Уильям следил за ними, чувствуя, как острая боль пронзает сердце.

Законный граф... билась тревожная мысль в мозгу. Законный граф.

Он обернулся. Уолтер и Герваз стояли за спиной, Хуг и Луи были ранены – Уильям не знал еще, тяжело ли, а Гийом погиб, и кровь его бурыми пятнами засохла на плаще Уильяма. Большего унижения ему в своей жизни испытывать не приходилось. У него едва доставало сил держать голову поднятой.

К счастью, деревня была совсем безлюдной: крестьяне разбежались от греха подальше, боясь гнева своего господина. Мельника с женой тоже, конечно, след простыл. Разбойники увели с собой всех рыцарских лошадей, оставив только две повозки и быков.

Уильям взглянул на Уолтера:

– Ты узнал того, последнего?

– Да.

Уолтер всегда старался отвечать как можно короче, когда хозяин был в гневе.

– Это был Ричард из Кингсбриджа, – сказал Уильям.

Уолтер кивнул.

– И они называли его законным графом, – закончил Уильям.

Уолтер промолчал.

Уильям вернулся в дом и прошел на мельницу.

Хуг, бледный как полотно, сидел, обхватив левой рукой окровавленное плечо.

– Ну как ты? – спросил его Уильям.

– Ничего, терпимо. Кто были эти люди?

– Бандиты, – коротко ответил Уильям. И оглянулся. На земле лежали семь или восемь человек, в основном мертвые, но были и раненые. Среди них он заметил Луи, тот лежал навзничь с открытыми глазами. Сначала Уильяму показалось, что тот мертв, но рыцарь вдруг моргнул и пошевелился.

– Луи, – позвал его Уильям.

Тот поднял голову, но, видно, еще плохо соображал, где он. Сознание возвращалось медленно.

– Хуг, помоги Луи взобраться на повозку, – сказал Уильям. – Уолтер, а ты отнеси тело Гийома в другую. – Он оставил их, а сам пошел к быкам.

Никто из деревенских давно не держал лошадей, но у мельника была пегая низкорослая лошаденка, которая сейчас мирно щипала траву на берегу реки. Уильям нашел в доме седло и накинул его на спину лошади.

Немного погодя он уже покидал Кауфорд верхом, а Уолтер и Герваз тащились за ним на повозках, запряженных быками.

Злость, бурлившая в Уильяме, не утихала на всем пути до замка епископа Уолерана. Напротив, чем больше он думал о том, что произошло на мельнице, тем сильнее распалялся. Еще бы: какие-то бандиты открыто бросили ему вызов; мало того, привел их за собой извечный враг Уильяма – Ричард; но самым невыносимым было то, что называли они Ричарда не иначе как «законный граф». Если немедленно не поставить их на место, размышлял Уильям, вскоре Ричард в открытую поведет их против меня. Конечно, справедливым такой способ подчинить себе графство не назовешь, но Уильям чувствовал, что его жалобы на беззаконие найдут среди людей мало сочувствия. И все же то, что он так глупо попал в ловушку, устроенную разбойниками, был ими разбит, ограблен и теперь все вокруг будут смеяться над его позором, было не самым страшным. Уильям вдруг почувствовал, что теряет власть.

Ричарда надо было убрать с дороги во что бы то ни стало. Вся трудность состояла в том, где его искать. Об этом Уильям размышлял весь остаток пути до замка епископа, и, когда он въезжал в ворота, он уже знал, что епископ Уолеран может знать ответ.

Они въехали на территорию замка, как троица балаганных шутов: граф на низкорослой лошадке и его рыцари на бычьих упряжках. Уильям властным голосом отдавал по ходу распоряжения слугам епископа: одного послал за лекарем для Хуга и Луи, другого – за священником, помолиться о душе убитого Гийома. Герваз и Уолтер ушли на кухню за пивом, а Уильям направился прямиком в дом Уолерана, и его тут же проводили в покои епископа. Для Уильяма не было ничего более отвратительного, чем просить о чем-то Уолерана, но сейчас тот был нужен ему, чтобы найти Ричарда.

Епископ внимательно изучал денежные отчеты, медленно водя глазами по бесконечному ряду цифр. Он прервался, когда вошел Уильям, и, увидев злобное выражение на лице графа, коротко спросил:

– Что произошло? – Вопрос был задан с характерной для епископа мягкой иронией в голосе, которая всегда выводила Уильяма из себя.

