Очевидные успехи, казалось, должны были стимулировать «умеренность» Сталина. Однако этого не произошло. Постепенно, но все более заметно разворачивалась новая волна чисток, прежде всего в партии. Почему этот поворот произошел – в сравнительно благоприятных условиях социальной стабилизации и экономического подъема? Пока это остается необъяснимым. Верил ли Сталин в заговоры террористов, опасался ли за свою жизнь? Многие документы заставляют ответить на этот вопрос отрицательно. Несмотря на требования Сталина, НКВД так и не смогло обнаружить реальные доказательства существования подпольных террористических организаций бывших оппозиционеров. Обвинения носили голословный характер. Сталин не мог не понимать этого. По крайней мере, в его личной повседневной жизни не произошло никаких изменений, свидетельствующих о страхе. Он придерживался прежнего рабочего графика, ездил в отпуск на юг и периодически демонстрировал единение с народом.
Вечером 22 апреля 1935 г. родственники и несколько соратников Сталина собрались в его кремлевской квартире. Сталин был с детьми. Дочь Светлана попросила разрешения прокатиться на недавно открывшемся метро. Сталин, находившийся в хорошем расположении духа, решил организовать экскурсию. Поскольку поездка не была подготовлена заранее, на станциях метро Сталин и его компания оказались в окружении большого количества пассажиров. Подробности путешествия описала в своем дневнике родственница Сталина: «[…] Поднялась невообразимая суета, публика кинулась приветствовать вождей, кричала «ура» и бежала следом. Нас всех разъединили, и меня чуть не удушили у одной из колонн. […] Хорошо, что к этому времени уже собралась милиция и охрана». 14-летний сын Сталина Василий «волновался больше всех». Однако сам Сталин «был весел, обо всем спрашивал откуда-то появившегося начальника стройки […]».
На следующей станции Сталин опять вышел на платформу. Его родственницы и дочь Светлана предпочли остаться в вагоне, «напуганные несдержанными восторгами толпы, которая в азарте на одной из станций опрокинула недалеко от вождей огромную чугунную лампу […]». После посещения метро Сталин уехал на дачу. Его 14-летний сын Василий, вернувшись домой, «кидается на постель и истерически рыдает». Родственники пили успокоительные лекарства[369].
Такие путешествия вряд ли свидетельствовали о том, что Сталин всерьез боялся террористов. Новое усиление репрессий с конца 1934 г. было вызвано более сложным расчетом вождя. Убийство Кирова оказалось почти идеальным предлогом для решения коренной проблемы любой диктатуры – укрепления власти диктатора. Можно возразить, что к концу 1934 г. Сталин уже был диктатором. Однако диктатура, как и другие нестабильные системы власти, требовала постоянного подавления потенциальных угроз. Такими угрозами для Сталина в тот период были два на первый взгляд мало связанных между собой явления – остатки «коллективного руководства» в Политбюро и сохранение значительного слоя бывших оппозиционеров. Оба относились к тому, что можно назвать «большевистской традицией». Оба висели над Сталиным дамокловым мечом, напоминая, что власти диктатора существует вполне очевидная альтернатива. Соратники Сталина, входившие в Политбюро, имели если не политическую, то определенную административную самостоятельность. Они управляли крупнейшими ведомствами страны и окружали себя многочисленными клиентами из числа партийных и государственных чиновников. Ведомственность и клановость, опиравшиеся на традиции «коллективного руководства» и «внутрипартийной демократии», оставались последними препятствиями на пути диктатуры.
В одном из выступлений в начале 1937 г. Сталин разделил руководящих работников на несколько категорий. Одни из них, по словам Сталина, составляли «генералитет партии» (3–4 тыс. высших руководителей), другие – «партийное офицерство» (30–40 тыс. средних руководителей)[370]. Заметные позиции в этих группах до середины 1930-х годов удерживала старая партийная гвардия. У Сталина были основания не доверять ей. Что бы ни говорили эти люди с трибун, как бы ни клялись они в верности, Сталин знал: старые партийцы хорошо помнят о многочисленных провалах «генеральной линии» в 1930-е годы; о том, что ленинское «завещание» в какой-то момент чуть было не погубило политическую карьеру Сталина и он удержался у власти лишь милостью Зиновьева и Каменева; о том, как в конце 1920-х годов лишь благодаря поддержке ЦК Сталину удалось победить группу Рыкова – Бухарина. Совсем недавно партийные функционеры имели все основания считать Сталина первым среди равных. И хотя это время стремительно уходило в прошлое, Сталин подозрительно относился к «старой гвардии», имевшей хорошую память.
За долгие годы работы старые кадры притерлись друг к другу, установили достаточно прочные контакты между собой. Сталин периодически тасовал «колоду». Однако совершенно разбить установившиеся связи, разрушить группы, формировавшиеся вокруг «вождей» разных уровней по принципу личной преданности, было трудно. Переходя с одного места на другое, руководители перетаскивали своих людей. В партии формировались группировки, члены которых находились как бы в двойном подчинении: с одной стороны, служили диктатору, с другой – имели своих «патронов» в Политбюро или других руководящих инстанциях. Конечно, все эти группы были раздроблены и политически бессильны. Пока мы не знаем ни одного случая их сколько-нибудь серьезного противодействия Сталину. В лучшем случае все ограничивалось выражением недовольства в узком кругу. Однако Сталин, как и другие диктаторы, исходил из возможности худших сценариев. Он подозревал заговоры и удары в спину в случае обострения внутренней или международной обстановки. Замена старой гвардии молодыми, абсолютно преданными выдвиженцами была одним из важных пунктов укрепления единовластия. Угроза войны, как будет показано далее в этой книге, обостряла страхи вождя и его стремление обезопаситься от любых неожиданностей. «Смерть побежденных нужна для спокойствия победителей». Эту фразу, приписываемую Чингисхану, Сталин как-то подчеркнул в одной из книг своей библиотеки[371].
Действительно, наличие «побежденных» – раскаявшихся и униженных бывших оппозиционеров – являлось слабым звеном сообщества старых партийцев. Хотя оппозиционеров постоянно третировали и держали под контролем спецслужб, в партии их не считали врагами. Многие оппозиционеры занимали различные должности в государственном и даже партийном аппарате, руководили хозяйственными ведомствами и крупными предприятиями. Для значительной части старых большевиков оппозиционеры оставались партийными товарищами, сыгравшими большую роль в героический период захвата власти. Убийство Кирова и сфабрикованная по приказу Сталина версия о террористической деятельности сторонников Зиновьева и Каменева кардинальным образом меняли ситуацию. Из категории политических отступников оппозиционеров переводили в разряд «врагов» и «террористов».
Такой переворот касался не только самих оппозиционеров. Среди старой партийной гвардии было трудно найти человека, который так или иначе не соприкасался с оппозиционерами. Значительная часть генералов служили под началом Троцкого, который создавал Красную армию и долгие годы руководил ею. Многие преуспевающие сталинские функционеры совершали ошибки молодости. В 1920-е годы, не разобравшись, на чьей стороне сила, или просто ведомые эмоциями, многие временно поддерживали оппозицию. Другие дружили с оппозиционерами со времен подполья, революции, вместе сражались в гражданскую войну. Третьи сотрудничали с раскаявшимися оппозиционерами уже в 1930-е годы. В общем, нанося удар по «слабому звену» – бывшим оппозиционерам, Сталин начинал настоящую кадровую революцию. С одной стороны, он окончательно расправлялся с затаившимися политическими противниками. С другой – получал возможность чистить аппарат в целом, не исключая своих ближайших соратников по Политбюро.
