Собравшиеся вокруг крестьяне мрачно следили за происходящим.

– Где мельник? – рявкнул Уильям.

Все еще пытаясь притвориться несправедливо обиженным, подошел мельник.

– Гервас, – приказал Уильям, – свяжи его и брось внутрь.

Мельник рванулся прочь, но Жильбер поставил ему подножку, а затем уселся на него верхом. Гервас скрутил кожаными ремнями руки и ноги несчастного, и двое рыцарей потащили его к мельнице. Мельник начал вырываться и просить пощады.

В этот момент из толпы вышел один из крестьян и закричал:

– Вы не имеете права делать это! Это убийство! Даже лордам не позволено убивать людей.

– Если ты еще раз откроешь рот, – ткнув в него трясущимся пальцем, прорычал Уильям, – то пойдешь вслед за ним.

Дерзкий крестьянин, подумав хорошенько, попятился назад.

Из мельницы вышли рыцари. Уильям тронул коня с потянувшейся за ним веревкой. Наконец она натянулась как струна.

Внутри постройки взвыл мельник. Это был вопль, от которого у присутствующих застыла в жилах кровь, вопль обреченного человека, знающего, что через несколько мгновений он будет раздавлен.

Конь вскинул голову, стараясь ослабить обвязанную вокруг шеи веревку. Уильям прикрикнул на него и ударил по крупу, заставляя могучее животное тянуть сильнее, затем обернулся к своим рыцарям:

– Вы тоже хватайтесь за веревку!

Все четверо бросились исполнять приказание. В толпе раздавались возмущенные голоса, но крестьяне были слишком напуганы, чтобы вмешаться. Артур стоял в стороне, в глазах у него была тоска.

Крики мельника стали еще пронзительней. Уильям представил, какой ужас охватил этого человека, ожидающего своей страшной смерти. «Ни один из этих подлых крестьян не забудет теперь месть Хамлеев», – подумал он.

Опора затрещала и наконец с грохотом обломилась. Конь рванулся вперед, и рыцари отпустили веревку. Угол крыши провис. Женщины заголосили. Деревянная стена задрожала, вопль мельника перешел в визг, второй этаж со страшным треском начал проваливаться, визг внезапно оборвался, и земля содрогнулась от упавшего на нее жернова. Затем повалились стены, крыша осела, и через минуту от мельницы осталась лишь куча дров с лежащим под ней мертвецом.

Настроение Уильяма улучшилось.

Несколько крестьян подбежали к развалинам и стали неистово растаскивать обломки. Если они надеялись, что мельник еще жив, то их ждало разочарование. Его тело представляло ужасное зрелище. Ну и замечательно!

Оглядевшись, Уильям заметил розовощекую девушку с таким же розовощеким малышом, стоящую позади толпы и словно старающуюся остаться незамеченной. Он вспомнил, как бородатый мужик – должно быть, ее отец – гнал ее с глаз долой. Уильям решил, прежде чем покинуть эту деревню, дознаться, в чем тут дело. Он пальцем поманил ее к себе. Она оглянулась, надеясь, что он зовет кого-то еще.

– Ты, ты, – сказал Уильям. – Подойди.

Бородатый мужик увидал ее и что-то гневно забормотал.

– Кто твой муж, ведьма? – заговорил с ней Уильям.

– У нее нет му... – начал было ее отец, но опоздал.

– Эдмунд, – успела сказать девушка.

– Так ты замужем! А отца твоего как зовут?

– Мое имя Теобальд, – проговорил чернобородый.

Уильям повернулся к Артуру:

– Теобальд – свободный гражданин?

– Он крепостной, милорд.

– А когда дочь крепостного выходит замуж, разве это не право господина, как ее хозяина, провести с ней первую брачную ночь?

Артур был потрясен.

– Милорд! Да этот первобытный обычай уже давным-давно не соблюдается!

– Верно, – кивнул Уильям. – Вместо этого отец должен заплатить выкуп. Сколько нам заплатил Теобальд?

– Он еще не заплатил, милорд, но...

– Еще не заплатил! А у нее уже пузатый, розовощекий карапуз!

– У нас не было денег, господин, – оправдывался Теобальд, – а у нее родился от Эдмунда ребенок, и они хотели обвенчаться, но я могу заплатить сейчас, ведь мы только что собрали урожай.

Уильям улыбнулся девушке.

