— Есения Петровна, не порти мне собаку. Ешь лучше кашу.

— Ладно. Следующий раз возьму Жука.

— Когда теперь этот раз следующий будет. — вздохнула хозяйка. Пес, видя, что про него забыли, снова залез под стол и улегся там караулить двор сквозь бахрому скатерти.

— Мама, я решила остаться еще на несколько дней.

— Ты же хотела на Урал на лыжах, — радостно всплеснула пухлыми руками мама.

— Никуда эти горы не денутся. Где я еще такой каши вкусной поем… Меня на День рождения пригласили.

— Кто?

— Подруга к своему папе. Я сначала отказалась, а сегодня передумала.

— И сколько этому папе исполнится?

— Мама! Ты опять за свое. Я не хочу замуж. Сейчас это даже не модно. Не юноша, конечно.

— Доченька, ты меня извини, но ведь и ты не девочка давно. Когда я тебя 38 лет назад рожала, мне 19 годков было, в два раза меньше, чем тебе сейчас, — женщина вздохнула округлыми плечами, и, глядя на черный мокрый нос в бахроме, произнесла. — Сенечка, я внуков хочу.

— Зачем тебе? Ты еще у меня молодая. Слушай, роди себе сына!

— Типун тебе на язык! Тьфу на тебя! Сына! Вот придумала-то!

И обе засмеялись почти одинаковыми звонкими голосами. Жук выскочил из-под стола и принялся прыгать по веранде, радостно лая и опрокидывая пластиковые табуретки.

Павел.

«Доброе утро, Павел…» — отреагировала на появление хозяина видеопанель.

— Слушай, ты уж меня извини, некогда мне с тобой тут…

Лесник схватил со стола ломоть хлеба для себя и лошади, сунул в карман семечки для Прохора и выскочил из кухни.

Сегодня он решил поехать на озеро пораньше и … а вот что и, он еще сам не знал. Просто подгонял Флешку, подсвечивая ей дорогу фонариком. Лошади очень плохо видят в сумерках.

Белки, видимо спали, поэтому к берегу Павел выехал раньше, чем планировал, когда еще край неба слева за черным гребешком сосен только чуть посветлел. Мужчина расстелил плащ-палатку в метре от того места, где вчера так позорно съехал в камыши и присел.

Даже тумана еще нет. На черной воде тихо покачиваются сочные июльские звезды. Чиркнула сверху искорка. А стоит ли загадывать желание, когда знаешь, что это никакая не падающая звезда, а обычный метеорит или отработанный спутник, или, еще хуже, космический мусор. Нет, все-таки знания убивают сказку.

Лягушачьи рулады стали приглушеннее. Туман пополз из прибрежных кустов, укутывая озеро и гася звезды. Вот-вот родится заря. Но она родится там, за холмом, за излучиной, а сюда по озерной родниковой воде пришлет сначала свои лучи и только минут через 10 заглянет сама. Этих-то нескольких минут и ждал сегодня Павел Егорович с невероятным нетерпением.

Вот оно, началось! Вода в лохмотьях тумана засеребрилась, засияла …. Лягушки на том берегу примолкли. «Фррр!» — сказала Флешка. И снова вчерашний всплеск и неясный силуэт.

Сегодня туман был тонким, он укрывал полупрозрачной кисеей женщину до плеч, и Павел отчетливо видел черты ее прекрасного лица. Высокие крылья бровей, чуть раскосые огромные глаза, тонкий прямой нос и полные приоткрытые губы. Напитые влагой локоны облепляли груди, покатые плечи блестели капельками воды.

«Как она стоит на хвосте?! Ей же больно!» — подумал мужчина.

— Иди ко мне. Иди. — прошептала красавица, и этот шепот вошел в уши Павла до самого сердца, сжал желудок, напряг все остальное. Он стал быстро сдирать с себя одежду. Вот для чего он сюда сегодня ехал! Вот оно это самое «И»….

«Фррр!» — сказала лошадь. Он воткнулся в воду, не глядя, потому что не мог выпустить ее из виду. А она, как назло, все больше тонула в белесых пластах, таяла, отдалялась. Когда Павел добежал по неглубокому дну, утопая ногами в иле, до середины заводи, женщины уже не было. Она исчезла вместе с последними туманными нитями.

