Алешка лежал на спине и слабо копошился, запутавшись в стропах. Недалеко стояла небольшая самоходная тележка с каким-то тюком.

— Лежи, лежи! — закричала, подбегая, Таня. — Тебе нельзя шевелиться!

Алешка удивленно обернулся на нее:

— Почему?!

— Ты жив?… То есть, ты цел?

— Конечно, я жив. — кряхтя выдавил парашютист. — И, разумеется, я цел.

Алешка наконец-то отстегнул парашютные лямки, выбрался из амуниции и поднялся на ноги. Подул на красные ладони и коротко пояснил:

— Вытяжной держал. — он хмыкнул, покачал головой и вдруг облегченно выдохнул — Хух, надо же, получилось!

Только сейчас Таня заметила его бледность и поняла, какой страх ему пришлось преодолеть. А Алексей снова удивленно посмотрел на Таню:

— А ты как здесь оказалась? Я же никому не говорил. — он скинул с головы шлем, который сползал на глаза и мешался.

— Я… я…. — как назло все мысли и слова вылетели из Таниной головы, и она просто позорно разревелась, опустив голову. А чего он такой дурак!

— Тань, ты что? — Алешка обнял ее за плечи. — Испугалась, что ли? Вот глупенькая! Я же все рассчитал! Все до секунды, с запасом! И тренировался — и дома, и в Доме Пионеров, на виртуалке. Да и «подушка», вон, если что, спасла бы. Да что ты ревешь?!… Смотри!

Он встряхнул ее, и показал черный футляр от фотоаппарата, который болтался на его поясе. Алешка аккуратно раскрыл его, но вместо фотоаппарата там был, какой-то алешкин самодельный приборчик, мигающий крохотными лампочками.

— Вот! Теперь, думаю, все получилось! Время свободного падения — десять секунд! Понимаешь?! Почти невесомости! Я, когда в школе на вышку залез — и мне эта идея в голову пришла! Сделать молекулярный синтез в свободном падении! Макромолекула будет собираться в невесомости, и вес ей уже не помешает! Оставалось только камеру молекулярного синтеза сделать переносной… Эх, сейчас бы через микроскоп глянуть, чтоб убедиться! Ну ничего, если сегодня не получилось — у меня один день в запасе есть, я завтра еще раз прыгну…

— Я те прыгну… Я те прыгну! — запыхавшись, проревел подбегающий инструктор в тельняшке, выдергивая на бегу из штанов широченный ремень, — Сейчас ты у меня так попрыгаешь… что месяц сидеть не сможешь! … Ах ты, прыгун!…

Алешка ойкнул, Таня взвизгнула, и ребята припустили бегом по полю…

Я ехал домой с заседания со смутными чувствами, изредка передавая бразды правления автопилоту. Стояла чудная подмосковная зима. Шины шуршали по заснеженной дороге. Остановив машину у вывески «Продукты», вылез из тёплого салона. Морозно. Мелкая крупа попала в нос и я чихнул, выдав целый столб пара.

— Обычный набор, Павел Евгеньевич? — спросила Люда.

— Да, Людочка, как всегда. Добавьте ещё бутылку массандровского портвейна. И пачку «Союза». Спичку.

Пока продавщица нажимала кнопки на сенсорном экране, а система комплектовала мой заказ, в кармане забурчала планшетка, выводя сообщение: «Павел Витальевич, табачные изделия не рекомендованы по медицинским показаниям.» Один раз можно, подумал я.

— Ваш пакет. Сигареты точно нужны? Вы ведь не курите уже лет пять.

— Точно, точно. Холодно сегодня, правда?

— Ага. Обещают весь февраль такой.

— Не то, что в прошлом году.

На самом деле «Люда» — голографическая проекция. Система, контролирующая магазин, с элементами искына. Никто уже работает продавцами, в подмосковье — уж точно.

Я взял из приёмника Люды свой пакет и вернулся к «Жигулям». Задняя дверь услужливо распахнулась. Бросив продукты на заднее сиденье, я выудил из пакета «Союз-Аполлон» и спичку. Закурил в темнеющее небо.

Суп Настя накладывала молча. Молча и громко. Она поставила передо мной тарелку. И ложку. Сама села напротив, боком на стуле, глядя не на меня, а куда-то в небо, сквозь купольные секции потолка. Я двинул тарелку в сторону.

— Уже знаешь?

— Конечно. По новостям объявили добровольцев.

