— Под бледным мерцанием звёзд неслышно движется он в беспрестанном поиске добычи. Чутьё, превосходящее чутьё любого зверя или человека, неумолимо ведёт к выбранной цели. Невообразимая выверенность движений и точнейший расчёт с самого начала ведут к единственно возможному результату охоты, которая может длиться неделями. О, он умеет ждать! Невидимый и неслышный, пристально следит он за своим очередным трофеем, в ожидании момента, предопределённого естественным развитием событий — когда добыча окажется от охотника буквально на расстоянии вытянутой руки. И лишь тогда, в точно отмеренный срок, совершит он свой бросок. Охватят его руки жертву, заключат в крепкие стальные объятья; клыки, что прочнее алмаза и острее легендарных клинков древности, вопьются в неё в поисках ихора, ценнейшей жидкости, которая только и может продлить существование охотника; и с последними каплями того, что для охотника является синонимом жизни — лишь взметнётся в лунном свете его плащ, предзнаменуя похороны его последней жертвы. Не последние, отнюдь, ибо зверь насытился и стал полон сил; но не заснул, поскольку вложенные его создателем инстинкты не дают ни единого шанса прекратить вечную охоту…

Я остановился, оглядывая свою аудиторию. Не так-то просто держать голос на нужном уровне торжественности, не скатываясь в завывания злодея из дешёвого драматического сериала. Обычно получалось.

— Скажите, как его зовут? — негромко пропел Лёшка из своего закутка, разрушая всю атмосферу.

Стажёрки захихикали. Жизнерадостный толстяк, по злому капризу судьбы назначенный к нам инженером-программистом, обладал сверхъестественной способностью привлекать девчонок. Причём наш мачо-колобок, по меткому, и оттого намертво прицепившемуся витькиному определению, делал это абсолютно машинально, не прилагая никаких усилий, что и угнетало сильнее всего. Как неоднократно демонстрировала жизнь, с момента первого знакомства до, скажем, прилюдного завязывания бантиков на блузке воркующей практикантки проходило, самое большее, дней пять. В прошлом году кто-то даже пожаловался наверх, после чего Дженни собрала всех парней (естественно, кроме Лёшки) и сообщила, что позиция Большого Руководства весьма проста и незатейлива — до тех пор, пока означенные практикантки и впредь будут выдавать одни из наилучших показателей по сектору, оному руководству с высокой колокольни плевать на моральный облик некоторых отдельно взятых сотрудников. Потому что на грамоты, благодарности и квартальные премии мы почему-то никогда не жалуемся. Грамоты и премии были весомым аргументом — справедливости ради, следовало упомянуть и о том, что молодое поколение, причём вне зависимости от пола и симпатичности, Лёшка натаскивал за весь отдел.

— Пафос-пафос-пафос, — захихикала Леночка, комментируя мой рассказ.

— А мне понравилось, — возразила Оля, поддержав меня улыбкой. — Немного напыщенно, зато соответствует моменту. И эмблеме.

Насчёт эмблемы — это было верно. Никто и не помнил, кому первому в голову пришла эта идея, но Дженни её одобрила и пробила наверх. Стилизованный чёрный силуэт летучей мыши на фоне глобуса с девизом «Выше нас только звёзды» у главного входа был предметом особой гордости отдела, хотя и вызывал, обычно, в корне неверные ассоциации с военной разведкой. Впрочем, мы и не думали никого разубеждать, с мужественно-суровыми лицами прогуливаясь по городу в условно-форменных куртках с характерными шевронами, привлекая внимание юных дев и восторженных мальчишек.

— Я, конечно, мог бы рассказать вам про работу отдела словами комсорга, но…

— …девочкам нравятся летучие мыши и байки про вампиров, — пробормотал Лёшка себе под нос, не отрываясь от расчётов. — Вступайте в ряды юных упырят! Выше нас только звёзды, круче нас только…

— Алексей Игоревич, — я постарался придать голосу официальный тон. — Скажите мне, вот какого фига?..

— Я ничё, — моментально отозвался Лёшка, поднимая голову. — Так, к слову пришлось. Кстати, мне на завтра нужны два стажёра, погодники выдали новое расписание.

