Но Том не унимался.

– Может быть и так, – упрямо сказал он. – Не дьявол же прислал тебе мастера-строителя в ночь пожара.

Филип отвернулся.

– Что ж, новая церковь здесь будет, вот только не знаю когда. А пока что делать? Как продолжать жизнь монастыря? Ведь все мы здесь для того и существуем, чтобы молиться Господу Богу.

Филип пребывал в безутешном горе. Это был самый подходящий момент, чтобы дать ему надежду.

– Мой сын и я могли бы за неделю расчистить галерею, – сказал Том, стараясь придать своему голосу как можно больше искренности.

– Ну да? – оживился Филип, но через минуту он снова помрачнел. – А где взять церковь?

– Как насчет крипты? Можно же и там проводить службы?

– Пожалуй, что так. Она бы вполне подошла.

– Я уверен, что крипта уцелела, – заверил его Том, и это было почти правдой – он действительно был почти уверен.

Филип уставился на него, словно Том был ангелом-спасителем.

– Чтобы разобрать завал от галереи до ведущей в крипту лестницы, много времени не потребуется, – продолжал Том. – Большая часть церкви на этой стороне полностью развалилась, и, как ни странно, это хорошо, ибо рушиться здесь больше уже нечему. Кроме того, я осмотрю те стены, что устояли. Возможно, их придется укрепить. Потом надо будет каждый день проверять, не появятся ли в них трещины. Но даже в этом случае во время сильного ветра монахам не стоит заходить в церковь. – Все, что говорил Том, было очень важно, но он видел, что приор даже не пытался вникнуть в его слова. Филип хотел услышать нечто такое, от чего он воспрянул бы духом. И чтобы получить работу. Тому нужно было дать ему это «нечто». – С помощью нескольких твоих молодых монахов я через две недели сделаю так, что ты в основном сможешь возобновить нормальную жизнь монастыря.

– Через две недели? – воскликнул Филип.

– Дай еду и жилье для моей семьи, а то, что я заработаю, заплатишь, когда у тебя будут деньги.

– Через две недели ты мог бы вернуть к жизни мой монастырь? – недоверчиво переспросил Филип.

Полной уверенности у Тома не было, но, если пройдет не две, а три недели, никто же не умрет от этого.

– Через две недели, – твердо сказал он. – Затем мы разберем оставшиеся стены – имей в виду, эта работа требует умения, иначе она очень опасна, – после чего уберем обломки и сложим в сторонку пригодные для строительства камни. А тем временем можно подумать, каким будет новый собор. – Том затаил дыхание. Он сделал все, что мог. Теперь он просто должен был получить работу!

Филип кивнул и впервые улыбнулся.

– Похоже, ты действительно послан нам Господом, – проговорил он. – Давай позавтракаем и будем приниматься за работу.

От радости у Тома перехватило горло.

– Благодарю тебя, – произнес он дрожащим голосом, с которым никак не мог совладать; но внезапно ему стало все равно, и, едва сдерживая рыдание, он воскликнул: – Я просто не могу тебе объяснить, как много это для меня значит!

После завтрака Филип провел импровизированную службу в кладовой Катберта, что располагалась под кухней. Монахи пребывали в крайне возбужденном состоянии. Они были людьми, избравшими тихую, спокойную и вполне предсказуемую жизнь, и теперь большинство из них казались сбитыми с толку. Их растерянность трогала Филипа. Как никогда прежде он чувствовал себя пастырем, чьей обязанностью было заботиться о беспомощных и неразумных созданиях, но это были вовсе не бессловесные овцы, а его братья, и он любил их. Чтобы успокоить монахов, он решил рассказать им о своих планах, использовать их энергию для тяжелой физической работы и как можно скорее вернуться к нормальному течению жизни.

Несмотря на необычную обстановку, в которой они собрались, Филип не стал сокращать ритуал службы и велел зачитать соответствующий этому дню мартиролог, за которым последовали поминальные молитвы. Ведь именно для этого и предназначались монастыри: молитва была главным оправданием их существования. И так как некоторые монахи никак не могли прийти в себя, он выбрал двадцатую главу из Завета Святого Бенедикта, называвшуюся «О почитании молитвы». Затем было чтение поминальной книги. Привычный ход службы успокоил их нервы, и Филип заметил, что, по мере того как монахи осознавали, что для них вовсе не наступил конец света, испуганное выражение начало постепенно улетучиваться с их лиц.

