47. СЛОВО
Был поэт — сквозь широкие годы,
Из конца пробиваясь в конец,
Он водил черный ветер невзгоды,
Оголтелую смуту сердец.
Словно отговор тягостной смуты,
Словно наговор странствий и бед,
Воспевал он, холодный и лютый,
Обжигающий сердце рассвет.
Старой выдумкой — песней цыганской —
Он людские сердца волновал
И стихи роковые с опаской
Нараспев неизменно читал.
Под гитару, как в таборе темном,
Над рекой, где гремят соловьи,
Он сложил о скитальце бездомном
Опрометчиво песни свои.
Он твердил: «Если сердце обманет,
Покоряйся бездумно судьбе,
Пусть негаданно время настанет —
Всё любовь не вернется к тебе.
Мне с младенчества, словно Егорью,
Желтоглазый приснился дракон,
Не люблю эту землю с лазорью —
Тихой жизни бессмысленный сон.
В небесах позабытого года
Буду славить холодную тьму,
Есть души отгоревшей свобода —
В грусти жить на земле одному».
Он улыбкой и ложью той странной
Желторотых подростков губил,
Только я не поддался обману —
И поэтов других полюбил.
И теперь только вспомню — и снова
Ясный свет отплывающих дней
Вдруг доносит ко мне из былого
Голоса тех заветных друзей.
С нами тысячи тех, для которых
Время вызубрит бури азы,
Молодой подымается порох —
Весь раскат первородной грозы.
Пусть же снова зальются баяны,
Все окраины ринутся в пляс,
За моря, за моря-океаны
Ходит запросто слава о нас.
А поэта того позабыли,
Перечтешь — и забудется вновь,
Потому что мы сердцем любили
Только тех, кто прославил любовь.
48–51. ИЗ ЦИКЛА «СЕМЕЙНАЯ ХРОНИКА» ПОРТРЕТЫ
1. СЕМЬЯ
Над покоем усадеб,
Уходящих в безвестные дали,
Подымается небо
Оттенка суглинка и стали.
У высоких домов,
У деревьев старинного парка
В эту тихую ночь
По-особому душно и жарко.
И стучат до рассвета
Избушки на низеньких ножках
Костяною ногой
На посыпанных желтым дорожках.
Семь цветов, что над радугой
Подняты узкой дугою,
По проселкам страны
Обрываются песней другою.
Даль проходит уже,
И сбиваются в полночь копыта,
Гомозя и гремя
Над укладом старинного быта.
Там семья — как оплот,
И семья там опора всей власти,
Там приказу отца
Повинуются слезы и страсти.
А семейных романов
Отменная тонкая вязь,
Всё, что мы прочитали,
Смеясь, негодуя, дивясь,—
Обличенье того,
Что теперь уж навек позабыто,
Осужденье того
Невозвратно ушедшего быта.
Я запомнил всё то,
Что поют мне об единоверце.
Снова пепел отцов
На рассвете стучит в мое сердце.
Вновь приходит рассвет —
И горят золотые зарницы.
Ваши кости зарыты
На девятой версте от столицы.
Не под темною тенью
Кладбищенской тесной ограды —
По морям, по волнам,
По размытым краям эстакады.
Встань, другая семья.
Вот отцовский резной подоконник.
Захолустная ночь.
Здесь начало романов и хроник.
Здесь преемственность крови,
Преданья и сны старины
Вспоминаются в утро
Великой гражданской войны.
2. ДЕД
Тихие, тихие теплятся клены,
Топчут вечерний покой тополя,
Дальних оврагов туманятся склоны,
В дымную даль убегают поля.
В этой губернии ночи глухие,
Сколько плотов на широкой реке
Выпьют медвяные зори России.
Тройки гремят в непонятной тоске.
Каторжник беглый, расстрига, картежник
Вспомнят, полжизни своей промотав,
Злую тропу, где растет подорожник,
Желтый суглинок у старых застав.
Вечером слышится звон колокольный.
Спит за оврагом бревенчатый дом.
Плотник усталый с тоскою невольной
Темную думу таит о былом.
В тихом проулке забор деревянный
Выведет прямо на берег речной.
Ходит форштадтами ветер медвяный,
Самою старой пылит стариной.
Детям тоскливо в старинном покое,
Ждут сыновья издалека вестей,
Ходят с конями чужими в ночное,
Слушают сказки бывалых людей.
Годы пройдут, и отцовского дома
Бросят они расписное крыльцо,
Смертная их поджидает истома,
Северный ветер ударит в лицо.
