Паоло кивнул.

— Это когда он пришел убивать молодого хозяина. Я никогда не видел его в такой ярости. Ни в Зев'На, когда он был рабом, ни у Ворот, когда зиды вынудили его сражаться.

— Да. И в ту темнейшую из ночей, когда его возлюбленная супруга оказалась на краю гибели… Паоло, он не смог исцелить ее. Он даже не смог начать.

— Вот проклятье!

— С того дня он уже никого не мог исцелить. Самая основа его жизни оказалась разрушена. Он видел, что потерял душу, жену, сына, и ничего не мог со всем этим поделать. Теперь принц повсюду носит с собой кристалл Дассина, и отсроченная смерть ждет его прикосновения. Я боюсь за его жизнь так же, как за разум и душу.

— Почему вы все это говорите мне? Я никто, объездчик лошадей. Чтобы помочь ему, нужен чародей.

— Потому что вчера, когда он сидел у твоей постели, я увидел проблеск его последней надежды. Он отчаянно хочет поверить тебе. Он хочет, чтобы ты убедил его в том, что его сын — не тот, за кого он его принимает. Он знает, что навсегда потеряет себя, если убьет своего сына, но если ты не дашь ему выбора, ему придется так поступить.

— Но у меня нет никаких доказательств, только то, что я считаю правдой. И если бы я рассказал ему то, что знаю, — даже если бы я мог, — это только открыло бы ему, где найти молодого хозяина, чтобы убить его. Он сам сказал, что именно это он и намерен сделать.

— Итак, получается, что мы в тупике. Тебе нужно поговорить с госпожой в надежде, что ей удастся убедить принца выслушать сына. Но она не слышит тебя — или слышит, но ничего не может сделать. Сам юный лорд не может появиться перед принцем, чтобы изложить свою точку зрения, потому что ему это будет стоить головы. Но пожалуйста, объясни мне еще раз, почему ты сам не можешь рассказать принцу, в чем дело?

Мальчик пнул ящик с луком.

— Потому что молодой хозяин наложил на меня чары, чтоб я мог передать его сообщение принцу, только если госпожа окажется мертва! Мы же не предполагали, что с ней случится что-то такое.

— Я искренне надеялся, что именно это ты и имел в виду.

Лицо мальчика скривилось в такой великолепной смущенной гримасе, что я разразился совершенно неуместным хохотом — привычка, от которой я никак не мог избавиться со времен моей далекой юности.

— Скажи-ка мне, добрый Паоло, — выговорил я, когда наконец взял себя в руки, — что ты знаешь об этом Раделе?

Я предупреждал принца, что не стоит отдавать его семью на милость Мен'Тора, особенно в столь деликатной ситуации, как с юным Гериком. Но, виня себя за опрометчивость и не доверяя собственной любви к сыну, он выбрал телохранителя, совершенно невосприимчивого к подобным чувствам: сына Мен'Тора и внука Устеля — единственного члена совета Наставников, который прилюдно предложил сместить Д'Нателя и назначить нового Наследника, который возглавил бы Авонар в войне против зидов. Принц полагал, что противодействие Мен'Тора и Устеля вызвано оправданной тревогой за Авонар. У меня такой уверенности не было.

Паоло неохотно заговорил.

— Радель — хороший боец. Помог отогнать бандитов от торгового каравана, с которым мы путешествовали. И думаю, он человек благородный. Образованный. Ну там манеры и все такое прочее…

— Однако он презирает тех, кто не является дар'нети.

— Каждый миг каждого дня он смотрел на нас свысока, считая нас простой грязью. Но больше всех он ненавидел молодого хозяина. Он ведь очень быстро сообразил, что Раделя прислали не для того, чтобы защищать его. Может, госпожу, но не его. Радель был там, чтобы следить… — Мальчик внезапно прикусил язык и взглянул на меня. — А вам-то что за дело? Вы ведь тоже дар'нети.

— Ты видел, чтобы Радель занимался чем-то, кроме слежки?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду. — Он отстранился. — Я не знаю, что вам нужно.

— Как ты и сказал, Радель — искусный воин. А еще он дар'нети, обладающий отнюдь не скромными способностями, как и его отец с дедом. Позволь, я расскажу тебе историю из далекого прошлого, еще до того, как старого Устеля назначили Наставником. Одна женщина по имени С'Патра, необычайно одаренный Оратор, претендовала, как и Устель, на пост Наставника. Дед Д'Нателя никак не мог определиться. Оба были известны своим мастерством и верностью. Оба годами сражались с зидами на стенах Авонара. Но С'Патра и Устель крайне отличались во взглядах на то, на чем сосредоточить наши усилия: на укреплении Моста или на продолжении войны. В конце концов Наследник назначил Наставницей С'Патру.