В заключение Филип поднялся, для того чтобы обратиться к своей пастве.

– Катастрофа, что обрушилась на нас прошлой ночью, в конце концов только физическая, – начал он, стараясь придать своему голосу как можно больше теплоты и уверенности. – Однако наша жизнь духовная, а наша работа – молиться, служить Господу Богу и пребывать в раздумьях. – Он посмотрел вокруг, заглядывая в глаза монахам и убеждаясь, что они внимательно слушают его. – И я обещаю вам, что через несколько дней мы снова сможем предаться этой работе.

Он сделал паузу, чтобы его слова дошли до них. Чувствовалось, что напряжение спадало. Он продолжал:

– Господь Бог в мудрости своей, дабы помочь нам пережить эту трагедию, послал вчера монастырю мастера-строителя. Сей мастер заверил меня, что если мы будем работать под его началом, то уже через неделю сможем расчистить галерею.

Раздался приглушенный гул одобрения и удивления.

– Боюсь, что в нашей церкви нам уже никогда не провести службы – ее надо строить заново, а сие, конечно же, потребует многих лет. Однако Том Строитель считает, что крипта не пострадала, а так как она освящена, мы вполне можем проводить в ней службы. Том говорит, что он подготовит ее через неделю после расчистки галереи. Как видите, мы сможем возобновить нормальное богослужение К третьему воскресенью перед Великим Постом.

Снова послышался радостный шум голосов. Филип увидел, что ему удалось успокоить монахов и вселить в них уверенность. В начале службы они были испуганы и смущены, сейчас же – спокойны и полны надежд.

– Те братья, которые не чувствуют в себе достаточно сил, чтобы заниматься физическим трудом, будут от него освобождены. Тем же, кто целый день будет работать с Томом Строителем, я разрешу есть мясо и пить вино.

Филип сел. Первым заговорил Ремигиус.

– А сколько мы должны будем платить этому строителю? – подозрительно спросил он. Можно было ожидать, что Ремигиус попытается к чему-нибудь придраться.

– Пока ничего, – ответил Филип. – Том знает, сколь нищ наш монастырь, и до тех пор, пока мы не сможем платить ему жалованье, будет работать за еду и крышу над головой для него и его семьи. – Филип понял, что его слова можно было понять двояко: они могли означать, что Тому не будет начисляться жалованье до тех пор, пока у монастыря не появятся деньги, в то время как на самом деле монастырь должен будет рассчитаться с ним за каждый отработанный день, начиная с сегодняшнего. Но прежде чем Филип успел открыть рот, чтобы внести ясность, Ремигиус заговорил снова:

– И где же они будут жить?

– Я отдал им дом для приезжих.

– Они могли бы поселиться в какой-нибудь деревенской семье.

– Том сделал нам щедрое предложение, – раздраженно сказал Филип. – Нам повезло, что у нас есть этот мастер, и я не хочу, чтобы он спал в тесноте среди чьих-то коз и свиней, в то время как у нас пустует вполне приличный дом.

– Но в этой семье две женщины...

– Женщина и девочка, – поправил его Филип.

– Хорошо, одна женщина. Но мы не хотим, чтобы она жила в монастыре!

Монахи недовольно заворчали: препирательства Ремигиуса были им не по душе.

– Это абсолютно нормально, когда женщина живет в доме для приезжих, – твердо сказал Филип.

– Только не эта женщина! – выпалил Ремигиус, но тут же, казалось, пожалел об этом.

Филип нахмурился.

– Ты знаешь эту женщину, брат?

– Когда-то она жила в этих краях, – неохотно проговорил Ремигиус.

Филип был заинтригован. Уже второй раз он сталкивался со странной реакцией людей на жену строителя. Вот и Уолеран Бигод при виде ее как-то вдруг переменился в лице.