— Этого всего я с детства накушался, хватит. Мне другое нужно, понимаете?

— Что ж, если это и правда так… искренне желаю вам вернуться на Землю уже советским космонавтом. Ох, и шума же будет в международном сообществе…

— Непременно будет, — рассмеялся американец. — Пожалуй, нам стоит расходиться… Буду ждать от вас сигнала. Я пойду первым, чтоб вам не пришлось поворачиваться спиной к вероятному противнику.

— Я не настолько параноик, — сконфуженно пробормотала я.

— Нет-нет, вы совершенно правы. Я думал о ваших словах насчет психологического отбора космонавтов. Сюда рвутся романтики и мечтатели, но может, есть резон отбирать, напротив, людей ответственных, дисциплинированных, склонных подозревать худшее и быть готовыми ко всему…

— Айвен, — окликнула я его, и удаляющаяся фигурка в белом скафандре замерла на клоне оврага.

— У нас есть мечтатели. И романтики, и восторженные энтузиасты. Девушки с агитплакатов, которыми вы так восхищались. Вы не разочаруетесь. Пожалуйста, не судите по мне обо всех советских людях. У меня отвратительный характер, эмоциональное выгорание и кризис какого-то там возраста. Вряд ли после этой миссии психологи еще хоть раз пустят меня в космос. Но у нас не все такие, вот увидите, вы найдете, с кем работать и дружить.

— Вы себя недооцениваете, Марина, — Крамер был уже довольно далеко, но я слышала улыбку в его голосе. — Хотел бы я однажды послушать ваше недовольство чересчур быстро эволюционирующими бактериями, прогуливаясь с вами под руку по яблоневым аллеям на берегу озера Кассини.

— Договорились. Вот когда яблони вырастут, тогда и будут романтические прогулки. Никак не раньше, — серьезно ответила я. — Сначала яблони, потом озеро и Есенин.

— Разумная расстановка приоритетов, — одобрил американец и исчез за краем холма. «Семеныч» копошился где-то на горизонте — пока мы болтали, я кинула Никите текстовое сообщение с предложение набрать местного маггемитового песка, чтоб добавить в экспериментальную среду еще и магнитный материал. Ну, раз уж он все равно пригнал сюда зонд.

Оглядев окружающий пустынный пейзаж, я собиралась было продемонстрировать ему холодную усмешку, достойную советского майора КГБ из голливудского боевика, однако из груди вдруг вырвалось совершенно неуместное хихиканье. Странный звук, лет семь его уже, наверное, не издавала. К счастью, никто не мог его услышать — хвала магнитной аномалии.

Кто бросил клич: «Марс — дело общее»? Этот вопрос долго интересовал часть работников Звездного городка. Очень уж хотелось поймать этого умника в темной подворотне и применить к нему «непарламентские аргументы».

Вторая Марсианская экспедиция с самого начала подготовки ажиотажа не вызывала. Один раз были? Ну, и хорошо, гнаться за третьей американской экспедицией или четвертой китайской смысла нет — лучше лунную базу до ума доведите. Но экспедиция потихоньку набиралась, модули корабля строились, финансирование приходило. Космонавты начали тренировки, утверждалась научная программа, выбирали место высадки.

Пока тот самый умник не спросил: «Марс — дело общее?» Нестройный хор голосов энтузиастов подтвердил: «Общее!» А умник спросил снова: «А что же тогда обычных людей в экспедиции нет? Хоть пять мест могли бы выделить!» Кто-то на скорую руку слепил видеоролик с красивой нарезкой о космосе и со скабрезным вопросом в конце. Через неделю лозунг «Марс дело общее! Даешь Марс для всех!» облетел страну. Вопрос, к великому удивлению, замять или спустить на тормозах не удалось. Волна требований докатилась до Верховного Совета и не успокоилась, пока в экспедицию не включили два места для людей «с улицы». Любой мог подать заявку на открытый конкурс в надежде стать участником марсианской экспедиции. С условием: хорошее здоровье и наличие личной исследовательской программы. После первичного отсева, одного должно было выбрать жюри из участников Первой Марсианской, а второго — народное голосование. Тысячи людей вспомнили о мечте стать космонавтом, удивленно воскликнули «О!» и встали в очередь к приемной комиссии в Звездном городке.

