С этой стороны здания дверей больше не было. Они обежали дворец с западной стороны, мимо здания кухни. С юга к дому примыкал фруктовый сад. Уильям облегченно вздохнул: по стене поднималась лестница на верхний этаж. Похоже, это был запасной вход в покои архиепископа. Зародившаяся было растерянность тут же покинула его.

Вместе с Реджинальдом он подбежал к основанию лестницы. В верхней части она оказалась поврежденной, на середине ее были сложены плотницкие инструменты, а возле стены стояла небольшая приставная лесенка; судя по всему, ремонт был в самом разгаре. Реджинальд схватил ее, прислонил к стене и, миновав сломанный участок большой лестницы, поднялся наверх. Здесь была дверь, ведущая на небольшой закрытый балкон. Уильям, затаив дыхание, следил за Реджинальдом. Тот попробовал открыть дверь – заперто. Рядом было окно, прикрытое ставнями. Реджинальд размахнулся своей секирой и одним ударом разнес их в щепки. Потом забрался внутрь, немного повозился с дверью и открыл ее.

Уильям стал карабкаться по лестнице.

Филип почувствовал недоброе сразу, как только увидел Уильяма, хотя священники и монахи из окружения Томаса до последнего сохраняли благодушные улыбки на лицах. Только когда услышали, как рыцари барабанят в дверь, они испугались. Кто-то даже предложил укрыться в соборе.

Томас посмотрел на того с презрением.

– Бежать? – недоумевал он. – От кого? От этих рыцарей? Архиепископу не пристало удирать от горстки безумцев.

Филип сказал себе, что Томас прав во всем: какой же он тогда архиепископ, если испугался рыцарей? Божий человек, уверенный в том, что все его грехи простятся, воспринимает смерть как счастливый переход в лучший мир, и ему не страшны никакие мечи. И все же даже архиепископу не следует быть таким беспечным и безропотно ждать расправы. Уж кто-кто, а Филип хорошо знал злобу и жестокость Уильяма Хамлея. И когда они услышали, как разбили ставни на окне, приор решил взять все в свои руки.

Из окна он видел, что дворец окружен рыцарями. Один вид их напугал его еще больше. Ясно было, что нападение готовилось заранее и преступники не остановятся ни перед чем. Он не мешкая закрыл дверь спальни и опустил щеколду. Остальные смотрели на него с одобрением: нашелся-таки хоть один, кто мог защитить их. Взгляд архиепископа был по-прежнему полон презрения, но он не пытался остановить Филипа.

Приор встал у самой двери и прислушался. До него донеслись чьи-то шаги: видно, кто-то влез через эркер в приемную. Дверь в спальню была, похоже, достаточно крепкой. Человек, однако, не пытался взломать ее; он прошел через всю приемную и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Филип догадался, что тот собирался открыть дверь на крыльцо изнутри и впустить остальных рыцарей.

У Томаса появилось немного времени для передышки. В дальнем углу спальни, прикрытая кроватью, находилась еще одна дверь.

– Куда она ведет? – спросил Филип, указав на нее.

– В здание монастыря, – ответил чей-то голос. – Но она наглухо закрыта.

Филип подбежал к ней и попробовал открыть. Бесполезно.

– У тебя есть ключ? – обратился он к Томасу. Потом помедлил и добавил: – Милорд архиепископ.

Томас покачал головой:

– На моей памяти этим ходом никогда не пользовались.

Дверь, судя по виду, была не особо крепкой, но Филипу исполнилось уже шестьдесят два, и грубая сила никогда не была одним из его достоинств. Он сделал шаг назад и ударил по двери ногой. Острая боль пронзила ногу. Дверь содрогнулась и треснула. Приор крепко сжал зубы и двинул по ней еще раз. Она с шумом распахнулась.

Филип взглянул на Томаса. Тот все еще, казалось, колебался: бежать – не бежать. Возможно, до него еще не дошло, как до Филипа, что такое количество рыцарей и тщательная подготовка захвата дворца говорили о смертельно опасных намерениях нападавших. И в то же время приор понимал, что не следует пытаться напугать архиепископа, чтобы убедить его бежать. Вместо этого он сказал:

– Время вечерней молитвы. Не следует позволять каким-то горячим головам срывать обряд богослужения.

