— Как ты можешь спрашивать такое о том, кого любишь?

— Только та часть любви слепа, что приходит с первым приливом эндорфинов и сумасшествия; после прекращения их действия, никто не воспринимает тебя так бескорыстно, со всеми недостатками, как те люди, что любят тебя, по-настоящему любят тебя.

— На протяжении многих веков я встречал людей, которые оставались слепы к недостаткам своих любовников.

— Настоящая любовь значит, что ты любишь реального человека, а не идеал, что создаешь себе в голове и проецируешь на него. Как по мне, это ложь и иллюзия.

— Но если любовники счастливы в своей лжи и иллюзии, что тогда, ma petite? Любовь перестает быть настоящей, если для ее продолжения требуется ложь?

— Да.

Он удивленно посмотрел на меня, не пытаясь скрыть своих эмоций:

— Чтобы любовь жила, нужна некоторая загадка, ma petite. Если бы мы знали все друг о друге, о бремени наших преступлений, или о сомнениях, это бы нас уничтожило.

— Мы знаем, что Ашер упрямый, жестокий, садистский ублюдок, и все равно его все еще любим.

— Не думаю, что мне понравилось бы, если бы ты и из моих недостатков составила всю подноготную. Думаю, мне было бы больно знать, что ты так ясно и так сурово меня видишь.

Я улыбнулась ему:

— У тебя есть недостатки, и у меня они есть, но твои хорошие качества значительно перевешивают плохие. То же самое можно сказать и про Ашера.

— Он красивый, — сказал Жан-Клод.

— Очень, — согласилась я. — И потрясающий Доминант в БДСМ. Так как в этом деле он стал у меня первым, я не совсем понимала как трудно найти кого-то, кто будет наслаждаться тем уровнем власти, что мне нравится при бандаже, и что нет никого столь же разумного, кто сможет удовлетворить нужды Натаниэля в этом вопросе.

— Наш котенок может быть довольно пугающим в своих запросах.

— Вот именно; это пугает и тебя, и меня. Нам не нравится доминировать над Натаниэлем таким образом, как он хочет, а Ашеру нравится. На самом деле, я даже не уверена, что полностью доверяю им оставаться наедине без дополнительных правил от меня или тебя.

— Думаю, этот оттенок опасности приводит в восторг их обоих, — сказал Жан-Клод.

— Согласна.

— Так что, он красив и хорош в доминировании, но это вряд ли достаточно, чтобы перекрыть все его недостатки.

— Это правда, но и без БДСМ он не менее потрясающий любовник, — сказала я.

Жан-Клод отвернулся, будто на какой-то момент ему пришлось взять мимику под контроль, а потом повернулся ко мне:

— Да. — И этого одного слова было достаточно. Его «да» прозвучало почти с болью.

— Думаешь, вернуть его домой, это плохая идея, — сказала я.

— А ты? — спросил он.

Мы просто стояли, глядя друг на друга. Наконец, я сказала:

— Ага, и я тоже.

— Логика подсказывает нам предоставить Ашера его судьбе, — сказал Жан-Клод.

— Ты про то, чтобы дать Дульчии его убить?

Он чуть заметно кивнул. Лицо его было особенно осторожно в выражениях, когда он смотрел на меня. По нему ничего нельзя было прочесть, но само отсутствие эмоций говорило красноречивее всяких слов.

— Ты хочешь, чтобы решение зависело от меня, да?

— Я был в плену его красоты и его жестокости на протяжении столетий, ma petite. Я не могу судить его беспристрастно.

— Я не могу позволить его убить кому-то другому.

Его глаза слегка расширились:

— Мне не нравится эта формулировка, ma petite.

— Мне тоже, но когда он с такой силой ударил Синрика, что вырубил его, я думала он сломал ему шею, а повреждение позвоночника может стать аналогом обезглавливания как у вампиров, так и у оборотней. Если бы он убил его, пусть даже случайно, я бы выстрелила в него, Жан-Клод. Мне пришлось бы стрелять в него, и я стреляла бы на поражение.

— Я не сомневаюсь, что ты достаточно сильна, чтобы это сделать, но сомневаюсь, что ты смогла бы потом с этим жить.

— Я думала об этом, после того как Ашер уехал. И знаю, что так бы и поступила. Я знаю, что он мог меня до этого довести, но думаю, от этого что-то у меня внутри сломалось бы навсегда. Черт, я стреляла в Ареса, зная, что это я подвергла его опасности. Я практически скормила его этому грозному негодяю-вампиру, а потом убила его. Я любила, хоть и не была влюблена, Хэвена, но что-то умерло во мне, когда я смотрела на него через дуло пистолета, а потом застрелила.