Лихнецкому не повезло. Когда в очередной раз запороли тесты четвертого блока, он попался Старику под горячую руку.

— Сережа, вы мне опять корчите клоунаду. Вам наверняка надо сходить и помочь нашему цирку.

Так Старик называл приемную комиссию для добровольцев, куда и командировал Лихнецкого в помощь. Через три дня Сергей чуть ли не в ногах валялся у Старика, с просьбой вернуть его обратно, но тот был непреклонен. Так и пришлось долгих два месяца сидеть на собеседованиях, принимать документы и мечтать вернуться к нормальной работе.

Сегодня первыми кандидатами оказались двое студентов и модель, Сергей с чистой совестью завернул их за отсутствие научной программы. Следующим оказался длинноволосый поэт, высокий, нескладный, с тоской в больших серых глазах, готовый долететь до Марса в поисках своей музы. Его он тоже отправил вслед за остальными.

Образовалась пауза и уже, раздумывая об обеде, Лихнецкий расслабился, не ожидая подвоха. И получил его: следующим кандидатом оказалась пожилая женщина. Кудрявые седые, как снег, волосы, мягкое лицо, прочерченное морщинами, яркие голубые глаза, похожие на летнее небо, и популярный среди добровольцев синий комбинезон на лямках.

— Добрый день. Добро пожаловать в звездный городок. — Сергей заученно улыбнулся, заранее готовясь отказать. — Меня зовут Лихнецкий Сергей. Могу я увидеть ваши документы?

— Здравствуйте, Сергей, вот, пожалуйста, — голос гостьи оказался на удивление мелодичный. И вся она производила успокаивающее впечатление. Такой Сергей мог представить бабушку. Не свою, а среднестатистическую, пекущую блины и пирожки, подкармливающую голубей в парке, к которой ездят внуки на каникулы. Что она делает здесь? Что ей нужно в космосе?

К удивлению Сергея у нее оказалось все в порядке со здоровьем, естественно, с поправкой на возраст. Но полет в космос это не прогулка в парке, и уже на этом стоило бы отказать. Но Лихнецкий, не желая сразу расстраивать такую милую женщину, листал документы дальше, обнаружив неплохую научную программу: немного биологии, немного астрономии, немного физики. Не для фундаментальных исследований, нет. Упор делался на трансляцию образовательного курса для школьников на Землю. Вполне увлекательно и полезно. Ах, если бы не возраст, ей, пожалуй, в команде были бы рады. Но увы, увы. Сергей с сожалением закрыл папку с документами.

— Екатерина Ивановна, я посмотрел ваши документы. У вас чудесная научная программа. Действительно интересно.

— Спасибо, — от улыбки, вокруг её глаз побежали морщинки, — несколько моих знакомых педагогов удалось уговорить помочь в её составлении. Если у вас будут замечания, мы их быстро устраним.

— Да нет, замечаний не будет. Мы не корректируем программы кандидатов. Только в случае попадания в экипаж могут вноситься корректировки для совмещения графика с остальным экипажем. Проблема в другом.

Сергей потер переносицу, подбирая слова, чтобы не обидеть собеседницу.

— При всех наших технических возможностях, экспедиция на Марс остается очень сложным и дорогостоящим предприятием. Ограничения в тоннаже отправляемых на орбиту грузов лимитируют нас в оборудовании, — Лихнецкий засыпал её словами, чтобы отказ не прозвучал слишком резко. Ему оказалась симпатична эта женщина, и отказать в лоб казалось слишком грубым. — Увы, но экспедиция в течение всех месяцев полета должна будет обходиться минимумом медицинского оборудования. Только самое необходимое, рассчитанное на возможные несчастные случаи. Помните вторую американскую? С такими авариями мы справимся. Есть даже реанимационный блок и возможность провести экстренную операцию.

Женщина удивленно смотрела на него, не понимая, зачем он ей это рассказывает.

— Но мы не можем обеспечить длительного лечения и проведения процедур, — непроизвольно Сергей отвел взгляд, — тем более, постоянного плотного контроля в процессе высадки экспедиции. Размер экипажа ограничен, и выделение отдельного врача для контроля здоровья во время непосредственной работы на Марсе для нас непозволительная роскошь.