Томас улыбнулся: его собственные слова приор сумел обратить против него же.

– Хорошо, – сказал он и встал.

Филип пошел первым, чувствуя, с одной стороны, облегчение оттого, что заставил архиепископа двинуться с места, с другой – тревогу за то, что тот, как ему показалось, шел недостаточно быстро. Потайной ход вел вниз по ступенькам. Темно – хоть глаз коли; свет падал только из спальни архиепископа. Наконец они уперлись еще в одну дверь; она была намного крепче и не открывалась. Филип начал стучать по ней что было сил и звать на помощь:

– Помогите! Отоприте дверь! Скорее, скорее!

В голосе своем он уловил панические нотки и сделал над собой усилие, чтобы успокоиться. Но сердце, не слушаясь, продолжало рваться из груди: он чувствовал, что рыцари Уильяма идут за ними по пятам.

Филип снова и снова барабанил по двери и кричал. Голос Томаса на мгновение остановил его:

– Филип, прошу тебя, помни о своем сане. Сохраняй достоинство. – Но приор тут же вновь принялся колотить в дверь. Ему важно было сейчас сохранить достоинство архиепископа. Свое было уже не в счет.

Прежде чем Томас снова успел подать свой протестующий голос, до них донесся скрип отодвигаемого засова, потом в замке повернулся ключ, и дверь открылась. У Филипа камень свалился с души. Перед ними стояли два опешивших келаря. Один из них с удивлением произнес:

– Даже не подозревал, что эта дверь куда-то ведет.

Филип нетерпеливо рванулся вперед и оказался в монастырских погребах. Он с трудом протиснулся мимо бочек с вином до следующей двери и, распахнув ее, вырвался на свежий воздух.

Темнело. Филип находился в южной галерее главного здания. В дальнем конце ее он, к своей огромной радости, заметил широкую дверь, которая вела в северный неф Кентерберийского собора.

Они были почти в безопасности.

Оставалось только укрыть Томаса в соборе, прежде чем рыцари Уильяма догонят их. Все приближенные архиепископа уже вышли из погребов.

– В церковь, быстро! – скомандовал приор.

– Нет, Филип. Спешить не стоит, – сказал Томас. – В собор мы войдем с чувством собственного достоинства.

Филипу хотелось взвыть от отчаяния, но он поборол себя и спокойно произнес:

– Конечно, милорд.

До его слуха уже долетал грозный топот ног из потайного хода: рыцари, конечно, взломали дверь в спальню и нашли ведущую в него дверь. Он прекрасно знал, что главной защитой архиепископа было его собственное достоинство, но большой беды не будет, если они все же поторопятся укрыться в соборе.

– Где мой архиепископский крест? – спросил Томас. – Я не могу входить в церковь без него.

Филип от отчаяния глубоко вздохнул.

Кто-то из священников сделал шаг вперед:

– Я захватил его. Вот он.

– Будешь нести его впереди меня, как подобает, – сказал Томас.

Священник поднял крест над головой и поспешил к двери в церковь.

Томас последовал за ним.

У самого входа монахи и священники из окружения архиепископа выстроились впереди него, как того требовал церемониал. Филип шел последним в их группе. Он придержал дверь, давая Томасу пройти. В этот момент двое рыцарей выскочили из подземелья и побежали по южной галерее.

Приор закрыл дверь в неф и задвинул тяжелый засов. Почувствовав, что самое страшное осталось позади, он повернулся и с облегчением прислонился спиной к двери.

Томас уже шел через узкий неф к ступенькам, ведущим в северный придел алтаря, но, услышав, как лязгнул засов, неожиданно остановился и обернулся.

– Нет, Филип, – произнесен.

У приора перехватило дыхание.

– Но, милорд...

– Это храм Божий, а не замок. Отопри дверь.

Дверь содрогалась под ударами рыцарей.

– Я боюсь, они хотят убить тебя! – сказал Филип.

– Тогда запирай не запирай – все равно не поможет. Знаешь, сколько дверей в этой церкви? Открой.

Рыцари продолжали молотить по двери теперь уже, похоже, секирами.