Граф скрипнул зубами:

– Я теперь знаю, кто верховодит у этих чертовых оборванцев.

Уолеран вскинул одну бровь.

– Это Ричард из Кингсбриджа! – рявкнул Уильям.

– А! – Уолеран понимающе кивнул. – Ну конечно же. Все правильно.

– Это опасно, – со злостью в голосе процедил Уильям. Он ненавидел, когда епископ начинал холодно рассуждать про себя. – Они называют его «законным графом». – Уильям ткнул пальцем в Уолерана: – Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы эта семейка вновь прибрала графство к рукам, они ведь презирают тебя, а в друзьях у них – приор Филип, твой давний враг.

– Ну ладно, успокойся, – снисходительно сказал Уолеран. – Ты прав, я не могу допустить, чтобы Ричард из Кингсбриджа снова завладел графством.

Уильям сел. Все тело разламывалось от боли. Впервые он чувствовал себя после сражения таким разбитым. Все мышцы ныли, руки были истерты до кровавых мозолей, синяки и шишки от ударов и падений причиняли нестерпимую боль. А мне ведь только тридцать семь, подумалось ему; неужели это начало старости?

– Я должен убить Ричарда, – сказал он. – Когда его не станет, вся эта шайка превратится в беспомощное стадо.

– Согласен.

– Впрочем, это дело нехитрое. Весь вопрос – где его искать? И тут ты можешь мне помочь.

Уолеран большим пальцем потер свой острый нос:

– Интересно, чем?

– Послушай. Если это организованная банда, значит, они где-то скрываются.

– Не понимаю тебя. Где они могут скрываться? В лесу конечно.

– Но ты же знаешь, что отыскать в лесу бандитов невозможно. Они все время меняют место, где хотят разведут костер, а спят вообще на деревьях. Но если кто-то пожелает сплотить их, он должен собрать всех в одном месте. Там, где они могли бы разбить постоянный лагерь.

– Так, значит, нам надо найти то место, где скрывается Ричард.

– Ну да.

– И что ты предлагаешь?

– А вот тут ты должен сказать свое слово.

Уолеран воспринял эти слова без особого воодушевления.

– Голову даю на отсечение: половина Кингсбриджа знает, где его искать, – сказал Уильям.

– Но нам с тобой они вряд ли скажут. Уж слишком мы оба им ненавистны.

– Ну, не всем... Не всем.

Салли была в восторге от праздника Рождества. Больше всего ей, конечно, понравилась праздничная еда: и имбирные пряники в форме кукол; и сладкая пшеничная каша на молоке, с яйцами и медом; и грушевый сидр, молодой и пьянящий, от которого ее поминутно бросало в безудержный смех, и она долго не могла остановиться; и традиционная рождественская требуха, которую часами отваривали, а затем запекли в тесте и получился вкусный пирог. Правда, в этом году угощения были не такими изысканными, как раньше, год был все-таки голодный, но девочка все равно была на седьмом небе от счастья.

Она с удовольствием украшала дом венками из веток остролиста. Первый мужчина, который переступил бы порог дома в этот день, должен был, по преданию, принести удачу, при условии, что он был бы черноволосым; так что отцу Салли пришлось все утро просидеть взаперти, чтобы, не дай Бог, не накликать на людей беду; ведь он был огненно-рыжий.

Особенную радость ей доставляли рождественские представления в церкви, когда монахи одевались восточными королями, ангелами, пастухами, и она чуть не умирала со смеху, когда вероломные идолы падали, узнав о появлении Святого Семейства в Египте. Но больше всего ей понравился мальчик-епископ. На третий день Рождества монахи одели самого молодого послушника в епископский наряд, и все должны были подчиняться ему.

Большинство горожан ждали на церковном дворе появления мальчика-епископа. Он должен был по традиции заставить старейших и уважаемых людей в городе выполнять самую черную работу: принести поленья, вычистить свинарники или помыть полы. Он напускал на себя важный вид, жеманничал, вел себя просто-таки нахально по отношению к людям, обладавшим властью в городе. В прошлом году он заставил ризничего ощипывать цыпленка: вот уж все позабавились, поскольку ризничий не знал, как к нему подступиться, и перья летели во все стороны.