Джек понимающе кивнул. Он принял решение Филипа как неизбежное и все-таки, прощаясь по вечерам с Алиной и покидая ее дом, каждый раз злился на приора. И сейчас он понимал негодование матери.

– Все же это ненадолго, – снова как бы уговаривая себя самого, сказал Джек.

– А что говорит Алина?

Джек скорчил гримасу:

– Ей тоже несладко. Она считает во всем виноватой себя. Говорит, не надо было ей выходить замуж за Альфреда.

– Правильно говорит. Но и ты тоже хорош: уперся – хочу, мол, строить церкви – и все тут.

Обидно, что мать не хотела его понять.

– Мама, но все остальное не стоит того. Церкви – самые большие, самые высокие и красивые здания на свете. Поэтому и строить их так непросто, поэтому и требуется от мастеров настоящее умение и талант.

– И ты не согласишься ни на что другое?

– Конечно нет.

Она в замешательстве покачала головой:

– Я никогда, наверное, не пойму, откуда у моего сына такая вера в то, что ему предначертано стать великим. – Она бросила остатки кролика в котел и стала вычищать шкурку: мех ей еще пригодится. – Это ты унаследовал явно не от своих предков.

Джек ждал, что мать вспомнит об этом.

– Мама, когда я странствовал за морем, мне кое-что удалось узнать о моей родне.

Она оторвалась от шкурки и посмотрела на него.

– Ты о чем?

– Я нашел семью моего отца.

– О Боже! Как тебе удалось? Где они? Кто они?

– Есть такой городок в Нормандии, называется Шербур. Там он и родился.

– А ты уверен?

– Я очень похож на него. Мы как две капли воды. Меня даже приняли за призрака.

Мать тяжело опустилась на табуретку. Джек почувствовал себя виноватым за то, что расстроил ее, но разве мог он предположить, что она с такой болью воспримет его слова.

– И что... что они за люди? – промолвила она.

– Отец его давно умер, а мать жива. Она очень хорошо приняла меня, когда поняла, что я никакой не призрак. Его старший брат – плотник. У него жена и трое детей. Мои двоюродные братья и сестры. – Джек улыбнулся. – Правда, здорово? У нас теперь есть родня.

Мысль о родне, казалось, огорчила ее, причинила боль.

– Джек, мне так жаль, что я не смогла дать тебе нормального воспитания.

– А мне – нисколько, – легко ответил он. Ему всегда было не по себе, когда мать вдруг начинала мучиться угрызениями совести: это было не в ее характере. – Я очень рад, что у меня появились братья и сестры. Даже если нам не суждено больше увидеться, все равно приятно знать, что они есть.

– Понимаю, – сказала она и горестно кивнула.

Джек тяжело вздохнул:

– Они думали, отец утонул во время кораблекрушения двадцать четыре года назад. Судно называлось «Белый Корабль». Оно вышло как раз из Барфлера. Все пассажиры считались погибшими. Но отцу удалось спастись, хотя об этом так никто и не узнал, потому что он больше не вернулся в Шербур.

– Он оказался в Кингсбридже, – сказала она.

– Но как это случилось?

– Он уцепился за бочонок, и его выбросило на берег, неподалеку от замка. Отец пошел туда сообщить о кораблекрушении. В замке были какие-то знатные вельможи, они очень испугались, увидев его, схватили и привезли в Англию. Через несколько недель, а может, и месяцев – точно не помнил – он оказался в Кингсбридже.

– А больше отец ничего не рассказывал о крушении?

– Говорил только, что корабль сразу пошел ко дну, как будто в днище образовалась огромная пробоина.

– Такое чувство, что отец кому-то мешал.

Мать кивнула:

– А потом, когда они поняли, что больше не могут держать его в пленниках, они убили его.

Джек опустился перед ней на колени так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. Дрожащим от волнения голосом он спросил:

– Но кто были эти люди,мама?

– Ты меня об этом уже спрашивал.

– А ты все время отмалчивалась.

– Потому что не хотела, чтобы ты потратил свою жизнь на месть за отца.

Джек почувствовал, что она все еще относится к нему, как к ребенку, скрывая от него то, что может ему повредить. Он старался держать себя в руках, как положено взрослому мужчине.