Жан-Клод ближе придвинулся ко мне, но я отмахнулась от него:

— Нет, просто не надо.

— Что я могу сделать, ma petite?

— Ты практически сказал мне сейчас, будто думаешь, что Ашера надо убить, но ты этого сделать не можешь. Ты только что сказал мне, что если все же придется, то эта работа достанется мне.

— Ты тоже не обязана это делать. Мы можем дать ему и дальше плохо себя вести, и просто позволим ему быть слабостью нас обоих. Я не могу винить тебя за то, что ты не можешь противостоять его жестокой красоте, как и я.

Я покачала головой:

— Ты ублюдок, знаешь же, что не могу.

— Будучи той, кто ты есть — нет, — мягко сказал он.

— Тогда что ты предлагаешь, Жан-Клод?

— Наш мудрый король леопардов говорит, что мы должны вернуть его домой, потому что слишком многие из нас по нему скучают.

— Он такого не говорил.

Жан-Клод улыбнулся:

— Нет, он сказал, что мы или дадим Дульчии его убить, или заберем его к чертям собачьим с ее территории, чтобы он мог попытаться спасти репутацию перед ней и ее кланом гиен.

— Натаниэль ужасно по нему скучает.

— Как и наш Дьявол, — добавил Жан-Клод.

— Даже Ричард скучает по тому что ему больше не над кем доминировать в спальне. Это дает ему какую-то отдушину для его тьмы. Он стал капризнее, когда уехал Ашер и ему не с кем стало поиграть и некого посадировать.

— Mon lupe[19]оказался удивительно талантливым Доминантом.

— Он пытается принять всего себя, и часть его по-настоящему наслаждается истязая Ашера[20] плетками, кнутами и сексуальной ориентацией. Ашеру нравится быть первым парнем, который лишает невинности гетеросексуального мужчину, а Ричарду нравится выставлять себя напоказ перед Ашером, но никогда не позволять ему до себя дотрагиваться.

— Кажется, они удовлетворяют нужды друг друга, как и Ашер с Натаниэлем и тобой, ma petite.

— И с тобой, — добавила я.

— И Нарцисс, наш собственный лидер гиен, тоскует по Ашеру.

— Таким образом, он удовлетворяет наши нужды, которые кроме него, никому не удовлетворить.

— Похоже на то, — согласился Жан-Клод.

— Если бы мы только его не любили.

— Я столетиями то хотел этого, то нет.

— Не сомневаюсь. Ашер просто так… разрушен, и ни за что не пойдет на терапию и не станет работать над своими проблемами.

— Терапия будет одним из условий его возвращения, — сказал Жан-Клод.

— Мы можем заставить его сидеть в кресле врача, Жан-Клод, но не можем заставить его на самом деле пройти терапию.

— Верно.

— То, что я тоже хочу его возвращения, значит, что не только ты имеешь к нему слабость.

— Любовь это и великая сила, ma petite, и великая слабость, что зависит от дня, часа, момента.

Я пошла к нему, и он встретил меня на середине комнаты. Мы обнялись, но я продолжила смотреть на его лицо:

— Мы вернем его домой, потому что недостаточно сильны, чтобы сказать ему «проваливать», да?

Он улыбнулся:

— Что-то вроде того.

— Разве любовь не важна?

— Важна, — сказал он и наклонился меня поцеловать. — Важна, и какое бы она не несла наслаждение, боль, или даже страдание, я бы ничто не променял на ее отсутствие.

Мы поцеловались, потому что нам нужно было почувствовать прикосновение друг друга, чтобы успокоить себя, что мы не вели себя как чертовы идиоты по поводу Ашера, или, по крайней мере, если и были идиотами, то оба. Иногда любовь заключается не в том, чтобы быть разумными. Иногда она заключается в том, чтобы обоим быть глупыми. Я терпеть не могла такие моменты, но уже выросла и понимала, что любовь, настоящая любовь, полна выбора, в которых нет смысла, которые могут привести к абсолютно ужасным последствиям, но ты все равно сделаешь этот выбор. Почему? Потому что любовь это надежда; ты надеешься, что на сей раз все сложится по-другому. Иногда так бывает — и мы с Жан-Клодом тому доказательство; иногда не выходит — Ричард и мы трое тому доказательство.