— Ну, чего? — осведомился Дедан, встав напротив. — Ты зачем меня позвал: сказать, что уже поздно? Что завтра нас ждет трудный день и мне пора спатеньки?

Он оперся руками на стол и наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза. От него разило кислым перегаром — дрег. Дешевое мерзкое пойло, которое лучше всего годится для того, чтобы разводить им костер.

Я пренебрежительно расхохотался.

— Черт возьми, что: я тебе, мамка, что ли?

По правде говоря, я собирался сказать ему именно это и теперь лихорадочно искал, чем бы его отвлечь. На глаза мне попалась та рыженькая, что подавала мне на стол, и я подался вперед.

— Я хотел у тебя кое-что спросить, — начал я своим лучшим заговорщицким тоном.

Его раздражение уступило место любопытству, и я еще немного понизил голос.

— Ты ведь уже бывал тут прежде, так?

Он кивнул, подавшись поближе.

— А ты не знаешь, как звать ту девчонку?

Дедан с преувеличенной осторожностью оглянулся через плечо — это непременно привлекло бы ее внимание, если бы она не стояла к нам спиной.

— Ту блондинку, что наш адем лапает? — спросил Дедан.

— Нет, рыжую.

Дедан наморщил лоб и сощурился, вглядываясь в дальний конец трактира.

— Лозину-то? — вполголоса переспросил он. — Малютку Лози?

Я пожал плечами, начиная сожалеть о своем выборе отвлекающего маневра.

Здоровяк оглушительно расхохотался и отчасти рухнул, отчасти осел на лавку напротив.

— Лози! — хмыкнул он несколько громче, чем мне хотелось бы. — Квоут, я тебя недооценивал!

Он хлопнул ладонью по столу и снова расхохотался, едва не опрокинувшись на пол.

— Да, парень, губа у тебя не дура, однако тебе не светит!

Моя уязвленная гордость ощетинилась.

— Отчего же? Разве она не… ну, это… — я умолк, сделав неопределенный жест.

Он каким-то образом ухитрился понять, что я имею в виду.

— Шлюха? — изумленно переспросил он. — Господи, нет, конечно! Есть тут парочка таких…

Он взмахнул рукой над головой, потом понизил голос до более приличного уровня.

— Не то чтобы прямо шлюхи, заметь себе. Просто девицы, которые не откажутся лишний раз подзаработать ночью.

Он запнулся, поморгал.

— Денег. Лишних денег. И еще кое-чего…

Он фыркнул.

— Я просто подумал… — робко начал я.

— Ну да, любой мужик, у которого есть глаза и яйца, подумал бы про это!

Он подался поближе.

— Девка — огонь! Готова переспать с любым, который ей глянется, но с тем, который не глянулся, не пойдет ни за деньги, ни за так. Да если бы она захотела, она была бы богата, как винтийский король!

Он оглянулся в ее сторону.

— А ты бы ей сколько дал, а? Я бы…

Он сощурился, глядя на нее, губы у него шевелились, точно производя какие-то сложные подсчеты. Через некоторое время он пожал плечами.

— Больше, чем у меня есть!

Он посмотрел на меня и снова пожал плечами.

— Но все равно, без толку все это. Лучше и не трать времени. Коли хочешь, так у меня тут есть на примете дамочка, на которую тоже посмотреть не стыдно. Может, она и согласится скрасить тебе ночку!

Он принялся озираться по сторонам.

— Нет-нет! — я схватил его за руку. — Мне просто было интересно, вот и все!

Прозвучало это неискренне, и я сам это понимал.

— Спасибо, что объяснил!

— Да не за что.

Он осторожно поднялся на ноги.

— Да, кстати, — сказал я, как будто мне это только что пришло на ум, — не мог бы ты оказать мне услугу?

Он кивнул, и я поманил его поближе.

— Я беспокоюсь, как бы Геспе не проболталась насчет работы, которую поручил нам маэр. Если разбойники прослышат, что мы за ними охотимся, дело станет в десять раз сложнее!

На его лице промелькнуло виноватое выражение.

— Я почти уверен, что она никому не скажет, но бабы — народ болтливый, ты же знаешь…

— Ну да, понимаю! — торопливо ответил он, вставая. — Я с ней поговорю. Надо быть осторожнее!

