На следующий день Нань попал в лазарет. Чуть позже Юна впала в кому. Обстановка царила гнетущая. Наше с Абигом состояние серьёзно ухудшилось. Работать было очень тяжёло. После ещё одной серии опытов мы сидели изнемождённые перед аппаратами анализа. Абиг задал вопрос, который, наверное, долго зрел у него.

— Расскажи про Алжир?

Алжир… В Алжире было очень жарко.

— Абиг, — тихо сказал я. — Про Алжир я тебе расскажу по пути домой. У нас как раз будет куча времени. Сейчас давай думать. Какие варианты мы не рассмотрели?

— Все рассмотрели.

— Хорошо, на что это похоже?

Абиг устало пожал плечами.

— Мы же здесь не умрём? Вся морда от маски чешется, — он потёр пальцами лицо.

Меня пронзила простая мысль.

— Абиг! Ты гений!

Абиг тяжело поднял голову и посмотрел на меня. Я вскочил и бросился к технику станции.

— Какие изменения были внесены в конструкцию купола?

— Почти никаких. Разные.

— Почему американцы отказались от обслуживания тогда?

— Мы перестроили оранжерею.

— Как перестроили?! — кричал я.

— Добавили камеру пониженного давления, — ответил техник. — Для хранения растений и цветов.

— А датчик?

— Датчик?

— Да! — орал я. — Датчик давления!

— Немного…похимичили.

Кажется, до него начинало доходить. Как и до Абига, стоявшего рядом.

— Бактерии… микрорганизмы… — смеялся я. Мне было плохо и весело.

— Паш, это что, кессонка?

— Она самая, — ответил я. — Банальная, обычная кессонка. Видимо, герметизатор спальных капсул сломался. И пока мы спим, он кратковременно нагнетает давление. Потом организм частично справляется с переизбытком азота. А с датчиком того… Нахимичили.

— Нахимичили, — заулыбался Абиг. — Вот тебе и внеземная жизнь.

Следующие пять часов мы вместе со всеми корейцами лежали в импровизационной барокамере. Моё предположение оказалось верным. Количество азота в крови было слишком большим. Все анализы проверяли лишь наличие вредных организмов. Химический состав крови был верным. Без примесей. За исключением повышенного содержания азота. Каждый человек под этим куполом едва не погиб от банальной кессонной болезни, губившей когда-то рабочих при строительстве мостов, а затем и водолазов.

Под советским куполом нас, изнемождённых, встретили с цветами. В нашу честь провели концерт. Мы с Абигом пили макколи, любезно предоставленную господином Кимом в количестве пяти бутылок и дрыхли целые сутки.

На следующей Батыров сообщил, что нас примет начальство. Начальство оказалось хрупкой поджарой девушкой Кариной Ибрагимович чуть за тридцать в чине генерал-лейтенанта.

Карина пожала нам руки. Включила экран визор. В ответ на спасение своих поселенцев, президент Республики Корея провёл внеочередное заседание парламента. Парламент почти единогласно проголосовал за частичное снятие торгового эмбарго. В случае, если Союз пойдёт на ответную меру, корейцы собирались купить у нас купольный модуль для своей лунной программы. Также он отдельно благодарил Павла Лукьянова и Абига Спиридонова, которым немедленно присваивал почётное гражданство. Известная корейская певица Тэ Сеунг исполнила песню, написанную в нашу честь. Мы с Абигом переглянулись.

— Советское правительство также благодарит вас, товарищи, — сказала Карина. — С формальностями покончено. Вечером отметим в ресторане.

— В этой глухомани есть ресторан? — ухмыльнулся Абиг.

Мы с ним рассмеялись.

На луне прошли ещё три дня, в которые мы позволили себе откровенно бездельничать. Настя оттаяла. К нашему дому на Земле непрерывно несли цветы. На посадке нас поймал Батыров.

— Одобрили, — радостно вскинул он кулак в водух.

— Когда летишь? — с лёгкой завистью спросил я.

— Через месяц. Вы тоже подайте заявку, Павел. Если хочется.

А что, подумал я. Может и подам.

Спустя час состоялся вылет к Земле. Туристы глазели на меня с Абигом.