– Дай-ка мне посмотреть твоего малыша.

Трясясь от страха, она широко раскрытыми глазами уставилась на него.

– Подойди. Дай мне его.

Хоть ей и было страшно, однако заставить себя отдать своего ребенка она не могла. Уильям подошел сам и осторожно взял на руки младенца. В ее глазах застыл ужас, но она не противилась.

Ребенок пронзительно заплакал. Уильям с минуту подержал его, затем схватил за ножки и резким движением, что было силы, подбросил вверх.

Девушка издала леденящий душу вопль, неотрывно глядя на кувыркающегося в воздухе младенца.

Растопырив руки, вперед рванулся Теобальд, пытаясь поймать внука.

Пока девушка, задрав вверх голову, вопила, Уильям схватил ее за вырез платья и разорвал его. У нее было розовое округлое молодое тело.

Теобальд благополучно поймал ребенка.

Девушка повернулась и собралась бежать, но Уильям схватил ее и швырнул на землю.

Теобальд передал малыша одной из стоявших в толпе женщин и взглянул на Уильяма.

– Поскольку мне не предоставили право первой ночи и не заплатили выкуп, я возьму то, что мне полагается, сейчас, – заявил Хамлей.

Теобальд метнулся к нему.

Уильям достал меч.

Теобальд остановился.

Уильям посмотрел на лежащую на земле, пытающуюся прикрыть руками свою наготу девушку. Ее страх возбуждал его.

– А после меня – мои рыцари, – осклабился он.

За три года Кингсбридж изменился до неузнаваемости.

Уильям не был здесь с той Троицы, когда Филип и его добровольные помощники расстроили задуманный Уолераном Бигодом план. В то время тут было лишь сорок или пятьдесят деревянных домишек, сгрудившихся вокруг монастырских ворот да разбросанных вдоль спускавшейся к реке раскисшей от грязи дороги. Сейчас же, подъезжая к деревне по полю, на котором колыхались волны спелой пшеницы, Хамлей увидел по крайней мере в три раза больше домов. Они коричневым кольцом окружили серые стены обители и полностью заполнили пространство от монастыря до реки. Некоторые из них были весьма внушительных размеров. В самом же монастыре появились новые каменные здания, а стены строящегося собора стремительно ползли вверх. На берегу реки соорудили два новых причала. Кингсбридж стал городом.

Облик этого места окончательно подтвердил подозрение Уильяма, которое с тех пор, как он вернулся с войны, постоянно росло в его сознании. Пока, вытрясая из должников деньги и терроризируя смердов, он объезжал свои владения, ему беспрестанно приходилось слышать разговоры о Кингсбридже. Туда уходили на заработки безземельные крестьяне, зажиточные семьи посылали в монастырскую школу своих сыновей, мелкие собственники продавали строителям собора яйца и сыр, а по церковным праздникам туда отправлялись все, кто только мог. Вот и сегодня праздник – Михайлов день, который в этом году пришелся на воскресенье. Было теплое утро ранней осени, погода для поездок стояла прекрасная, так что в Кингсбридже, очевидно, соберется масса народу. Уильям рассчитывал выяснить, что их так влечет сюда.

Рядом с ним скакали пятеро его слуг. Они неплохо поработали в окрестных деревнях. Слава о набегах Уильяма распространилась с невероятной быстротой, и теперь люди точно знали, что им следует ожидать от его визитов. При приближении Хамлея они отсылали всех детей и молодых женщин прятаться в леса. Уильяму нравилось наводить на крестьян ужас: это помогало держать их в узде. Теперь они точно знали, кто их господин!

Подъезжая к Кингсбриджу, он пустил коня рысью: в город нужно въезжать на скорости – это сильнее впечатляет. Люди в страхе шарахались в стороны, уступая дорогу бешено несущейся кавалькаде.

Не обращая внимания на сборщика пошлин, всадники прогрохотали по деревянному мосту, но начинавшаяся впереди узкая улица была перегорожена груженной бочками с известью телегой, которую тянули два огромных, неповоротливых вола, и кони рыцарей вынуждены были резко замедлить свой бег.

Двигаясь за телегой, Уильям с любопытством оглядывался по сторонам. Между старыми постройками поднялись новые, добротные дома. Он заметил харчевню, трактир, кузницу и лавку сапожника. Во всем безошибочно угадывались приметы достатка и процветания. Уильямом овладела зависть.