Алина была готова завыть. Она находилась в нескольких ярдах от отца, и ее не пускали к нему. О том, чтобы силой справиться со здоровенным вооруженным тюремщиком, не могло быть и речи, а денег у нее действительно не было. Когда она увидела, как Мэг дает ему пенни, Алина уже тогда встревожилась, однако надеялась, что тюремщик брал деньги за какие-то особые услуги. Как видно, она ошибалась: пенни – это цена за вход.

– Я принесу тебе пенни, как только смогу раздобыть, – уговаривала Алина. – А сейчас, сделай милость, разреши нам повидаться с ним, ну хоть на несколько минут.

– Сначала найди деньги, – отрезал тюремщик и повернулся к ним спиной.

Алина едва сдерживала слезы. Отчаявшись, она хотела было крикнуть что-нибудь в надежде, что отец услышит, однако решила, что ее истошный крик может только испугать и взволновать его. Сходя с ума от собственного бессилия, она поплелась к двери.

На пороге она оглянулась.

– Как он? Хоть это ты можешь сказать? С ним все в порядке?

– Нет, не все, – ответил тюремщик. – Он умирает. А теперь проваливайте.

Слезы затуманили взор девушки; спотыкаясь, она вышла на улицу и побрела, не разбирая дороги. Столкнувшись с чем-то – то ли со свиньей, то ли с овцой, – она чуть не упала и разрыдалась. Ричард взял сестру за руку и повел. Через главные ворота они вышли из замка и очутились среди разбросанных лачуг и крохотных полей городской окраины, затем, дойдя до луга, сели на пенек.

– Ненавижу, когда ты плачешь, Алли, – жалостным голосом проговорил Ричард.

Она постаралась собраться. В конце концов ей удалось найти отца – а это уже кое-что. Она также узнала, что он болен, однако тюремщик – человек бессердечный и, вполне возможно, нарочно пугает ее, преувеличивая серьезность его недуга. Единственное, что сейчас требуется, – это найти пенни, тогда она сможет поговорить с отцом и сама во всем убедиться и спросить у него совета, как быть дальше.

– Как же нам раздобыть пенни, Ричард?

– Не знаю.

– Нам даже продать-то нечего и одолжить не у кого. Своровать ты не сможешь...

– А что, если попросить? – предложил Ричард.

Это была мысль. С холма по направлению к замку верхом на крепкой вороной лошадке спускался весьма зажиточный с виду крестьянин. Вскочив на ноги, Алина побежала к дороге и, когда он приблизился, произнесла:

– Господин, пожалуйста, дай мне один пенни.

– Убирайся! – рявкнул крестьянин и, пришпорив свою лошадь, пустил ее рысью.

Алина вернулась к брату.

– Нищие обычно выпрашивают еду или старые тряпки, – огорченно сказала она. – Денег им не дают.

– В таком случае откуда у людей деньги? – Очевидно, прежде Ричард никогда не задавался этим вопросом.

– Королям платят налоги, – объяснила Алина, – лорды собирают ренту, священники – подати, торговцы что-нибудь продают, ремесленники получают за свой труд, а у крестьян есть земля.

– Подмастерьям платят за работу.

– Как и работникам. Пожалуй, мы могли бы наняться.

– К кому?

– В Винчестере полно всяких мануфактур, где выделывают кожи и ткут ткани, – сказала Алина. Настроение у нее несколько поднялось. – В городе легко найти работу. – Она резко встала. – Давай попробуем?

Ричард колебался.

– Я не могу работать, как какой-нибудь простолюдин, – проговорил он. – Я же сын графа.

– Был когда-то, – зло отрезала Алина. – Слышал, что сказал тюремщик? Тебе пора бы понять, что теперь ты ничем не лучше других.

Ричард надулся, но промолчал.

– Что ж, я пошла. Можешь оставаться, если хочешь, – сказала Алина и направилась к Западным воротам. Она знала – через минуту его настроение изменится, и, не успела она дойти до города, он нагнал ее.

– Не злись, Алли. Ну, буду работать. Я очень сильный, из меня выйдет хороший работник.

Алина улыбнулась.

– Я в этом абсолютно уверена, – солгала она, желая хоть как-то подбодрить брата.