— Как почётный гражданин Кореи почётному гражданину, Пал Виталич, позвольте напомнить, что вы клятвенно обещали…

— Помню, Абиг Геннадьевич, помню. Только это длинная история… Так вот, в Алжир мы прилетели ночью…

Трель интеркома выдернула Юрия из сладкого утреннего сна. Информационная система включила искусственный рассвет несколько минут назад. Дом уже перешёл в утренний режим и два раза напоминал хозяину, что пора просыпаться и завтракать, но Юрий никак не мог стряхнуть с себя дрёму. Ночью ему снился сон, в котором он беседовал со своим старым приятелем из Вьетнама, и разговор этот казался ему столь важным и не завершённым, что он никак не хотел просыпаться.

— Вас вызывает центральное управление Свердловской железной дороги, товарищ Клименко Игорь Николаевич, передать, чтобы он перезвонил позже? — осведомился дом.

— Нет, соедини, только аудио и виртуальный аватар, — Юрий поднялся с кровати и сонно побрёл на кухню к заварнику с горячим кофе. Сейчас это было ему необходимо, чтобы проснуться и нормально соображать во время разговора. Искусственный рассвет срабатывал в это время года часов в 6 утра. И что понадобилось Клименко в такую рань?

— Добрый день, товарищ Иванов, — раздался голос Клименко по громкой связи, — а что это ты только по аудио? — проекция управляющего Свердловской железной дорогой появилась за кухонным столом напротив Юрия, система автоматически дорисовала ему кружку кофе, чтобы вписать в ситуацию.

— У кого день, а у кого 6 часов утра. Ты сейчас в каком поясе находишься? — раздражённо осведомился Юрий, налив себе крепкий чёрный кофе без сахара.

— Прошу меня извинить, забыл свериться с системой о разнице во времени. Сейчас удобно разговаривать?

Вежливость вопроса Игоря Николаевича могла ввести в заблуждение тех, кто был с ним не знаком. Это был крупный мужчина в годах, с седыми волосами и каким-то странным лицом. С одной стороны, горбатый нос и точёные черты давали сходство с римскими легионерами, но с другой, широкие скулы и чуть суженные глаза говорили о том, что в предках у Игоря Николаевича явно были татары. Общее впечатление этот идеально выбритый и ухоженный немолодой уже человек, одетый в деловой костюм, тоже производил двоякое. Строгие сухие черты его лица наводили на мысли о жёсткости, но по выражению живых глаз и манере держаться было видно, что человек этот отнюдь не злонамеренный, и скорее даже по-отечески заботливый. Одного, глядя на это лицо, было заподозрить никак нельзя: того, что этот человек мог забыть о разнице во времени, где бы он ни находился. Значит, он знал, но разговор не терпел отлагательств.

— Да чего уж там. Стряслось что-то? — перешёл к делу Юрий, с каждым глотком кофе ощущавший, как сон отступает.

Кухонный мастер выдал порцию овсяной каши, варенье и яичницу на тосте. И Юрий начал завтрак, приготовившись слушать.

— Ничего экстренного, если ты об этом, — сказал Игорь Николаевич успокаивающим, но задумчивым тоном.

Юрий и Игорь были знакомы уже несколько лет. Впервые столкнулись на работах по прокладке железной дороги до Норильска. Тогда эта стройка пребывала в печальном состоянии. Начатая ещё буржуазным правительством, она несколько раз замораживалась. В первый раз из-за разворовывания средств, во второй из-за того, что у рабочего и младшего управляющего персонала не хватало квалификации для работы в северных условиях. Сложная погодная обстановка, болотистая лесотундра, вечная мерзлота, северные реки, ненадёжные грунты. В этих условиях сотню километров можно было положить без сучка без задоринки, а какие-нибудь десять последующих проходить несколько месяцев, намыв тридцатикратные объёмы песка и утопив несколько единиц техники. В общем, тогда Юрию досталась не стройка, а сплошная головная боль. Срывы сроков, несчастные случаи, перерасход средств были нормой. Её удалось довести до конца ценой неимоверных усилий, и линия сообщения между Норильском и Коротчаево действовала уже несколько лет, связывая комбинат цветных металлов с большой землёй.