Баст был явно потрясен. Его лицо стало бледным, почти восковым. И привычное веселое выражение сменилось ужасом.

— Реши, — прошелестел он голосом сухим, как палая листва, — ты мне никогда не рассказывал, что говорил с Ктаэхом!

— Мало ли о чем я тебе не рассказывал, Баст! — легкомысленно ответил Квоут. — Именно потому ты и находишь грязные подробности моей жизни столь захватывающими.

Баст усмехнулся и вздохнул с облегчением.

— Так, значит, этого не было! Я имею в виду, ты же с ним не разговаривал, да? Так просто, присочинил для красочности?

— Ну, знаешь ли, Баст! — Квоут явно обиделся. — Моя история и без того достаточно красочна, чтобы я еще что-то присочинял!

— Не ври! — внезапно рявкнул Баст — он аж подпрыгнул на стуле от ярости. — Не ври мне об этом! Не смей!

Он с размаху врезал ладонью по столу, опрокинул свою кружку, чернильница Хрониста упала и покатилась в сторону.

Хронист в мгновение ока схватил недописанный лист и ногами оттолкнулся от стола, чтобы спасти рукопись от брызг чернил и пива.

Баст подался вперед, тыча пальцем в Квоута, лицо у него побагровело.

— Мне плевать, из какого еще дерьма ты тут делаешь конфетку! Но на этот счет врать не смей, Реши! Только не мне!

Квоут указал в сторону Хрониста, который сидел, обеими руками сжимая спасенный листок.

— Баст, — сказал он, — это мой шанс честно и полностью поведать историю моей жизни. И все, что я говорю…

Баст зажмурился и замолотил кулаками по столу, точно капризный ребенок.

— Заткнись! Заткнись!!! Заткни-и-ись!!!

Он указал на Хрониста.

— Реши, мне трижды наплевать, что ты рассказываешь ему. Он все равно будет писать, что я скажу, а не то я сожру его сердце на рыночной площади!

Он снова указал на трактирщика и яростно потряс пальцем.

— Но мне ты расскажешь правду, и немедленно!

Квоут посмотрел на своего ученика, и его улыбка медленно растаяла.

— Баст, мы с тобой оба знаем, что я не против того, чтобы приукрасить хорошую байку. Но эта история — дело другое. Это мой шанс записать все как было. Это та правда, которая стоит за байками.

Черноволосый юноша сгорбился на стуле и закрыл глаза ладонью.

Квоут посмотрел на него озабоченно.

— С тобой все в порядке?

Баст потряс головой, по-прежнему прикрывая глаза.

— Баст, — мягко сказал Квоут, — у тебя рука в крови.

Он выдержал долгую паузу, потом спросил:

— Баст, в чем дело?

— Вот именно! — выпалил Баст пронзительным, истеричным тоном, раскинув руки. — Я, кажется, наконец-то понял, в чем дело!

И Баст разразился хохотом, но хохот его звучал натужно и неестественно и завершился чем-то похожим на рыдание. Баст задрал голову к потолку, глаза у него блестели. Он сморгнул, словно сдерживал слезы.

Квоут подался вперед и положил ему руку на плечо.

— Баст, прошу тебя…

— Ты просто столько всего знаешь! — сказал Баст. — Слишком много всего такого, чего тебе знать не положено. Про берентальту знаешь. Про белых сестер, про путь смеха. Как же ты можешь не знать про Ктаэха? Это же… это же чудовище!

Квоут приметно расслабился.

— Боже милосердный, Баст, и это все? Ты ж меня в пот вогнал. Мне доводилось встречаться с вещами похуже…

— Хуже Ктаэха ничего нет и быть не может! — выкрикнул Баст и снова грохнул стиснутым кулаком по столешнице. На этот раз послышался треск, как будто толстая доска не выдержала и проломилась. — Слушай, Реши, заткнись и слушай! Я серьезно.

Баст на миг опустил голову, тщательно подбирая слова.

— Ты знаешь, кто такие ситхе?

Квоут пожал плечами.

— Одна из фракций фейе. Могущественные, благонамеренные…

Баст взмахнул руками.

— Ничего ты о них не знаешь, раз зовешь их «благонамеренными»! Но да, если кто из фейе и трудится во имя блага, то это они. Их древнейшая и важнейшая задача — это не давать Ктаэху общаться ни с кем. Ни с кем!

