Когда они закончили, сержант убрал бумаги в папку, прикрыл глаза и подавил зевок.

— Простите, — сказал он, пытаясь стряхнуть сонливость.

— Устали? — сочувственно спросила Дениза.

— Немного. Вечер выдался беспокойный.

Дениза заерзала на кровати.

— Я рада, что вы заехали. Спасибо за все. Вы себе не представляете, как это важно для меня...

Сержант Хаддл кивнул с таким видом, как будто слышал это не в первый раз.

— Такая уж у нас работа. И потом, у меня у самого дочка. Если бы она пропала, уж я бы заставил всех в радиусе пятидесяти миль бросить свои дела и искать ее. Поэтому вчера вечером меня не пришлось просить дважды.

Дениза в этом не сомневалась.

— Дочка? — переспросила она.

— Да. В понедельник ей исполнилось пять. Отличный возраст.

— Все возрасты прекрасны — по крайней мере мне так кажется. Как ее зовут?

— Кэмпбелл. Это девичья фамилия Ким, моей жены.

— У вас только один ребенок?

— Пока что да. Но через два месяца ожидается прибавление...

— Поздравляю. Мальчик или девочка?

— Еще не знаю. Пусть будет сюрприз.

Дениза кивнула и на мгновение закрыла глаза. Сержант Хаддл похлопал себя папкой по ноге и встал.

— Мне пора. Вам нужно отдохнуть.

Дениза приподнялась на кровати.

— Э... прежде чем вы уйдете... можно задать несколько вопросов? Утром была страшная суета... я так и не узнала, что и как. По крайней мере из первых уст.

— Разумеется, спрашивайте.

— Как вы сумели... ведь было так темно и шел дождь... — Она помедлила, подбирая слова.

— Как мы его нашли? — подсказал Хаддл.

Дениза кивнула.

Сержант взглянул на Кайла, который по-прежнему играл с самолетиком в углу.

— Хотел бы я сказать, что нам помогли опыт и тренировки, но на самом деле просто повезло. Чертовски повезло. Мальчик мог проблуждать на болоте несколько дней — ничего не было видно. Сначала мы понятия не имели, куда он направился, но потом Тейлор догадался, что Кайл пошел по ветру, чтобы молнии оставались у него за спиной. Конечно, он не ошибся. — Он кивком указал на Кайла — точь-в-точь как отец, который гордится сыном, забившим финальный гол, — и продолжил: — У вас славный парнишка, мисс Холтон. Он цел и невредим — и, в общем, обязан этим самому себе, а не нам. Большинство детей, которых я знаю, страшно перепугались бы — а Кайл нет. Даже удивительно.

Дениза задумалась.

— Подождите... Тейлор Макэйден?

— Ну да. Тот самый парень, который заметил вашу машину. Так что он вас обоих разыскал. Нашел Кайла в охотничьем укрытии, и мальчик не отпускал его, пока мы не приехали в больницу. Цеплялся за Тейлора точно краб.

— Тейлор Макэйден нашел Кайла? А я думала, это вы...

Сержант Хаддл взял шляпу.

— Нет, не я. Но отнюдь не потому, что плохо старался. Просто Тейлора как будто что-то вело к мальчику — не спрашивайте, что именно.

Дениза заметила синяки у него под глазами. Хаддл действительно был измучен; видимо, больше всего ему хотелось лечь и заснуть.

— Спасибо вам. Без вас Кайла, возможно, не было бы здесь.

— Не стоит благодарности. Люблю счастливые финалы.

Попрощавшись, сержант Хаддл вышел. Когда закрылась дверь, Дениза уставилась в потолок.

Тейлор Макэйден? Джуди Макэйден?

Она не верила в совпадения, но, в конце концов, все, что случилось вчера ночью, было сплошным совпадением. Гроза, олень, ремень безопасности на бедрах (она никогда раньше так не делала — и больше уж точно не сделает), Кайл, который куда-то ушел, когда мать была без сознания и не могла его остановить...

Все — включая Макэйденов.

Джуди пришла сюда, чтобы поддержать ее; Тейлор нашел машину. Джуди знала мать Денизы — Тейлор отыскал Кайла.

Совпадение? Судьба?

Что-то еще?

Вечером с помощью медсестры Дениза написала благодарственные записки Карлу и Джуди, а также общее письмо всем, кто принимал участие в поисках, адресовав его в пожарный департамент.

