– Ну же, не так громко. – Мимо них как раз проходил какой-то священник, и Филип сделал Ричарду замечание. – Но все это пока под большим секретом.

Алина вся кипела от негодования.

– Я никогда не соглашусь с этим, – сказала она. – У меня нет времени ждать, пока Стефан умрет. Я терпела семнадцать лет, с меня хватит!

– Но что ты можешь сделать? – сказал Филип.

Алина повернулась к брату:

– Почти по всей стране тебя называют законным графом. А теперь и Стефан с Генрихом подтвердили это. Так вот, тебе надо захватить замок и править, как положено законному графу.

– Но я не могу взять замок. Уильям наверняка оставил там охрану.

– У тебя же есть армия, забыл? – сказала Алина, все более подчиняясь охватившим ее чувствам. – Ты имеешь все права на замок и силу, чтобы взять его.

Ричард покачал головой:

– А знаешь ли ты, сколько раз на моих глазах за годы гражданской войны брали замки лобовой атакой? Ни разу. – Как всегда, едва Ричард начинал говорить о воине, во всем его облике появлялась какая-то уверенность и зрелость. – Такого почти никогда не бывало. Город – еще куда ни шло, но замок – никогда. Они могут сдаться, скажем, после долгой осады, их можно взять хитростью, или подкупив кого-то, или если среди них отыщется трус, предатель; но приступом – дело безнадежное.

И все же Алина никак не могла согласиться с братом. Она чувствовала себя на грани отчаяния. Смириться еще с несколькими годами ожиданий и надежд? Нет, этого она не может себе позволить.

– А что случится, если ты приведешь свою армию к замку Уильяма? – спросила она.

– Они поднимут мост и закроют ворота до того, как мы успеем ворваться в замок. Нам придется стать лагерем. А Уильям тем временем соберет свою армию и нападет на нас. Но даже если мы его и разобьем, нам все равно не взять замка. Замки тяжело брать, но легко защищать – вот в чем вся премудрость.

Пока он говорил, в голове у Алины зрела мысль, на которую ее натолкнули слова того же Ричарда.

– Трусость... хитрость... измена... – проговорила она.

– Что?

– Ты говорил, что видел, как замки брали хитростью или их сдавали трусы и предатели.

– Ну да.

– А как Уильяму удалось захватить наш замок, тогда, много лет назад?

Филип прервал ее:

– Тогда были совсем другие времена. В стране был мир, тридцать пять лет при старом короле Генрихе не было войн. Уильям застал вашего отца врасплох.

– Он взял хитростью, – сказал Ричард. – Тайно пробрался в замок с несколькими своими людьми. Тревогу подняли слишком поздно. Но приор Филип прав: сейчас такие уловки не пройдут. Люди теперь стали намного осторожнее.

– Я смогу пробраться в замок, – твердо сказала Алина, хотя сердце ее в этот момент билось так, что готово было выскочить из груди от страха.

– Пробраться туда ты сможешь, ты ведь женщина, – сказал Ричард. – Но тебе ничего больше не удастся сделать. Поэтому-то тебя легко пропустят за стены. Ты ведь безобидная.

– Не будь, черт возьми, таким высокомерным. – Алина вся вспыхнула. – Я убивала, чтобы защитить тебя, а это побольше того, что ты сделал для меня в этой жизни. Ты, свинья неблагодарная, не смей называть меня безобидной!

– Ну хорошо, хорошо. Ты не безобидная. – В голосе Ричарда тоже зазвучали сердитые нотки. – И что ты станешь делать, как только окажешься в замке?

Алина почувствовала, как ее раздражение постепенно улеглось. «Как же я поступлю? – размышляла она с тревогой. – А, к черту, что, у меня меньше сил и мужества, чем у этой свиньи Уильяма?»

– А что сделал Уильям?

– Не давал поднять мост и закрыть ворота, пока не подошли главные силы.

– Я тоже смогу сделать это, – сказала Алина, превозмогая боль в сердце.

– Но как? – Ричард недоверчиво смотрел на сестру.

Алина вспомнила, как в свое время помогла четырнадцатилетней девочке во время грозы.

– Графиня – моя должница, – сказала она. – И к тому же ненавидит своего мужа.

