– Тут я с тобой согласен, – подыграл Иван Сергеевич и поправился: – С вами, простите… Так не появлялся тут мой дружок?

– Говорю же – не знаю! – стал сердиться старик. – Может, и заезжал… Я без внимания… А что, потерялся он, что ли?

– Потерялся, – соврал Иван Сергеевич. – Уехал – ни слуху ни духу.

– У нас много народу теряется, – раздувая дымарь, проговорил старик. – Теряется, гибнет… А сейчас моду взяли – с ума сходят.

– Как это – с ума сходят?

– Да так и сходят… Дураками делаются! Один в прошлом году сначала потерялся, потом сдурел, – спокойно рассказывал он. – Говорят, недавно поймали, в Москву отправили. Шерстью оброс – зверь зверем. Всю милицию искусал, когда ловили. А нынче, слыхать, еще один трехнулся, так тоже поймали.

Старик понес улей в леваду – Иван Сергеевич поплелся за ним. Установив на колышек новую колодку, он спустился в темный зев омшаника и вынес роевню. Иван Сергеевич решил зайти с другой стороны:

– Петр Григорьевич, а где тут у вас Кошгара?

– Кошгара?.. – Он подумал и развязал марлю на роевне. – Это где-то там, за Уралом.

– А я слыхал, в вашем районе есть. То ли гора так называется, то ли место.

Мамонт должен был разыскать ее. И если она существует в природе – обязательно побывать там. Но, спрашивая о Кошгаре, Иван Сергеевич опасался, как бы это не стало достоянием чужих ушей. Августа-то останется и начнет выспрашивать, о чем разговор был, а старик ляпнет… Поэтому он попытался завуалировать свой вопрос:

– Значит, за Уралом. Спасибо, слетаем за Урал. Нам на вертолете-то недолго махнуть.

Старик достал из роевни ветвь с большим клубком окоченевших и едва шевелящихся пчел, стряхнул их в улей и накрыл положком.

– Так ты друга своего ищешь или Кошгару? – вдруг поймал его старик.

– То и другое, – нашелся Иван Сергеевич. – Думаю, вдруг пойдет ее искать?

Видимо, чтобы отвязаться от него, старик сдернул крышку с улья и стал сгонять пчел дымарем. Иван Сергеевич, прикрывая лысую голову руками, отступил.

К заходу солнца пилот еще был не в состоянии управлять, хотя уже приходил в себя и, изредка поднимая голову, обводил всех диковатым, удивленным взглядом. В сумерках к вертолету пришел старик.

– Вы как хотите, мне спать пора. Женщину вашу я в дом забираю!

Августа вцепилась в Ивана Сергеевича:

– Ваня, спаси меня!

– Нужно идти, – сказал он. – Да тебе там и удобнее будет, чем в вертолете.

– Не хочу! – зашептала она в ухо. – Хочу остаться с тобой.

– Не бойся, не трону, – заверил старик. – Но по-другому не могу. Вы ночью взлетите, и я с носом останусь. Вас ведь, иностранцев, хрен найдешь! Вы все на одно лицо.

Иван Сергеевич проводил Августу в избу старика, поцеловал на прощание и подался к вертолету. Он предчувствовал, что эта ночь просто так не пройдет. Кому-то было выгодно оставить вертолет на пасеке до утра, и самые разные соображения путались у Ивана Сергеевича в голове, потому что невозможно было установить логику поведения злоумышленников. То ли это резвятся не предупрежденные шефом люди Савельева, то ли кто-то готовится захватить вертолет, то ли уж в самом деле попался такой пилот, который помнит дисциплину до первой рюмки.

Теряясь в догадках, Иван Сергеевич чувствовал двойственность своего положения. С одной стороны, ему хотелось, чтобы ночью произошло такое, от чего шведы вообще побоятся соваться в горы даже на вертолетах, и одновременно он опасался всевозможных приключений. Следовало срочно искать Мамонта. Иначе невозможно выработать концепцию существования фирмы «Валькирия» и ее действий в летний сезон. А вдвоем бы они придумали, как руководить и как искать сокровища…

Спать с референтом они решили по очереди, чтобы на всякий случай охранять вертолет. По старшинству Иван Сергеевич взял себе время до двух ночи – все равно сразу не уснешь, а шведу оставил сладкие предутренние часы. В вертолете так пахло перегаром, что референт открыл дверь и форточку, но не уснул, потому что в кабину набилась прорва комарья. Иван же Сергеевич с пистолетом в кармане бродил по взлетной полосе и слушал аплодисменты шведа, шлепающего насекомых. К двенадцати он задраил все отверстия в вертолете и, кажется, уснул: в конце концов, перегар был для него более естественным явлением.

