Немного не то, что ожидаешь услышать, когда спрашиваешь о социализме.
Те двое стажеров, которых Расту пришлось курировать, когда он был еще начинающим технишеном, любили, взламывая какую-нибудь защиту в четыре руки, поболтать. Особенно о политике, используя свои ненормально вежливые и книжные для устного английского конструкции. Раст был уверен, что это распространенное хобби в Союзе, но Смирнова отвечала довольно пространно и без особого удовольствия, не то что о своем паразитологическом настоящем.
— Ты тоже это знаешь, командир Раст. Все знают. Вещи вроде этой нетрудно знать, а вот сделать..
— Невозможно, — буркнул Раст.
— … труднее.
— Окей. От других строителей я слышал, что социализм требует предельно инженерного подхода, и эмоции только мешают.
— Да, звучит тоже неплохо, — согласилась Смирнова. — Трудно однозначно ошибиться, говоря о таком. Социализм — для всех, иначе бы он так не назывался.
Ноги вязли то в хрустящем, то в топком. Легкие будто наполнял раз за разом мерзкий теплый йогурт. Раст больше не оглядывался и иногда не слышал почти ничего, кроме громыхания собственной крови в висках. Но как только голос стихал, спрашивал снова.
— Когда у тебя есть настроение лечь куда-нибудь костьми, командир Раст, ты идешь к нейропсихологу, потому что это корректируется. А когда у меня — я иду на работу, потому что это нормальное рабочее настроение.
— Разве использовать такое — правильно?
— А разве лечить — правильно?
Стало светлее. Ад, в котором Раст провел последние несколько дней, сменялся терпимым африканским редколесьем, где ботинкам легче найти надежную опору, а глазу — приятный далекий ориентир. И никакой засады. Может, Эммельсент и была права, она ведь все-таки профи.
— Окей, но то, что ты делаешь, все равно очень подозрительно.
— Разве ты бы не сделал бы так же, командир Раст?
Конечно, Раст не сделал бы, но сейчас это почему-то невозможно было сказать, хотя нет в этом ничего постыдного, обычное человеческое благоразумие.
— Ты уже сделал.
Смирнова оглянулась через плечо на Джеггинса, Раст посмотрел на прилипшие к виску светлые волоски, на тонкие губы в трещинах и оставил её с её неправильным ответом.
Между рядами тентов и пластиковых вагонов, похожих на мусорные контейнеры, стояли местные. Совсем местные, черные в китайских синтетических тряпках, целая толпа собралась. Оружие было даже у голых по пояс и у детей.
— Мне это тоже не нравится, но в обход идти очень долго, — сказала Смирнова.
Она шла впереди, обвешанная сумками, а Раст и Гарсиа несли Джеггинса, стараясь не отставать от нее больше, чем на пять шагов. Эммельсент держалась еще ближе.
Деревня, больше похожая на лагерь беженцев, лежала как раз между двумя минными полями — одно осталось после второй гражданской войны, другое после третьей. Тут полно таких мест. Оставалось надеяться на то, что Смирнова знает, что делает. Похоже, она знала. По крайней мере никто в них не целился. Раст вспоминал ее рассказ про сыворотку, чтобы отвлечься от следящих за каждым их шагом жутких глаз.
От третьей волны малярии, устойчивой к артемизину, здесь вымерло много деревень. Она расползалась отсюда по миру, до самого юга Союза. Молодой вид-возбудитель, плазмодиум парафальцепарум, агрессивный паразит крови. Об этом мерзком и немыслимом существе Смирнова говорила почти с восхищением и целой кучей непонятных терминов. Прикончить его, не добив ослабленного пациента, или хотя бы обезвредить — этого ещё никому не удавалось. Советская сыворотка была на самом деле не сывороткой, а «гиперпаразитарной системой», живым коктейлем из клеток крови, зараженных плазмодиумом, который был заражен другими паразитами, микроспоридиями. Над ними инженеры-микробиологи постарались так, что честнее было называть их не ГМ-организмами, а просто искусственными. Сыворотка превращала любого пациента с вызванной парафальцепарумом малярией в бессимптомного элитного контролера. Здесь, в естественном центре происхождения возбудителей, Смирнова проверяла ее на носителях редких генотипов — и заодно спасала вот такие деревни.