— А сам никак?

— Михаил Евгеньевич, во-первых, не вмешивайтесь в процесс подготовки молодых кадров, а во-вторых, меня Дженни забирает на пару дней в Переславль.

— Двух не получишь, Юлия, Татьяна и Ольга уже сданы в аренду.

Девчонки захихикали, подозревая в нашей шуточной перепалке очередную подколку. Абсолютно зря, кстати. Стажёры и практиканты в качестве неквалифицированной рабочей силы были весьма востребованы. Чем, собственно, все и пользовались: отдел, в котором на данный момент подрастающее поколение проходило практику, частенько отправлял стажёров к другим, обменивая «стажёрочасы» на определённые блага — машинное время, подготовку внутренней документации или, если ничего такого не требовалось — на пару пачек бумаги или переходящую бутылку коньяка. Отдавать «неквалифицированную рабочую силу» за просто так было бы вопиющим нарушением традиций.

— Тогда возьму Елену, — ни на мгновенье не задумался Лёшка, и продолжил, обращаясь уже к ней. — Леночка, солнышко, Вам когда-нибудь говорили, как чудесно блестят Ваши обворожительные глаза при расчёте градиента поля?..

Я не понимал, как подобное вообще могло срабатывать. Полная мистика. Но готов был поспорить, что сразу после возвращения из Переславля эта парочка будет завтракать вдвоём.

— Михаил Евгеньевич, — обратилась ко мне Юля. — А почему Вы зовёте начальника отдела Дженни?

Алик демонстративно посмотрел на часы. Перед каждым прибытием стажёров или практикантов сотрудники делали ставки. В частности, на то, кем и как скоро будет задан этот очевидный вопрос.

— Потому что пр паспорту её зовут Дженнифер Петровна, в начале века английские имена были в моде. Но это звучит чересчур по-дурацки и все ограничиваются одним лишь именем. Вышестоящие начальники — Дженнифер, а мы — просто Дженни. И да, предупреждая следующий вопрос, фамилия у Дженни…

Пётр Гадин вовсе не был глупым или жестоким человеком. Мать Дженни, Ирина Чибисова, фамилию в браке не меняла, и дочь тоже записала как Чибисову. Фамилию Дженни поменяла на отцовскую уже в сознательном возрасте, находясь на должности замначальника группы. В ЗАГСе, по слухам, её долго пытались отговорить, но сдались перед непробиваемой аргументацией — при такой фамилии руководителю в принципе не надо будет гадать, дали ли ей подчинённые какое-нибудь прозвище. Да и большое начальство перманентно терялось после недвусмысленного и короткого представления «Здравствуйте, я — Гадина!»

По этажу прокатился негромкий, но сразу привлекающий всеобщее внимание перезвон колокольчиков. Практически сразу же из туалета выскочил чертыхающийся Витька, на бегу вытирая наполовину выбритое лицо полотенцем.

— Никогда не успевает, — прокомментировал стажёркам Лёшка.

— Почему?

— Спит до последнего, а потом бреется уже здесь, перед самой сменой. Результат, как вы сами видите, непосредственно на лице. Кстати, девочки, у вас же появилась отличная возможность.

— Посмотреть на небритого Виктора Андреевича?

— Посмотреть на работу небритого Виктора Андреевича! Звонок слышали? Это сигнал часовой готовности.

— Ух ты! Прямо сразу же! — восхищённая галдящая стайка упорхнула вслед за Витькой.

Спустя пару минут в раскрытую настежь дверь кабинета заглянула Дженни.

— Где? — не утруждая себя ненужными уточнениями, сходу поинтересовалось руководство.

— У Измайлова часовая готовность. Детей отправили на охоту поглядеть.

— Это хорошо, — одобрила Дженни. — Курить пойдём?

Курили мы чуть в стороне от главного входа. Лёшка, как обычно, захватил с собой пакет с печеньем — местные белки, чувствовавшие себя на окраине города весьма вольготно, прибегали сразу же, как только видели сидящего на скамейке человека. Мы всё гадали, когда обнаглевшие животные начнут стучаться в окна.