На следующий день был дождь. Вернее он начался еще ночью, мелкий, нудный и никчемный и продолжался до вечера. Лесник все равно съездил к озеру, чтобы убедиться, что русалки в дождь не плавают. Наказывая себя за глупость, разобрал бурелом возле речки, заменил видеокамеру и грязный, мокрый измученный вернулся в избушку.

Полина.

— Я же говорил тебе, что это дурацкая идея — лететь к твоему отцу в гости на вертолете! — вихрастый брюнет, сидя на траве рядом с маленьким геликоптером, старательно прикладывал к коленке листик подорожника.

— А как еще можно было быстро доставить такой большой подарок? И вообще, Армен! Не спорь со мной, неправый изначально, — весело пропела девушка, — К чему цитаты, громкие слова? Я — женщина! А значит, я права. И даже если вдруг допустим, что случайно я неправа, то ты — неправый вдвое. Да, потому, что споришь ты со мною! — с этими словами она отобрала подорожник, от души поплевала на него и приклеила к царапине. — Вот так надо. Учись, студент!

— Это ж кто так сказал?

— Я.

— Тогда сдаюсь. — засмеялся парень, прижимая Полину к себе и быстро целуя ее в нос, — У нас на Кавказе говорят, что с женщиной спорить не надо, женщину надо любить.

— Вот и расскажешь сейчас это моему папе.

— Вах! Напугала. Где тут твой папа, давай его сюда, рассказывать буду.

* * *

Армен и Полина открыли незапертую калитку и вошли во двор. Участок в 6 соток был огорожен сплошным пластиковым профилем от набегов косуль, кабанов и зайцев. Хозяин каждый год старательно высаживал ведро картошки, лук, сеял огурцы и зелень. И каждый год на эти пять грядок нацеливался весь лес. Делались подкопы, прокапывались ходы…

В дальнем углу возвышался сарай для лошадки, впритык к нему сеткой рабица вдоль забора были разделены несколько загонов. В одном из них кто-то лежал. Рядом паслась Флешка.

Большую часть территории занимал двухэтажный дом из толстых пропитанных чем-то бревен. Углы искусные мастера сложили в обло и они выступали столбиками круглых торцевых колец. Даже цокольные полметра не портили стиль, потому что были обложены половинками валунов и изображали завалинку.

Окна и двери, украшенные резными наличниками в три ряда, делали дом похожим на деревянную шкатулку. На коньке раскачивался флюгер-петушок в разноцветном оперении. Взайдя на ступеньки высокого крыльца, Армен произнес:

— Что же они так скрипят. Смазать надо!

— Ничего ты не понимаешь. Это специально сделано, для сигнализации и запугивания нежданных гостей.

— Вах, я уже напугался, пойду домой. — засмеялся парень.

Тяжелая дубовая дверь с чугунным кольцом вместо ручки тоже оказалась незапертой. В доме было тихо, холодно и темно.

— Похоже, здесь в лесу уже коммунизм наступил. Все нараспашку.

— Нет, милый. Похоже, здесь в лесу что-то случилось.

Полина нашла отца в спальне. Он лежал с закрытыми глазами одетый на покрывале.

— Папочка! — бросилась к нему девушка. — Что с тобой, папа?

Павел с трудом открыл мутные глаза:

«О, Полинка. Ты мое солнышко, как ты там, в городе, как учеба? Смотри в тумане не ныряй. Русалка … обманет. Не верь…. Там вода горит. Пить…»

* * *

— Да, ребята, фолликулярная ангина дает очень большую температуру. Если бы вы не приехали, последствие могли бы быть нехорошие. Сейчас все опасности позади. Жар спал. Меньше 38,5о температуру не сбивайте.

— Почему?

— Потому, девушка, что температура — это не только показатель наличия воспалительного процесса, но и того, что в организме работает иммунная система, идет война хороших с плохими. И повышение температуры — одно из главнейших оружий иммунитета.

— Значит, папа останется дома?

— Да. Никуда его везти не надо. Это нецелесообразно и опасно пока. Я привез вам автономную больничку. Здесь все есть. Кто-нибудь из вас умеет пользоваться приборами? Если нет, я останусь, пока не приедет медсестра.

— Я умею. Племянника в ауле лечил от ветрянки.

Молодой врач в белом чепчике, из-под которого выбивались рыжие завитушки, посмотрел на Армена. Глаза горца потихоньку наливались ревностью. Эскулап сморщил веснушки на носу и ничего не сказал.