Насколько Раст смог понять, разработка должна была дойти до потребителей лет через десять, а автору принести кучу денег. Но Смирнова сказала, что для клинической практики сыворотка будет доступна в следующем году. И метод после окончания проверок будет подробно описан в открытом источнике. Открытом. Который все могут читать бесплатно.
Эта часть рассказа была сложной для понимания и без латинских слов. Отношение к инфособственности в Союзе удивляло едва ли не больше, чем гостеприимство местных аборигенов.
— Мы знали, что с этим поселением будут проблемы, они мало кого впускают — и отпускают. Но получилось… у них сложное смешение анимизма, карго-культа и христианства, а тут мы в скафандрах, да с сывороткой. Они решили, что я какая-то их фольклорная иштар или… Мы пытались объяснить и не поссориться, но… это нелегко.
Голос Смирновой звучал виновато, как будто в этой невероятной истории она допустила подлость и пыталась оправдаться.
Иногда кто-нибудь поднимал руки и произносил длинное слово из многих похожих слогов, но с места не двигался. Раст покосился на браслет и прочитал в окне перевода «дочь неба с исцеляющей кровью». Чушь какая. Наверное, он просто бредит, а потом проснется в лесу очередной пощечины Эммельсент.
Черт, не может быть, чтобы чья-то реальность выглядела так.
Так Раст и сказал, только пару выразительных слов добавил. Гарсиа усмехнулся и заявил, что для людей, все еще занятых выбором богов, выбор на редкость удачный.
Теперь они шли молча до тех пор, пока не увидели купол.
Внутри все было заставлено ящиками, термостатическими контейнерами и медицинскими приборами, да висело несколько голографических экранов. Как все это собиралось, когда полевую станцию приходилось перемещать, Раст не знал. Разве что с гамаками было понятно, их цепляли к каркасу свода и использовали для сна и хранения вещей.
Смирнова задержалась у входа, выпутываясь из своего костюма. Раст только сейчас заметил, что анатомическая параметризация у него подправлена любителем: без амортизирующих прокладок оператор стёр бы локти в кровь.
Он думал о том, что с русских биологов сталось бы просто одолжить какой-нибудь прототип у знакомых разработчиков безо всяких тендеров на особый заказ, когда вскрикнула Эммельсент.
Раст обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть тень высокого человека с ножом, яркие злые глаза, но сделать ничего не успел — Смирнова тут же оказалась между ними и выставила вперед полусогнутые руки.
— Тихо, тихо, Илюша. У нас гости, видишь? Настоящие, ты их не пугай, им и так досталось. Ты чего встал? Глаз захотелось кому-нибудь выколоть?
Она немного не доставала великану до плеча.
— Это правда ты?
— Ну проверь. Стала бы я тебе мерещиться. Как будто мы наяву мало времени вместе проводим.
Острие уперлось ей в грудь чуть выше кромки безрукавки, где были отчетливо видны ребра. Смирнова не шелохнулась.
— Ты их тоже видишь? — недоверчиво спросил великан, глядя прямо на Раста, но уже скорее с недоумением, чем с яростью.
— Да, уже пять часов вижу, — Смирнова аккуратно вынула нож из его сжатой ладони и повертела в руках. — Интересно, как бы это помогло, будь они галлюцинациями.
Великан пробормотал что-то по-русски и почесал затылок. Теперь он выглядел пристыженным, и Раст смог, наконец, нормально выдохнуть.
— Представься, Илюшенька, сделай свет поярче над парой зон и говори, пожалуйста, по-английски. Нашим гостям нужны лекарства и ужин, — строго сказала ему Смирнова.
— Смирнов, иммунолог, — буркнул великан, едва глянув на «гостей», тут же переключился на напарницу. — Дай-ка угадаю. Из-за них пришлось сделать крюк на обратном пути?
— Пришлось, — спокойно кивнула та.