Паоло внимательно слушал.

— Будучи Наставницей, С'Патра обнаружила, как Наследник может пересечь Мост, хотя тот и не был изначально задуман для переходов. Но действительно, в следующие месяцы война становилась все тяжелее. Зиды захватили много здоровой земли вне Долин и сделали ее частью Пустынь. И спустя лишь несколько месяцев пребывания на этом посту С'Патра стала жертвой разрушительной болезни ума, странного недуга, оставившего ее безмолвной. Устеля, как ты сам уже мог догадаться, назначили ее преемником. После того как принц просил меня помочь госпоже, я рылся в архивах и раскопал эту историю. Редкая болезнь. За долгие годы известно лишь несколько подобных случаев. Еще одна жертва занимала влиятельный пост судьи — который, после того как предшественника поразила болезнь, занял Мен'Тор, таким образом ставший видным членом общества. Так что, как видишь, меня эти истории удивили. Я не вижу причин для такого состояния госпожи Серианы. Она не настолько хрупка, чтобы ее сломили несчастья, — сильная женщина, стойко выдержавшая тяжелейшие испытания. Устелю и его семейству не нужен принц, которого мы знали, и, возможно, они также понимают, что если что-то и может подтолкнуть его в желанную им сторону, так это вред, причиненный его жене рукой его сына.

Притихший мальчик явно что-то вспоминал. Я замолчал, а он сидел в задумчивости, покусывая костяшки пальцев. Некоторое время я не беспокоил его, однако ночь проходила, и в конце концов я заговорил:

— Скажи мне, что ты помнишь, юный Паоло. Мы с тобой союзники.

Он медленно выдохнул.

— Было кое-что… человек, про которого Радель сказал, что тот подслушивал под нашей дверью в Монтевиале. Мы испугались, что он слышал что-то лишнее, опасное для госпожи и молодого хозяина…

И Паоло рассказал мне тревожащую историю о Раделе и его чарах — определенно тех же чарах, что поразили и госпожу Сериану, — и о том, что единственный способ для человека избавиться от них — это мысленно проговорить какой-то перечень.

— Список, говоришь, чтобы снять чары. Но никаких намеков на то, что это может быть за список?

Мальчик покачал головой.

— Нет. Только то, что тот человек его узнать не мог никак.

Список мог быть каким угодно — короли, цветы, звезды, — связанным с Гондеей, вероятно, если уж человек из того мира не мог его знать. Но все равно я не мог даже предположить, чем он может оказаться. Мне требовалось больше информации.

— Паоло, я прошу тебя позволить мне прочесть твои мысли. Что-то может скрываться в твоих воспоминаниях о Раделе, или же само то происшествие чем-нибудь подскажет мне, как снять чары с госпожи Серианы. Я готов поклясться тем, чем ты пожелаешь, — я не трону ничего, кроме памяти о Раделе. Я не стану выведывать твои секреты.

— Я не разрешаю вам! — В его голосе звучала сталь, все недоверие и осторожность разом вернулись. — Я этого не допущу.

Подавив разочарование, я взмолился, чтобы ночные раздумья изменили решение мальчика. Я не мог его винить. Он оказался в непростой ситуации.

— Тогда я прошу тебя, смотри и слушай внимательно, когда будешь рядом с госпожой, особенно когда Радель поблизости.

— Я буду, — заверил он. — Чего бы я только не отдал, чтобы помочь ей.

— Я тебе верю.

Мне нужно было оставить мальчика так же, как я его застал. Извинившись, я снова прикрепил его щиколотки и запястья к трубам. Потом я прошел по темному, безмолвному дому в свои комнаты, надеясь урвать несколько часов сна, прежде чем вернуться на пост в пустыне. Если я все сделал, как надо, никто и не узнает, что я уходил. Но конечно, так я думал только до того, как зажег лампу, стоявшую на неизменной стопке книг у моей кровати. Вспыхнувшее белое пламя осветило Раделя, развалившегося в моем любимом кресле. Меч и кинжал, которые я сразу по приезде бросил на кровать, он держал в руках.