Конечно же, при первом же предположении, что во всем этом деле как-то мог засветиться советский спецназ ГРУ, американцы всполошились. Какой будет резонанс? Нужно понять, что могли узнать русские, а для этого хорошо бы прощупать почву. Выяснить, кто сунул туда нос и каковы возможные последствия.

Джону предстоял непростой разговор.

Вообще, он редко участвовал в таких делах — разговаривать с военнопленными не в его принципах. Однако сейчас, выбора не было. На поясе болталась кобура с пистолетом — теперь американец таскал ее с собой постоянно.

Вильямс решительно дернул ручку, открыл дверь и быстро вошел внутрь.

Мрачно посмотрел на обитателя помещения. Там, на кривом стуле со сломанной спинкой сидел человек. Вернее, даже не сидел, а полулежал, поскольку вид у него был жалкий. Худощавый, уже в возрасте, бледный. Лицо и верхняя половина тела в засохшей крови, ранах и ссадинах. Волосы взъерошены. В рваной одежде. Без обуви. Глаз заплыл, губы разбиты.

В том, что он может быть опасен для ЦРУшника, не было и речи. Его даже пристегивать к стулу не стали, только связали руки.

Вильямс на мгновение замер, затем невольно скривился — запах в помещении был соответствующим. Ну, хоть бы помыли его, прежде чем проводить допрос. Бардак.

Человек поднял голову, посмотрел на агента ЦРУ прищуренным взглядом — под обоими глазами были кровоподтеки, но видел только один из них. Когда душманы поймали его, то успели хорошенько поработать над ним.

— Назови себя! — на сносном русском, требовательно произнес Джон.

— Майор Петухов Алексей Александрович! — тихо ответил тот, едва ворочая разбитыми губами. Посмотрел на американца с презрением.

— Офицер Вооруженных Сил СССР? — уточнил

Тот горько усмехнулся, неопределенно покачал головой.

— Отвечай голосом! — потребовал американец.

— Может так, а может быть и нет. Какая разница?

— Разница большая. Если жить хочешь, то рекомендую сотрудничать и может быть, попадешь домой… Ну, при условии, когда война закончится! А нет — так тебя даже никто не найдет. Итак… — он принялся листать документы в папке. — Тебя поймали на границе с Афганистаном, когда советские солдаты напали на мирный кишлак!

— Нет, это не так… Мой блокпост был атакован душманами ночью… — Петухов не договорил, потому что Джон его жестко оборвал.

— Тебя! Поймали! На! Границе! С Афганистаном! — четко, отделяя каждое слово, жестко произнес Вильямс, при этом буравя его холодным, даже презрительным взглядом. — У меня точные данные. Но сейчас речь не об этом. Полагаю, будешь говорить? Это правильное решение. На одном из допросов ты упомянул, что вы выбрались из плена лишь с помощью советского разведчика, который непонятно как оказался на территории базы. Это так?

— Молодой парнишка. Он ликвидировал афганца у входа, выпустил нас и дал оружие.

— У меня другие сведения! — возразил Джон, читая ранний отчет. — Ранее ты говорил про советского разведчика. Этот боец был только один?

Петухов снова неопределенно качнул головой.

— Отвечай, как положено!

— Один. А может и не один.

— Когда он вас выпустил, что-то говорил?

— Слышь, собака ты американская… — не сдержался Петухов. Уже понимая, что ему ничего не светит и все ранее сделанные ошибки привели ко всему этому, майор решил поступить по чести. Хотя бы попытаться. — Что, хочешь вытащить из меня информацию? Да хрен тебе, я просто ничего не знаю. Ты меня уже победил, взял в плен, избил. Про правило обращения с военнопленными ты, ничего не слышал? Я и так один, никого из моих ребят уже не осталось. Чего тебе еще надо, мразь?

— О! Голос прорезался? — ухмыльнулся Джон. — На оскорбления перешел?

Петухов смерил его злым взглядом.

— Он сказал, что здесь работает спецназ ГРУ СССР. А его фамилия Громов.

Услышав это, Джон Вильямс натурально охренел.

Черт возьми, неужели тот самый Громов? Ну, теперь понятно, почему Том Морган настоятельно рекомендовал ему прибыть под Пешавар. Вероятно, все это продолжение старой истории, что заварилась еще в сентябре восемьдесят пятого, в кишлаке Иззатуллы. Вот оно прямое подтверждение того, что Громов имеет отношение к главному разведывательному управлению. Хотя, до этих пор, не удалось выяснить ничего, что могло бы на это указывать. Джон был прав — Громов не просто советский солдат, он разведчик. Вот почему на него ничего нет.