Скрипач с ястребиным лицом доиграл джигу, вокруг захлопали, затопали, застучали кружками по столам. Я перевел дух и потер лицо руками. Подняв голову, я увидел за соседним столом Мартена. Он прикоснулся пальцами ко лбу и одобрительно кивнул. Я слегка раскланялся, не вставая с места. Приятно все-таки иметь понимающую аудиторию.

Я получил некое мрачное удовольствие, наблюдая, как изрядно похмельный Дедан отправляется в путь еще до того, как солнце поднялось над горизонтом. Здоровяк двигался крайне осторожно, но, надо отдать ему должное, он не ныл и не жаловался, если не считать невольно вырывавшиеся периодические стоны.

Теперь, присмотревшись внимательней, я приметил в Дедане признаки влюбленности. То, как он произносил имя Геспе. Неуклюжие шуточки, которые он отпускал, разговаривая с ней. Каждые несколько минут он поглядывал в ее сторону. Каждый раз как бы мимоходом: потягиваясь, окидывая взглядом дорогу, указывая на окружающие нас деревья.

Но, несмотря на все это, Дедан совершенно не замечал ответного внимания Геспе. Иногда становилось даже смешно: все равно как смотреть хорошо отрежиссированную модеганскую трагедию. А иногда мне хотелось просто удавить обоих.

Темпи бессловесно шагал рядом с нами, точно молчаливый, хорошо вышколенный щенок. Он следил сразу за всем: за деревьями, за дорогой, за облаками. Если бы не его взгляд, несомненно умный, я бы давно уже счел его дурачком. На те немногие вопросы, что я ему задавал, он по-прежнему отвечал, неуклюже подергиваясь, кивая, мотая головой или пожимая плечами.

Меня продолжало мучить любопытство. Я знал, что летани не более чем детская сказка, и все же поневоле задавался вопросами. Правда ли, что он нарочно бережет слова? Правда ли, что он способен использовать свое молчание как доспех? А двигаться стремительно, как змея? По правде говоря, после того как я мельком видел, на что способны Элкса Дал и Фела с помощью имен огня и камня, мысль о том, что человек нарочно копит слова, чтобы потом использовать их как топливо, уже не казалась такой дурацкой, как прежде.

Мы пятеро мало-помалу знакомились и притирались друг к другу, привыкая мириться со странностями остальных. Дедан старательно расчищал то место, где собирался расстелить свой спальник, — не просто убирал сучки и камушки, но еще и вытаптывал каждый кустик травы или комок земли.

Геспе беззвучно насвистывала, когда думала, что ее никто не слышит, и методично ковырялась в зубах после каждой еды. Мартен не ел мяса, если оно было хоть чуть-чуть розовое внутри, и воду пил только кипяченую или смешанную с вином. И нам не реже двух раз в день говорил, что мы глупцы, оттого что не делаем так же.

Но по части странностей чемпионом среди нас был, конечно же, Темпи. Он не смотрел мне в глаза. Не улыбался. Не хмурился. Не говорил.

С тех пор как мы покинули «Пенни и грош», он только раз сказал что-то по собственной инициативе. «После дождя эта дорога станет другой дорогой, этот лес — другим лесом». Он выговорил это старательно и отчетливо, как будто размышлял над этим утверждением весь день. Судя по всему, так оно и было.

Он купался как одержимый. Мы тоже не отказывались от возможности принять ванну, когда ночевали в трактирах, но Темпи мылся каждый день. Если имелся ручей, он купался дважды: с вечера и еще утром, как проснется. Если ручья не было, он обмывался тряпочкой, смачивая ее питьевой водой.

Он неизменно, дважды в день, совершал сложную ритуальную разминку, вычерчивая руками в воздухе замысловатые узоры. Это напоминало мне медленные придворные танцы, что танцуют в Модеге.

Это явно помогало ему сохранять гибкость, но смотреть на это было странно. Геспе подшучивала над ним, говоря, что если разбойники пригласят нас потанцевать, то наш благоуханный наемник окажется как раз кстати. Однако говорила она это вполголоса, когда Темпи поблизости не было.

Хотя, пожалуй, по части странностей я и сам был не в том положении, чтобы бросать камни. Я почти каждый вечер играл на лютне, если только не чувствовал себя слишком усталым. Смею сказать, что это не улучшило мнения остальных обо мне как командире и как арканисте.