте в его объятиях, не намеренная устраивать сцену, она ожидала, что он наконец поймет: танцевать с ним — это уж самое последнее, чего бы ей хотелось на земле.

Луис просто улыбался, забавляясь ее тщетными потугами изобразить холодность. Он медленно привлек ее к себе еще теснее, его рука по-хозяйски обвила ее талию… Он знал, чтоона не сможет против него устоять, так же как он сам не сможет устоять против нее.

Пульс у него участился, когда он ощутил прикосновение ее мягких округлых форм. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул аромат ее надушенных волос, вполне удовлетворенный отношениями, которые у него с ней установились. Если ее эти отношения не удовлетворяют, ну что ж, это ее беда.

Прекрасная женщина, которую он сейчас обнимал, выглядела сущим ангелом, с этими длинными золотистыми волосами, ясными синими глазами и дивным гибким телом. Но он-то знал правду. Она — притворщица и предательница. В окруженной всеобщим уважением молодой вдовушке можно было усмотреть что угодно, но только не честность и прямоту. Для него она была пылкой и безоглядной любовницей. То, что она лгунья и обманщица, не имело для него никакого значения. Ровно никакого. Пусть сердце из-за нее болит у какого-нибудь другого мужчины, а не у него. Чего он от нее хотел, то она ему и давала. И даст это сегодня ночью, охотно и самозабвенно. Луис выполнил первые па медленного чувственного танца. Выбора у Эми не было, и она последовала за ним, хотя левая ее рука так и висела плетью. Эми твердо решила сохранять полнейшее безразличие: пусть он поймет, что у нее нет ни малейшего намерения остаться с ним.

Но ее висок был прижат к его щеке. Ее глаза не отрывались от его бронзовой шеи, и когда он поднял руку, чтобы погладить ее обнаженное плечо, она почувствовала, что решимость ее начинает таять. И сколь ни обидно, ему каким-то образом это стало известно.

Капитан резко остановился посреди танца. Он отклонился назад, взглянул на нее горящими черными глазами, улыбнулся и сам закинул ее руки к себе на шею.

— Mi palomasita, — хрипло выговорил он. Его латинская кровь начинала закилать от ее близости. — Голубка моя, я хочу, чтобы ты осталась со мной, здесь. И ты хочешь остаться. Ты хочешь меня. Когда ты это признаешь?

Эми задумалась, уж не перебрал ли он слегка хмельного. На трезвую голову он нипочем не задал бы такой вопрос. Ну что ж, пусть получает ответ:

— El dia queme muerta. В день моей смерти!

—Ах, как это грустно, как грустно! — тихо пробормотал он, а потом беспечно улыбнулся.

Резкий ответ больно уязвил его, но он не желал, чтобы она это заметила. И решил: он заставит ее признать, отбросив всякий стыд, что она его хочет, и добьется этого еще до конца празднества.

— Вы делаете из меня посмешище, — укорила она его.

— Нет, миссис Парнелл, — возразил он, не отводя взгляда. — Это и в самом деле весьма печально. Я хочу вас. Я хочу услышать, как вы скажете, что тоже хотите меня. Но осталось так мало времени…

Он не договорил и пожал широкими плечами.

Сердце у Эми так и подскочило в груди. Он уезжает! В депеше от президента Хуареса, которую Луис получил четыре дня назад и о содержании которой ни словом не обмолвился, — в этой депеше находился приказ выступать в поход, на войну! И значит, этими словами он давал ей понять, что сегодня — его последняя ночь в Орилье!

Невольный трепет пробежал по всему телу Эми. Она нервно переступила с ноги на ногу и умудрилась нечаянно наступить на сапог Луиса. Она покачнулась и упала бы, если бы не уткнулась ему в грудь.

— Ох… простите… — извинилась она. — Я сегодня такая неловкая. Простите меня.

— Все в порядке. — Его голос звучал тихо и ровно. — Я вас держу. Я не позволю вам упасть.