В половине второго ночи из вертолета выбрался пилот. Он ничего не понимал, кроме одного слова – «воды»! Пришлось проводить его к речке. Несчастный напился, прилегши на камни, искупал голову и посвежел.

– Ты где, брат, надрался-то? – спросил Иван Сергеевич.

– На берегу, – виновато признался пилот. – Ничего не понимаю… Как это я? Мне теперь труба!..

– С кем пил-то, помнишь?

– Помню… Как во сне! – Он сделал страшные глаза. – Два мужика с удочками сидели… Мне сразу не по себе стало. У них лица зеленоватые…

– Алкоголики, значит! – усмехнулся Иван Сергеевич.

– В том-то и дело – не алкоголики. – Его поколачивал озноб – то ли с похмелья, то ли от страха. – Я спросил: откуда, мужики?.. Только не думайте, что я – того… Они говорят: с Квазара. Я говорю: это что, деревня такая? А они: нет, планета, такая же, как Земля. Думал, пошутили… Один наливает в стакан из фляжки и подает. На, говорит, землянин, выпей нашей… Что со мной произошло? Я же почти не пью! А на полетах, так!.. Тут взял и одним махом! А водка или что там… такая приятная, вкусная!.. Они тут же и растаяли. Я же – в улет! С одного стакана!

– Ты больше никому не рассказывай, – попросил Иван Сергеевич.

– Почему? – изумился пилот. – Тогда выйдет – рядовая пьянка! А тут…

– Тебя как психа упекут! Ну кто тебе поверит?

– Конечно, не поверят… Перегар, как от водки или от «Ройяла». Отлетал. Мне шведов ни за что не простят. Как самого лучшего иностранцам дали, а я…

Иван Сергеевич уже не стал ему рассказывать про убытки, которые понесут шведы в связи с аварией дельтаплана: чего доброго, свихнется окончательно и утром машину поднять не сможет. Он успокоил пилота, как мог, пообещал замолвить слово перед командиром эскадрильи и отправил спать.

До конца смены оставалось минут десять, и он уже прогуливался возле вертолета, когда увидел в небе большую оранжевую звезду. Испуская туманный след в виде шлейфа, она вдруг стала расти на глазах и стремительно приближаться к вертолету. Иван Сергеевич прижался к дюралевому боку и замер. Неопознанный летающий объект в форме усеченного эллипса промчался, казалось, над лопастями машины и резко взвинтил в небо…

Он тоже решил никому об этом не рассказывать.

А в остальном ночь прошла спокойно, и на заре пилот прогрел двигатели и взмыл над землей. Референт сел с ним рядом, в кресло бортмеханика, надел наушники и стал вести переговоры на русском языке. Затем пилот перенастроил ему радиостанцию, и в эфир полетела шведская речь…

На аэродроме их уже ждали обеспокоенные охранники и Варберг.

Не смущаясь Ивана Сергеевича, шведы заговорили по-своему, причем обсуждали что-то бурно и, кажется, даже заспорили. Ивану Сергеевичу надоело гадать: он понимал лишь одно знакомое, часто повторяемое слово «рашен».

– Ну вот что, господа! – рявкнул он. – Прошу соблюдать этикет!

Шведы наперебой стали объяснять, что это у них от волнения и что они говорят о возникшей проблеме.

Дельтаплан раздобыли в Перми – перекупили у какого-то предпринимателя, послали за ним вертолет – теперь уже другой, с новым пилотом. Кроме того, в качестве компенсации морального ущерба решили преподнести старику альпинистский костюм, горные лыжи, ящик с набором импортных продуктов, приготовленных к раздаче бедствующему населению, и сто крон деньгами. Иван Сергеевич тщательно осмотрел подарки и пришел к выводу, что все, пожалуй, кроме крон, подобрано так, чтобы вызвать неудовольствие старика. Ясно, что он никогда не наденет этого яркого, как огородное пугало, костюма, что тяжелые пластмассовые лыжи ему не утащить, да и вряд ли станет есть безвкусную, вымороженную тушенку, вареные сосиски в банках, повидло в брикетах, джемы, пить тоник и жевать резинку. У практичного человека, живущего в природной среде, ненужные и бесполезные вещи обычно вызывают раздражение. Но шведам вся эта яркая, мирового качества продукция в блестящей упаковке казалась верхом эстетики, технологии, а значит, и цивилизованности. Иван Сергеевич не стал их переубеждать и подарки одобрил.