Они ехали всю ночь, Алина, Ричард и пятьдесят его лучших воинов, пока на рассвете не достигли окрестностей графского замка. В лесу напротив они остановились. Алина слезла с лошади, сняла свою накидку из фландрийской шерсти, туфли из мягкой кожи, накинула на себя грубую крестьянскую попону и надела башмаки на деревянной подошве. Один из воинов дал ей корзинку со свежими яйцами, проложенными соломой, которую она повесила себе на руку.

Ричард придирчиво оглядел ее с ног до головы и сказал:

– Отлично. Вылитая крестьянка, несущая продукты для графской кухни.

У Алины ком стоял в горле. Еще вчера она горела желанием поскорее исполнить задуманное, чувствовала в себе достаточно смелости; но вот сейчас, когда пора было сделать первый шаг навстречу опасности, ей стало страшно.

Ричард поцеловал ее в щеку.

– Как только я услышу звон колокола, я медленно прочту «Отче наш» и пущу к замку передовой отряд. Твоя задача – усыпить бдительность стражи, чтобы мои люди успели пересечь поле незамеченными и проникнуть в замок, не подняв переполоха.

Алина кивнула:

– Смотри только не выпусти главные силы прежде, чем передовой отряд пересечет подъемный мост.

Ричард улыбнулся:

– Я сам поведу главные силы. Не беспокойся. Удачи тебе.

– И тебе тоже.

И пошла, не оглядываясь, по полю, в сторону замка, который она покинула в тот черный день семнадцать лет назад.

Алина окидывала взором знакомые с детства места, и в ее памяти живо вставала картина того хмурого утра, она вновь, словно наяву, ощущала запах напоенного влагой воздуха и видела, как из ворот замка выезжают две лошади: на одной – Ричард, на другой, поменьше, – она, оба объятые смертельным страхом. Она изо всех сил старалась тогда прогнать из памяти кошмарные воспоминания о том, что случилось с ней, упорно повторяя в такт стуку копыт: "Я должна забыть, я должна забыть, я должна забыть... " И это помогло: долго потом она не вспоминала, что сотворил с ней Уильям, знала только, что произошло нечто ужасное. И только внезапно вспыхнувшая любовь к Джеку заставила ее память восстановить во всех подробностях сцену мерзкого насилия, совершенного над ней, вспомнить и содрогнуться от страха, да так, что она поначалу не смогла даже ответить на его любовь. Слава Богу, что Джек был так терпелив. Только это помогло ей понять, как сильно он ее любит, несмотря на всю жестокую правду, которую Алина открыла ему.

Уже на подходе к замку она старалась вызвать в памяти какие-то приятные воспоминания, чтобы успокоить напряженные нервы. Здесь она жила совсем еще девочкой со своим отцом и Ричардом. Жила в спокойствии и достатке. Частенько они с братом бегали играть на зубчатые стены; а сколько хлопот с ней было на кухне, когда она норовила отщипнуть кусочек свежеиспеченного пирога, торта, стянуть горячее, только что с огня, печенье... Как приятно было сидеть за обедом в большом зале рядом с отцом...

«А я ведь никогда даже не задумывалась, что была очень счастливой, – мелькнула у нее мысль, – я и не подозревала, что в этой жизни можно чего-то бояться. Я верну эти счастливые времена, сегодня же, если только мне удастся выполнить задуманное», – решила она.

Накануне, когда они только обдумывали свои план, Алина как-то слишком уверенно произнесла: «Графиня – моя должница, и она ненавидит своего мужа»; но, когда ночью они молча ехали в сторону замка, она начала трезво оценивать возможные осложнения. Ну, во-первых, она может вовсе не попасть в замок: вдруг кто-то поднимет по тревоге местный гарнизон, или стража окажется слишком подозрительной, или, не дай Бог, пристанет с глупостями какой-нибудь часовой? Во-вторых, даже если ей удастся благополучно миновать все посты, она может не суметь уговорить Элизабет предать своего мужа.

С того дня, когда Алина спасла ее в грозу, прошло уже полтора года, а женщины, бывает, со временем привыкают к самым жестоким и зловредным мужьям, и Элизабет вполне могла смириться со своей участью. И, в-третьих, у нее может не хватить смелости исполнить замысел Алины. Когда они в последний раз виделись, Элизабет была напуганной девочкой, и может так случиться, что охрана просто откажется ей подчиниться.