— Оперативно.

— Паш. Ты должен отказаться. Куда тебе? Зачем?

— Нет.

— Хоть бы посоветовался.

— Это моё решение.

— Почему не Андреева?

— Ему двадцать пять. Опыта ныма. К тому же…

— К тому же, ты куда менее ценный специалист.

— Так и есть, — я вернул тарелку супа к себе и начал меланхолично хлебать его ложкой. — У Андреева всё ещё впереди.

Настя резко развернулась и посмотрела на меня.

— Мне-то что делать? Что? — она почти кричала. — Хочешь, как в Алжире? Старый дурак.

— Не такой уж и старый, — примирительно буркнул я.

— Да понятно всё. Последний шанс, да? Да?

— Немножко, — признался я. — Представляешь, а если это первый штамм, мутировавший в космосе?

— Не дай бог. Сорок пять, а всё дурак.

Супруга открыла портвейн и налила два стакана.

— И потом, — добавил я, — Не забывай про политическую обстановку.

— Какая обстановка? Пашенька…

— Такая. Корейцы склоняются к экономическому присоединению.

— Они уже лет семь склоняются. Всё не склонятся никак. Не смеши.

— Ладно. Хорошо. Ты хочешь честно услышать? Я скажу. — Вдыхаю побольше воздуха. — Мне надоело сидеть в институте. Там скучно. Задолбали заседания научного совета. Хочется практики.

— Приключений тебе хочется, а не практики. Как тебе разрешили, с твоими-то лёгкими.

— Вот так. И вообще, Насть, это, может, мой последний шанс, в самом деле.

Я поднял бокал и она нехотя чокнулась со мной.

Пожалуй, в иллюминатор я глазел с тем же изумлением, что и остальные, «коммерческие» пассажиры. Да, блин, последний шанс. Всегда мечтал побывать в космосе. И на луне, конечно. С детства. Но на космонавта я не прошёл по здоровью. Учился на эпидемиолога, потом были Мексика, Венесуэла, Никарагуа, Конго, Швеция… И ещё Алжир. Да, Алжир я прекрасно помню. Короче, времени уже не было. По квотам мне предлагали несколько лет назад туристический полёт… Не совпало. Зато теперь — настоящая работа. Засиделся ты в кабинете, Пал Виталич, засиделся.

Надо мной нависла тень. Я оглянулся и увидел здоровенного негра в костюме-тройке.

— Павел Лукьянов? — протянул негр широкую ладонь. Я ответил рукопожатием. — Спиридонов, Абиг Геннадьевич, очень приятно. Будем работать вместе. Я экзобиолог.

— Приветствую Вас и Вашу редкую профессию, — ответил я.

— Весьма мифическую.

— До недавнего времени.

— Впервые летите?

Я кивнул.

— Не страшно?

— Страшно интересно, — улыбнулся я.

— А у меня вот внезапно проявилась морская болезнь.

— Зелёное на чёрном сложно разглядеть, вы удачно устроились.

Мы оба рассмеялись.

Абиг упросил моего соседа-бельгийца переместится в другое сиденье и вскоре бухнулся рядом.

— Как думаете, что там? Действительно, штамм?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Отчёты Вы, полагаю, читали.

— Давай на ты? Отчёты читал. Только ничего там нет, в отчётах. Колония у корейцев небольшая. Противовирусные инъекции всем сделаны. Анализ воздуха ничего не выявил.

— Сложно сказать.

— Не штамм же. На западе журналисты уже всеми соками изошлись, — злился Абиг.

— «Космическая инфекция! Мы все умрём!»

— Да уж. Жёлтая пресса. — Абиг тяжело вздохнул.

— А сам думаешь что? Внеземное?

— Сомневаюсь. Впрочем, после Юпитера к каждой экспедиции экзобиолога крепят…

Я вывел на экран степенно отдаляющуюся Землю.

— Чувствую себя Гагариным, — ухмыльнулся Абиг.

— Разбуди меня ближе к Армстронгу. Или если двигатель термоядерный клин схватит.

Абиг хрустел крекерами по-соседству. Перед прибытием я решил поспать.

Сойдя в транспортный хаб, мы с Абигом сразу отделились от толпы туристов и пошли к пропускному пункту. Карточки сканировались в автоматическом режиме. Туристы, стоявшие в очереди, с завистью смотрели, как мы проходим в кишку, ведущую в зал.