В его глазах промелькнула непривычная теплота. Его руки подхватили Эми под мышками, и большие пальцы начали легко поглаживать с боков ее груди. Он привлек ее к себе еще теснее и ласково прижал лицом к своему твердому плечу. Эми не могла увидеть, какой бесенок резвится в глубинах этих переменчивых черных глаз. Она беспокойно облизнула губы:

— А… когда вы сказали, что осталось так мало времени… вы имели в виду…

— Шшш… — остановил он ее и прижался щекой к ее щеке. Эми чувствовала, как подрагивают его длинные ресницы, кончики которых касались ее лица, и понимала, что глаза у него закрыты.

— Если мне послан судьбой только один танец, чтобы побыть с тобой, — шепнул он, — позволь мне насладиться этой возможностью, пока я могу.

Эми автоматически кивнула, растревоженная необычной нежностью, звучавшей в его тоне, и собственными смешанными чувствами, которые она сама не вполне понимала.

У нее было такое ощущение, словно ее тело, минуту назад напряженное и застывшее, расслабляется и плавится в его руках, растекаясь по его телу. Он оказался искусным танцором: он вел ее плавно и уверенно, и подчиняться ему было легко. В совершенном единении, в бездумной слаженности каждого шага, они оба растворялись в медленном колдовском ритме испанской любовной песни.

Сомкнув руки на затылке Луиса, не открывая глаз, Эми невольно поддавалась впечатлению от трогательной мелодии баллады. Да и можно ли было ожидать другого, если она знала: эти мускулистые руки, которые держат ее так сильно, скоро уже не будут ее касаться.

Он уезжает!

Капитан Луис Кинтано завтра поднимется на заре и уедет… уйдет из ее жизни. Минуют несколько дней… или недель… и все пойдет так, словно его здесь никогда и не было. С течением времени ее ужасное чувство вины начнет понемногу ослабевать.

Все вернется на круги своя. Ее дни потекут в точности как раньше: до ужаса, до позора, до помрачения рассудка.

До капитана.

Жизнь по заведенному порядку. Респектабельность. Безопасность.

Одиночество.

Прекрасная любовная песня подошла к концу. Руки Луиса, до этого мгновения державшие Эми, опустились, и он сделал шаг назад.

— Я бесконечно наслаждался танцем, — галантно сообщил он, являя собой в этот момент образец учтивого испанского аристократа. Победительно улыбнувшись, он добавил: — Но теперь меня мучит жажда. А вас? Вам не хочется пить?

— Немножко, — призналась Эми, ясно сознавая, что она сейчас же должна вернуться в асиенду. Но желание остаться с ним было слишком сильным.

Мягко поддерживая под руку, Луис провел ее через буйную толпу к одному из столов с разнообразными напитками. Остановившись перед столом, где вперемешку располагались бутылки, полные, початые, пустые и вообще лежащие на боку, он спросил, доводилось ли ей когда-нибудь отведать текилы. Она покачала головой. Она никогда не пробовала ничего более крепкого, чем вино. Так она ему и сказала.

Луис потянулся за полной бутылкой текилы. Ему не потребовалось больших усилий, чтобы добиться согласия Эми сделать крошечный глоточек этого крепкого хмельного напитка, приготовляемого из могучего столетника-агавы. Луис налил полный стакан и подал ей, Эми немедленно поднесла стакан к губам и собралась уже сделать глоток.

Он рассмеялся и перехватил ее руку:

— Подожди. Нужно сделать все по правилам.

— По правилам?

— Дай мне левую руку.

Эми нахмурилась, но руку протянула. Луис насыпал ей на ладонь соли, взял со стола ломтик лимона и распорядился:

— Сначала нужно слизнуть соль с ладони, потом откусить кусок от этого лимона. А уж потом пей свою текилу.

Эми скептически покосилась на него, но высунула язык и осторожно коснулась рассыпанной по ладони соли. Луис протянул ей лимон, и она послушно откусила кусочек, отчего лицо у нее перекосилось. Он улыбнулся и жестом показал, что теперь можно пить. Она поднесла стакан к губам и, перевернув его донышком вверх, выпила всю текилу, словно то был лимонад. От ужаса глаза у нее расширились и начали слезиться. Она принялась отчаянно обмахиваться рукой, как веером, несколько раз судорожно вдохнула воздух и взглянула на Луиса с таким упреком, как будто он сыграл с ней очень скверную шутку.