– Всю свою жизнь я хочу посвятить тому, чтобы строить новый собор в Кингсбридже и растить наших с Алиной детей. Но я также хочу знать, за что повесили моего отца. А об этом знают только те, кто оклеветал его. И мне надо знать, кто эти люди.

– Тогда я не знала их имен.

Джек видел, что мать опять избегает говорить всю правду, и это его разозлило.

– Но теперь-то ты знаешь!

–Да, знаю. – Ее глаза были полны слез, и Джек понял, что ей так же тяжело, как и ему. – И я скажу тебе, потому что чувствую, что ты не успокоишься, пока не узнаешь все как есть. – Она всхлипнула и вытерла слезы.

Джек в напряжении ждал.

– Их было трое: монах, священник и рыцарь.

Он сурово посмотрел на нее:

– Имена...

– Ты хочешь спросить у них, почему они солгали под присягой?

– Да.

– И ты думаешь, они тебе скажут?

– Может, и не скажут. Я только посмотрю им в глаза и спрошу. Возможно, этого мне будет достаточно.

– Вряд ли тебе это удастся.

– Я хочу попробовать, мама!

Она опять глубоко вздохнула.

– Монах был приором Кингсбриджа.

– Филип?!

– Нет, не Филип. Это было еще до него. Его предшественник – Джеймс.

– Но он же умер!

– Я ведь предупреждала тебя, что у тебя вряд ли получится поговорить с ними.

Джек сощурился:

– Кто были двое других?

– Рыцарь – Перси Хамлей, граф Ширинг.

– Отец Уильяма!

– Да.

– И он тоже мертв!

– Да.

Джека охватило ужасное предчувствие, что и третьего уже не было в живых и тайна смерти его отца навсегда ушла с ними в могилу.

– А священник, кто он? – Джек сгорал от нетерпения.

– Его звали Уолеран Бигод. Теперь он епископ Кингсбриджский.

Джек облегченно вздохнул:

– И он еще жив.

Замок епископа Уолерана был построен к Рождеству. Ранним погожим утром нового года Уильям Хамлей с матерью подъезжали к нему верхом. Они еще издали увидели его. Он стоял на самом верху целой гряды холмов, возвышаясь над долиной и словно бросая суровый, мрачный взгляд на окрестности.

Проезжая по долине, они объехали старый епископский дворец. Теперь здесь были склады с шерстью. Торговля у Уолерана шла бойко, и часть вырученных денег пошла на строительство нового замка.

Миновав долину, они поднялись по пологому склону и, преодолев проход в земляном валу и глубокий сухой ров, выехали к воротам в каменной стене. Со всеми своими земляными валами, рвом и каменной стеной замок казался совершенно неприступным. Ни Уильям, ни даже королевские особы не могли похвастаться ничем подобным.

Во внутреннем дворе высилась громадная четырехугольная башня в три этажа, рядом с которой каменная церковь выглядела совсем крошечной. Уильям помог матери слезть с лошади. Сопровождавшие их рыцари увели лошадей на конюшню, а Уильям с матерью поднялись по ступенькам в дом епископа.

Был самый разгар дня, и слуги Уолерана суетились в большом зале, накрывая на стол. Здесь же стояли в ожидании обеда архидиаконы, помощники, служащие и просто прихлебатели епископа. Уильям и Риган ждали, пока слуга пошел доложить об их прибытии.

Уильяма раздирали приступы жестокой ревности. Алина была влюблена, и вся округа знала об этом. У нее родился внебрачный ребенок, и муж выгнал ее из дома. С малышом на руках она отправилась на поиски своего возлюбленного и, обойдя чуть ли не полсвета, все-таки нашла его. История эта не сходила с уст жителей всей Южной Англии. И всякий раз, когда Уильям слышал ее, в нем закипала нечеловеческая ярость. Но он уже придумал, как отомстить Алине.

Их провели вверх по широкой лестнице в покои епископа. Уолеран сидел за большим столом, рядом пристроился Болдуин.

Тот уже стал архидиаконом. Двое духовников на скатерти, похожей на шахматную доску, подсчитывали деньги, складывая их в аккуратные столбики, по двенадцать монет в каждом, и передвигая их с черных квадратиков на белые. Болдуин встал, поклонился леди Риган и быстро убрал скатерть и деньги.