Потом она написала Тейлору Макэйдену — и невольно задумалась... 

Через три дня после спасения Кайла Тейлор Макэйден прошел под каменной аркой, служившей входом на Сайпрес-Парк — старейшее кладбище Идентона. Он прекрасно знал дорогу и пошел не по дорожке, а через лужайку, обходя памятники и надгробия. Некоторые из них были такими старыми, что дожди смыли с них надписи почти начисто. Раньше Тейлор останавливался, пытаясь разобрать их, но вскоре убедился, что это невозможно.

Сегодня он, впрочем, не обращал на них внимания. Тейлор шагал вперед и остановился, лишь когда оказался в тени огромной ивы. Здесь стоял могильный камень около тридцати дюймов высотой — простой гранитный прямоугольник с незатейливой надписью.

Могила поросла травой, но не была заброшена. На земле, в маленькой вазочке, стоял букет сухих гвоздик. Тейлору не нужно было гадать ни о том, сколько там цветов, ни о том, кто их принес.

Его мать принесла одиннадцать гвоздик — по одной за каждый год брака. Она приходила сюда с цветами в мае, в годовщину свадьбы, — так продолжалось уже двадцать семь лет. Джуди ни разу не обмолвилась об этом Тейлору, а тот не говорил ей, что ему известно о цветах. Он был доволен тем, что у матери есть секрет, — поскольку это помогало ему хранить свою тайну.

В отличие от Джуди Тейлор приходил на могилу отца не в мае. Эта дата принадлежала ей — тогда они в присутствии родных и близких поклялись друг другу в вечной любви. Сын бывал на кладбище в июне — в день смерти отца. Тейлору не суждено было его позабыть.

Как обычно, он пришел в джинсах и футболке, прямо с работы — выбрался во время обеденного перерыва. Никто не спросил, куда он идет, а Тейлор не стал объяснять. Это касалось только его.

Он наклонился и начал выдергивать высокую траву вдоль могилы, неторопливо прошел по всем четырем сторонам, пытаясь одновременно выкинуть из головы лишние мысли. Закончив, Тейлор провел пальцем по отполированному граниту. Простая надпись гласила:

МЭЙСОН ТОМАС МАКЭЙДЕН

ЛЮБЯЩИЙ ОТЕЦ И МУЖ

1936—1972

Год за годом Тейлор становился старше; теперь ему было столько же лет, сколько и отцу, когда тот погиб. Из испуганного маленького мальчика Тейлор превратился во взрослого мужчину. Впрочем, отцу суждено навсегда было запечатлеться в памяти сына таким, каким Тейлор видел его в тот последний, страшный день. Сколько ни старался, он не мог представить, как выглядел бы теперь Мэйсон Томас, если бы остался жив. В представлении Тейлора отцу всегда было тридцать шесть, ни больше ни меньше — таким он его помнил. В том числе по фотографиям.

Тейлор закрыл глаза, и перед ним предстал знакомый образ. Он не нуждался в фото, чтобы вспомнить, как выглядел отец. Впрочем, фотография стояла на каминной полке в гостиной, и Тейлор видел ее каждый день на протяжении двадцати семи лет.

Снимок сделали за неделю до случившегося — теплым июньским утром, рядом с домом. На фотографии отец сходил с заднего крыльца с удочкой в руке, направляясь на реку. Тейлор помнил, что сам он в этот момент возился в доме, собирая наживку и все остальное, что могло понадобиться. Мать, спрятавшись за машиной, окликнула отца, тот обернулся, и она его сфотографировала. Пленку отдали проявить, и благодаря этому она не погибла вместе с остальными снимками. Джуди забрала фотографию из проявки лишь после похорон — и расплакалась, когда взглянула на снимок, а потом убрала его в сумочку. Фото не представляло ничего особенного: Мэйсон с растрепанными волосами, в старой рубашке, — но, с точки зрения Тейлора, на нем отразилась самая суть отца, непокорный дух, который некогда покорил Джуди. Этот дух присутствовал в выражении лица, в блеске глаз, в расслабленной и одновременно настороженной позе.

Через месяц после смерти отца Тейлор выудил фотографию из сумочки Джуди и заснул, держа ее в руке. Мать вошла в комнату и обнаружила фото в крепко стиснутых детских пальцах. Оно было закапано слезами. На следующий день она заказала второй экземпляр, и Тейлор вставил его в самодельную рамочку. За все эти годы ему ни разу не приходило в голову ее сменить.