— Никакой охраны я там не видел, — сказал Квоут тоном человека, успокаивающего испуганное животное.

Баст взъерошил волосы у себя на голове.

— Клянусь всей солью, что во мне, я не могу понять, как ты их миновал, Реши! Если кому-то удается вступить в контакт с Ктаэхом, ситхе его убивают. Их боевые луки из рога бьют на километр. Они убивают и оставляют труп гнить. И если на труп опустится ворона, они убивают и ворону тоже!

Хронист тихо кашлянул и спросил:

— Но если то, что ты говоришь, правда, зачем тогда кому-то отправляться к Ктаэху?

Баст было собрался огрызнуться, но вместо этого только тяжело вздохнул.

— Честно говоря, — сказал он, — мой народ не отличается благоразумием. Любой ребенок среди фейе знает, что такое Ктаэх, и все равно всегда находится кто-то, кому неймется с ним поговорить. К нему идут за ответами на вопросы или за предсказанием будущего. А некоторые надеются добыть цветок…

— Цветок? — переспросил Квоут.

Баст снова изумленно уставился на него.

— Ну как же, ринна!

Не видя понимания в лице трактирщика, он горестно покачал головой.

— Реши, эти цветы — панацея. Они лечат любую болезнь. Исцеляют от любого яда. Заживляют любые раны.

Услышав это, Квоут вскинул брови.

— Ага! — сказал он, глядя на свои руки, сложенные на столе. — Да, понимаю. Теперь понятно, отчего многих туда тянет, даже если все знают, что ходить туда не стоит.

Трактирщик поднял голову.

— Но, должен признаться, я все-таки не вижу, в чем проблема, — сказал он виноватым тоном. — Я повидал немало чудовищ, Баст. Ктаэху до них далеко будет.

— Я просто неудачно выразился, Реши, — признался Баст. — Но я не могу придумать лучшего слова. Если бы я знал слово, обозначающее нечто ядовитое, гнусное и заразное, я бы его использовал.

Баст перевел дух и подался вперед.

— Реши, Ктаэх видит будущее. Не смутно и двусмысленно, как какие-нибудь провидцы. Он видит все будущее. Отчетливо. Во всех подробностях. Все, что может случиться в будущем, со всеми разветвлениями, начиная с текущего момента.

Квоут вскинул бровь.

— Ах вот как? В самом деле?

— В самом деле, — очень серьезно ответил Баст. — И при этом он представляет собой чистое, незамутненное зло. По большей части это не проблема, дерево-то он покинуть не может. Но если кто-нибудь является к нему сам…

Взгляд Квоута сделался отстраненным, и он кивнул в ответ на собственные мысли.

— Если он знает будущее во всех подробностях, — медленно произнес он, — он знает и то, как именно человек или фейе поведет себя, узнав то, что он ему скажет.

Баст кивнул.

— И он злой, Реши.

Квоут продолжал размышлять вслух:

— Это означает, что любой, на кого повлиял Ктаэх, становится стрелой, пущенной в будущее.

— Стрела, Реши, может поразить только одного, — черные глаза Баста были пусты и безнадежны. — А тот, на кого повлиял Ктаэх, — это чумной корабль, плывущий в гавань.

Баст указал на полуисписанный листок, который держал на коленях Хронист.

— Если бы ситхе знали, что этот текст существует, они не пожалели бы сил, чтобы его уничтожить. Они убили бы нас всех за то, что мы слышали, что сказал Ктаэх.

— Потому что все и всё, что уносит влияние Ктаэха прочь от дерева… — сказал Квоут, глядя на свои руки. Он долго сидел молча и задумчиво кивал. — Значит, юноша, ищущий счастья, приходит к Ктаэху и уносит оттуда цветок. Королевская дочка смертельно больна, и он приносит цветок, чтобы ее исцелить. Они влюбляются друг в друга, невзирая на то, что она помолвлена с принцем соседнего королевства…

Баст тупо смотрел на Квоута.

— В одну прекрасную лунную ночь они отваживаются бежать, — продолжал Квоут. — Однако юноша оступается и падает с крыши, и беглецов хватают. Принцессу выдают замуж против ее воли, и в первую брачную ночь она убивает своего принца ударом кинжала. Принц умирает. Начинается война. Поля горят, почвы засаливаются. Голод. Чума…

— Это история Фастингсвейской войны, — тихо произнес Баст.