Мика улыбнулся, выглядя слегка озадаченным. Думаю, он понимал пристрастие Натаниэля к ошейнику и поводку еще меньше, чем я; по крайней мере, я любила, когда надо мной доминировали в постели, в отличие от него. Мика позволял Жан-Клоду от себя кормиться, а быть донором крови значить быть готовым подчиниться. Я даже находила их двоих вместе невероятно эротичными и не раз это доказывала. Но я никогда не спрашивала Мику, что он думает о подчинении. До сих пор мне даже в голову не приходило об этом спросить. Конечно, сейчас наверно не время; ох, точно нет.

— Он в сумке в джипе или в отеле? — спросила я.

— Точно не уверен. Я их не различаю, — ответил Натаниэль.

— В какую сумку ты его положил? — спросил Арэс.

— Если я скажу в небольшую черную, это поможет? — с улыбкой, спросил он.

Арэс покачал головой, тоже улыбаясь:

— Нет.

— Тогда проверим сначала багажник, если там не найдем, то заглянем в отель, — сказал Никки.

Мы все согласились, что это уже похоже на план, но это означало, что нам нужно оставить Мику в больнице. Казалось неправильным оставлять его со всеми этими проблемами с отцом и прочим. Он коснулся моего лица:

— Все хорошо, Анита. Я справлюсь.

Я обняла его, прижимаясь к нему лицом и телом, так что мы подошли друг другу как кусочки пазла. Я вздохнула и позволила своему телу слиться с его и почувствовала, как он делает тоже самое. Обнимая друг друга, я проговорила:

— Я люблю тебя.

— Я тебя сильнее.

Натаниэль подошел к нам, обнял обоих, так что мы все прижимались друг к другу:

— А я вас вообще безгранично. — Мы раскрыли свои объятия и притянули его к себе, так что на мгновение мы все идеально подходили друг к другу и постояли какое-то время, обнимаясь.

Мика отстранился первым:

— Идите, я буду в порядке.

Каждый из нас держал его за руку. Я кивнула и отпустила его. Натаниэль держался за него на секунду подольше.

— Будьте осторожны, — напутствовал Мика и повернулся к Никки. — Все вы. — Он пожал парню руку, что перешло в объятие одной рукой. — Верни их мне обратно.

Никки улыбнулся и ответил:

— Как всегда.

— Все в порядке, — сказал Арэс. — Мы можем обойтись рукопожатием.

Мика улыбнулся и пожал его руку.

Дев подошел ко мне и сказал:

— А я хочу обнимашки.

Я улыбнулась, покачав головой, но обняла его. И начала уже отстраняться, как он положил руку мне на щеку, словно собирая его в чашку. Мне пришлось посмотреть на него. Взгляд его каре-голубых глаз был слишком серьезен для нашего Дьявола. Я уже хотела спросить в чем дело, но он улыбнулся и сказал:

— Идите. Я буду очарователен с местными копами, раз уж Брэм облажался.

— Я хорошо выполняю свою работу, это единственное очарование, которое мне требуется, — буркнул Брэм.

Дев вернулся к шуточкам над Брэмом, что было дружеским способом ребят скрыть все, что они чувствуют. Но к чему был этот серьезный взгляд? Если опущу свои щиты достаточно, то смогу узнать что чувствует Дев и может, даже — о чем думает. Я могла узнать, что значил тот взгляд, но, во-первых, это было словно подглядывать в чужой дневник без разрешения, а во-вторых, если так сильно опущу щиты, это откроет меня всем мужчинам, с которыми я связана метафизически, и вернуть щиты на место после этого может быть не так-то просто. Там, где-то во тьме леса пропали гражданские, сейчас они должны быть нашим приоритетом. По крайней мере, так я старалась себя в этом убедить, пока шла по коридору за заместителем Элом. Рука Натаниэля скользнула в мою левую руку, оставив рабочую свободной. Никки и Арэс шли следом.

Сумка Натаниэля обнаружилась в багажнике джипа, вместе с моей с дополнительным вооружением. Охранники держали мое снаряжение там, где в случае чего, его можно было легко достать. Но то, что вещи Натаниэля тоже оказались здесь, было счастливой случайностью. Хотя бы не придется возвращаться в отель. До меня вдруг дошло, что я даже не видела отеля, где мы остановились. И была вероятность, что до рассвета так и не увижу, но если найдем двух пропавших Кроуфордов, это будет стоить пропущенного сна.

