Практически все советские лидеры в разное время прошли через ритуал унижения, покаяния и клятв в верности вождю. Сталин подвергал их опале и вновь приближал, щедро раздавал выговоры, устраивал публичные политические «порки» в печати и на различных собраниях. Временами Сталин впадал в ярость. Министр внешней торговли М. А. Меньшиков на одном из заседаний разозлил Сталина тем, что не расслышал его вопрос. «Он гневно взглянул на меня и запустил что есть силы толстый карандаш, который держал в руке, вдоль по столу в моем направлении. На мгновение все застыли в ожидании дальнейшего развития событий», – вспоминал Меньшиков[383]. Министр госбезопасности С. Д. Игнатьев после смерти Сталина жаловался на постоянные выволочки: «Товарищ Сталин в еще неслыханной мной резкой форме выругал меня площадной бранью, назвал идиотом»[384]. Писателя К. Симонова, присутствовавшего на пленуме ЦК в октябре 1952 г., поразил яростный, «почти свирепый» и «невоздержанный» тон речи Сталина, обличавшего Молотова и Микояна[385]. Сталинский гнев и непредсказуемость, особенно в последние годы, стимулировались его болезненным состоянием – прогрессировавшим атеросклерозом.

Жизнь высших руководителей и чиновников из окружения Сталина проходила в позолоченной клетке. Вольные распоряжаться судьбами своих подчиненных, они находились в столь же бесправном положении по отношению к Сталину. Охрана, средства передвижения (автомобили, поезда, водные суда), получение и отправка корреспонденции, специальная телефонная связь, содержание и снабжение дач и квартир – все это было в руках органов госбезопасности, непосредственно подчиненных диктатору. Не довольствуясь этим, Сталин, судя по некоторым свидетельствам, периодически поручал чекистам устанавливать у некоторых членов Политбюро прослушивающую аппаратуру[386].

Однако, несмотря на подавление коллективного руководства, в системе сталинской диктатуры постоянно и неизбежно воспроизводились элементы олигархии, потенциально отрицавшие единовластие. Соратники Сталина, хотя и утратили основные политические позиции, обладали определенной административной автономностью. Возглавляя крупнейшие ведомства, они самостоятельно решали многие оперативные вопросы руководства страной. Причем эта тенденция усиливалась по мере того, как сам Сталин в силу физического дряхления сокращал свое участие в повседневном администрировании. Сталин осознавал эту угрозу. Писатель К. Симонов со слов очевидца записал характерные высказывания вождя о соратниках:

Для разрушения этой круговой поруки Сталин выработал метод, который можно назвать интервенцией без правил. Подчиненные диктатора никогда не знали, какой вопрос и в какой момент может вызвать его интерес. Не знали, какой будет реакция вождя на то или иное решение. Это позволяло Сталину держать аппарат и свое окружение в напряжении, заменять отсутствие полного контроля (невозможного в принципе) постоянной угрозой выборочного контроля. Важную роль играла многоканальность информации, поступавшей Сталину. Многочисленные советские ведомства, включая партийные учреждения, прокуратуру и госбезопасность, фактически следили друг за другом. Демонстрируя Сталину свою бдительность и эффективность, они писали друг на друга своеобразные бюрократические доносы, рьяно выявляли недостатки в «чужом глазу».

Репрессии, угрозы наказания, гнев и капризы Сталина делали участь высших советских чиновников почти столь же незавидной, как и участь бесправного маленького человека. Сталинские соратники жили и работали в состоянии стресса. Старый советский дипломат оставил такие воспоминания о министре иностранных дел СССР А. Я. Вышинском, входившем в число самых преданных и успешных соратников Сталина:

Сталин был беспощадным хозяином. От подчиненных он требовал максимальной самоотдачи, предпочитал армейские методы: приказ – беспрекословное выполнение любой ценой, невзирая на обстоятельства. Страх ареста и перегрузки усугублялись ненормальным ночным образом жизни Сталина. Приспосабливаясь к нему, аппарат бодрствовал и ночью, когда не спал Сталин, и днем, когда работала вся остальная страна. Далеко не все сталинские функционеры отличались столь хорошим здоровьем и умением приспосабливаться, как Молотов и Каганович, едва не дотянувшие до своего столетия. В одном из документов ЦК партии, составленном в 1947 г., сохранилось такое признание: «Анализ данных о состоянии здоровья руководящих кадров партии и правительства показал, что у ряда лиц даже сравнительно молодого возраста обнаружены серьезные заболевания сердца, кровеносных сосудов и нервной системы со значительным снижением трудоспособности. Одной из причин указанных заболеваний является напряженная работа не только днем, но и ночью, а нередко даже и в праздничные дни»[389]. Однако пока был жив Сталин, ничего изменить было просто невозможно. Зато вскоре после его смерти было принято решение о запрещении работы аппарата в ночное время и введении обычного распорядка[390].

Сам Сталин был важнейшей составной частью огромного механизма манипулирования чиновниками. Именно он инициировал и направлял репрессии, осуществлял все основные кадровые перемещения, перетасовывал людей и должности, чтобы не застаивались на одном месте и не обрастали рутиной. Как любой диктатор, Сталин стремился внушить своим подданным и помощникам чувства страха, поклонения, преданности на уровне инстинкта.

Сам твердокаменный приверженец вождя, Молотов называл Кагановича «двухсотпроцентным сталинистом»[391]. Воспитание именно такого типа людей было задачей диктатора.

Сталинизации советского чиновничества, включая его верхушку, способствовали массовые чистки 1930-х годов. В считаные месяцы они уничтожили слой старой партийной гвардии и подняли на поверхность массы «безродных» выдвиженцев. Чиновники, получившие свои кресла благодаря революционным заслугам, уступили кресла партийному молодняку. После завершения массового террора, в 1940 г., 57 % секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик были в возрасте до 35 лет[392]. Совсем молодыми, в возрасте от 30 до 40 лет, свои должности заняли многие сталинские министры, генералы, директора важнейших предприятий, руководители творческих союзов и т. д.

Из рук Сталина молодые выдвиженцы получали огромную власть – власть маленьких диктаторов. Они распоряжались судьбами и жизнями миллионов людей. От них зависело распределение значительных ресурсов и деятельность гигантских предприятий. Они вливались в особую касту, жившую по своим законам и в своем привилегированном мире. Эта каста не знала голода, материальных лишений, страшного жилищного кризиса, примитивного здравоохранения. Они жили под охраной в своих огромных квартирах и на дачах, проносились мимо переполненного общественного транспорта в служебных автомобилях. Они и их близкие не стояли в многочасовых очередях в пустые советские магазины. Их заработные платы и освобожденные от налогов дополнительные выплаты (так называемые «конверты») в десятки раз превышали нищенские заработки рядовых граждан. Гонорары номенклатурных советских писателей составляли сотни тысяч рублей, а в ряде случаев доходили до миллиона в год, что во многие тысячи раз превышало доходы советских крестьян[393]. Чувство принадлежности к всемогущей государственной корпорации и собственной значимости кружило молодые головы. Головы, возможно, честные, но не обремененные состраданием, рефлексиями, пониманием иного.