— Как он выглядел? — подумав, спросил Джон у Петухова. — Молодой? Лет двадцати, крепкий? Темные волосы?

— Да пошел ты! — вместо ответа, майор сплюнул на пол, едва не попав на ботинок американца. — Скоро мы вашу Америку раздолбаем!

Вильямс гневно захлопнул папку. Шумно выдохнул, отвернулся и хотел было направиться к двери, но внезапно сзади на него набросился Петухов. И откуда только силы взялись?

Он попытался завладеть пистолетом, но ничего не получилось.

Короткая схватка, пара ударов и Петухов сполз на пол, скрипя зубами от боли и ярости. А Вильямс, выхватив из кобуры пистолет, недолго думая, выжал спусковой крючок…

— Дерьмо! — с презрением процедил Джон, убирая пистолет обратно.

Вышел из помещения, бросил капралу короткую фразу, чтобы все убрали.

У него в голове была только одна мысль, зачем же Громов глупо подставился, когда сообщил свою фамилию? Случайность или в этом был какой-то смысл?

— Ну, собственно… Такие вот дела! — произнес капитан Игнатьев.

В течении сорока минут он рассказывал мне все, что произошло за последние четыре дня.

Во-первых, экипаж майора Клюковкина, в составе эскадрильи слетали на каменное плато и забрали тела погибших ребят, доставив их обратно в Асадабад. Во-вторых, всех раненых тем же вечером перевезли в Ташкент. В их числе был и прапорщик Лось. По сути, среди тех, кто участвовал.

А сейчас мы находились в Джелалабаде.

Представители Восьмого управления явились почти сразу. Поблагодарили полковника Захарченко, за успех операции выразили благодарность Кэпу, затем забрали шифр диски, шифровальщика сержанта Клюшкина и убыли обратно.

Конечно, на политическом уровне, этот инцидент замнут. Так всегда делают.

Хотя, конечно, осадок остался.

— А с нами теперь что? Вернемся в учебный центр?

— Ну, тебе недели две восстанавливаться. Тебе влили литр крови — пуля повредила какую-то вену. Хирург, что тебя оперировал, диву давался — как ты вообще дотянул.

— Да что я-то… Жгутом перетянул, обезболил, да побежал. Много ли ума и самообладания на это нужно?

— Макс! — Игнатьев посмотрел на меня внимательным взглядом. — Ты понимаешь, что только благодаря твоей инициативе мы оттуда выбрались. Я тебе честно скажу, мой план был куда грубее. Если бы я тогда тебя не послушал, и мы бы на пикапах прорывались к границе, вполне возможно, что живым никто из нашей группы не вернулся бы. Твой план был сплошной авантюрой, дерзкой, основанной на везении и удаче. Но все получилось. Когда я все подробно изложил в рапорте, начальник учебного центра прочитал, тихо присвистнул, затем убрал документ в стол. Да, кстати, последних «скачек» не будет. Задание нам засчитали как итоговое испытание. Так что, считай все. Но в любом случае, в центр мы еще вернемся.

Послышались тихие шаги. Появилась Ниночка.

— Громов, на перевязку! — она пыталась говорить строгим голосом, но получилось забавно. Вся такая худенькая, стройная, тихая. И вдруг командует.

— Нина, а можно на перевязку минут через пятнадцать? — попросил я. Девушка, улыбнувшись, пошла к следующему, что был в другом помещении.

А я обратился к Игнатьеву. — Кэп, а ты не в курсе, что там по Чернобылю?

— А что с ним?

— Ну, наш разговор до задания помнишь? Сегодня уже двадцать седьмое. Авария была?

— Точно! Вот прямо сейчас и уточню! — Кэп встал и отправился в ординаторскую, где стоял телефон.

Из этого я сделал вывод, что он тот лист с фиктивным компроматом у меня не брал. Да он о нем и не знал даже. Единственный свидетель — Клюшкин, но его почти сразу увезли. Кэпу вообще не до этого было, его трепали как грелку, потому что даже выполнив поставленную нам задачу, ему как командиру нужно было прояснить множество моментов. Да у него и самого была легкая рана.