Мы поехали за служебной машиной Эла, которая тоже была внедорожником, что вполне разумно для такой местности. Арэс сидел за рулем, Никки рядом с дробовиком в руках, мы с Натаниэлем расположились на заднем сидении. Я держала его за руку, такую теплую и реальную в полумраке салона, когда мы выехали из города и направились в горы. Я не волновалась о двух парнях на передних сиденьях. Я любила Никки, но он мог позаботиться о себе. Арэс был славным малым, но и он, опять же, мог позаботиться о себе. Я настояла на том, чтобы Натаниэль ходил со мной на стрельбище, пока не научится хорошо стрелять из всего оружия, что я могу ему дать. После террориста с бомбой в клубе, мы с Никки настояли, чтобы Натаниэль стал учиться самообороне. Если бы террорист был так же натренирован, как и большинство из нас, мы могли и проиграть, но к счастью для нас, он оказался всего лишь любителем. В противном случае, мужчина, сидящий рядом со мной, сейчас был бы мертв.

Внезапно у меня внутри все сжалось и мне стало страшно. Я везу его в горы, в лес, и доверяю его зверю, его леопарду, обеспечивать ему безопасность. Вдруг, резко, это стало казаться дерьмовым планом. Натаниэль значил для меня больше, чем эти два незнакомца. Забавно, рисковать собой было одно дело, а им — совсем другое. Даже из-за того, что он был моим леопардом зова, когда я бывала ранена, то высасывала из него жизнь, чтобы исцелиться. Когда большинство «вампиров» умирают, их человек-слуга умирает вслед за ними, и наоборот, но животные зова были редкостью даже среди Мастеров вампиров. Смерть твоего животного зова может убить тебя или, по крайней мере, ослабить настолько, что ты станешь легкой добычей для охотников. Так что технически, я ставила Натаниэля под угрозу всякий раз, когда рисковала собой, но тогда я об этом не думала. А когда он сидел здесь рядом со мной, в темной машине, это вдруг стало очень реально.

— Ты не обязан это делать, — проговорила я тихо не потому что хотела, чтобы мужчины на переднем сиденье меня не услышали, а потому что ночью, в машине, мне всегда хочется быть в тишине.

Он повернулся ко мне в полумраке. Я не очень хорошо видела его лицо, скорее лишь очертания и некоторые участки, но большая часть его лица терялась в тени. Мы всегда забываем, как становится темно без электрического освещения, но сейчас он находился всего в нескольких сантиметрах от меня, а его лица практически было не видно. По обочинам тянулся сплошной лес и никакого освещения, только фары разрывали темноту впереди нас.

— Я хочу помочь, — сказал он.

— Это не твоя работа.

— Анита, в форме леопарда я лучше, чем в человеческой.

— Лучше в чем?

— В борьбе, в выживании.

— Почему?

На мой вопрос ответил Никки с переднего сиденья, повернувшись так, что его светлые волосы словно призрачным ореолом спадали на лицо:

— Зверь позволяет нам действовать более эгоистично. Мы не думаем что хорошо и что плохо; мы действуем, мы выживаем. В форме леопарда, Натаниэль, сможет лучше позаботиться о себе.

— Правда? — спросила я, поглаживая его руку, словно держаться за руки мне было недостаточно.

— Правда, — подтвердил Никки. — Это одна из причин, почему мы так опасны в звериной форме. Мы не следуем голосу разума. Поэтому представляем угрозу.

— Полузвериная форма помогает вам лучше думать, — заметила я.

— Ага.

— Но сегодня я должен буду полностью принять форму леопарда, — сказал Натаниэль.

— В ней у тебя нюх лучше.

— Да.

— Понятно.

— Думаешь, из-за того, что Натаниэль раздевается на сцене и перекидывается в леопарда, но не нападает на толпу, каким-то образом он сохраняет свой разум? Но там лишь его зверь под тонким слоем разума Натаниэля.

— То есть в человеческой форме в нем есть часть разума зверя? — спросила я.