Они шагали по Хай-стрит. Алина помнила, что Винчестер был очень продуманно спланирован. Южная половина – справа от них – делилась на три части: первую занимал замок, вторую – район, где жили богатые горожане, а третью, юго-восточную, – собор и епископский дворец. Северная половина также имела три части: еврейский квартал, торговые ряды и в северо-восточном углу – мануфактуры.

По Хай-стрит Алина дошла до восточной окраины города и повернула налево – на улицу, вдоль которой проходил канал. На одной стороне этой улицы стояли обычные дома, главным образом деревянные, а на другой беспорядочно теснились сколоченные кое-как постройки, некоторые из которых представляли собой лишь опирающуюся на столбы крышу, и большинство из них, казалось, готовы были в любую минуту рухнуть. К одним домам вели мостки или доски, другие же здания просто оседлали канал. И кругом люди занимались ремеслами, которые требовали большого количества воды: они полоскали шерсть, дубили кожу, валяли и красили сукно, варили эль и делали многое другое, чего Алина просто не понимала. Ее ноздри щекотали запахи дрожжей, дыма, дерева и гнили. Все вокруг выглядели ужасно занятыми. Конечно, у крестьян тоже полно забот и они должны усердно трудиться, но свою работу они выполняют не спеша и всегда имеют возможность передохнуть, оглядеться и поболтать с проходящими мимо путниками. Те же, кто работал на мануфактурах, и головы-то не могли поднять. Их ремесло требовало полной отдачи. Таскали ли они тюки, черпали ли воду, выделывали ли кожу, валяли ли сукно – движения работающих были быстрыми и точными. Глядя, как они над чем-то колдуют в полумраке своих ветхих лачуг, Алина вспомнила картины ада, изображавшие чертей возле бурлящих котлов.

Она остановилась неподалеку от мануфактуры, где валяли сукно. Могучая на вид женщина черпала из канала воду и лила ее в огромное каменное корыто, время от времени добавляя в него из мешка определенное количество сукновальной глины. На дне корыта, полностью покрытый водой, лежал кусок материи, по которому увесистыми деревянными дубинами – они называются валяльные биты, вспомнила Алина, – колотили два мужика. В результате этой операции сукно садилось, уплотнялось и становилось более водонепроницаемым, а сукновальная глина выщелачивала из шерсти жиры. В глубине двора виднелись кипы еще не обработанной материи и мешки с сукновальной глиной.

Алина перебралась через ручей и подошла к работавшим возле корыта людям, которые, лишь мельком взглянув на нее, продолжили свое занятие. Земля вокруг них была залита водой, и они трудились, стоя босиком в холодной грязи. Поскольку никто не собирался бросать работу ради того, чтобы поинтересоваться причиной ее прихода, Алина сама громко спросила:

– Где ваш хозяин?

Вместо ответа женщина кивнула головой в сторону дальней части двора.

Сделав знак Ричарду следовать за ней, Алина прошла во двор, где на деревянных рамах сушились куски материи. Там она увидела, как, согнувшись над мокрым сукном, возится какой-то человек.

– Я ищу хозяина, – сказала девушка.

Человечек выпрямился и посмотрел на Алину. Он был уродлив, одноглаз и горбат, словно всю жизнь провел над сушильными рамами и теперь уже не мог разогнуться.

– Что такое? – проговорил горбун.

– Ты здесь главный?

– Почти сорок лет я вкалываю на этом дворе, так что надеюсь, теперь я действительно главный. Чего тебе?

Алина смекнула, что имеет дело с человеком, привыкшим вечно доказывать свое превосходство.

– Мой брат и я, – робко пролепетала она, – хотим получить работу. Не мог бы ты нанять нас?

Некоторое время ремесленник разглядывал ее с ног до головы.

– Боже милостивый! – наконец воскликнул он. – Да что я буду с вами делать?

– Мы согласны на любую работу, – твердо сказала Алина. – Нам нужны деньги.

– Мне вы не годитесь, – презрительно буркнул суконщик и отвернулся к своим рамам.

Но Алину это не удовлетворило.

– Но почему? – разозлилась она. – Мы же не клянчим у тебя деньги, мы хотим заработать.

Горбун снова обернулся.

– Ну пожалуйста! – взмолилась девушка, хотя она терпеть не могла унижаться.