Теплая рукоять легла в ладонь удобно, как гриф лютни.
Не дожидаясь просьбы Вашет, я сделал «деву, расчесывающую волосы». Это было все равно что потянуться после долгого и крепкого сна. Я перешел к «двенадцати камушкам» и на кратчайший миг почувствовал себя таким же грациозным, как Пенте во время поединка. Сделал «падающую цаплю» — это было просто и приятно, как поцелуй.
Вашет протянула руку, чтобы забрать у меня меч. Мне не хотелось с ним расставаться, но все же я его отдал. Я понимал, что это самое неподходящее место и время, чтобы устраивать скандал.
С мечом в руках Вашет повернулась к Шехин.
— Это меч для него, — сказала она. И впервые за все время, что я знал свою наставницу, мне показалось, будто места для шуток в ней не осталось. Ее голос звучал предельно сухо.
Шехин кивнула.
— Согласна. Ты молодец, что его нашла.
Вашет явно испытала прямо-таки осязаемое облегчение, но ее лицо по-прежнему выглядело несколько напряженным.
— Что ж, быть может, это оправдает его имя, — сказала она. И протянула меч Шехин.
Шехин жестом ответила — «отказ».
— Нет. Твой ученик. Твой выбор. Твоя ответственность.
Вашет сняла со стены ножны и вложила в них меч. Потом повернулась и протянула меч мне.
— Он зовется Цезере.
— Цезура? — переспросил я, изумленный этим названием. «Цезура» — этим словом Сим называл паузу в строке древневинтийского стиха. Неужели мне вручают меч поэта?
— Цезере, — повторила она вполголоса, как если бы то было имя Бога. Она отступила назад, и я снова ощутил в ладонях тяжесть меча.
Чувствуя, что от меня чего-то ждут, я вынул его из ножен. В слабом звоне металла и шорохе кожи послышалось произнесенное шепотом имя — «Цезере». В моей руке он лежал легко, как пушинка. Клинок был безупречен. Я убрал его обратно в ножны, и звук на этот раз был другой. Он звучал как пауза в строке. «Цезура».
Шехин отворила внутреннюю дверь, и мы удалились так же, как вошли. Безмолвно и почтительно.
Остаток дня оказался совершенно не вдохновляющим. Вашет с упрямой серьезной настойчивостью учила меня ухаживать за мечом — как его чистить и смазывать, как разбирать и собирать, как носить ножны на плече или на боку, как подстроить отдельные хваты и движения кетана под увеличенную гарду.
Меч был не мой. Меч принадлежал школе. Адемре. Я должен был вернуть его, когда не смогу больше сражаться.
В другое время я бы не стерпел, чтобы мне по нескольку раз талдычили одно и то же, но сейчас я спокойно предоставил Вашет право твердить свое. Ничего, пусть повторяется — это было самое меньшее, что я мог для нее сделать. Она явно нервничала и пыталась собраться с мыслями.
Когда она пошла на пятнадцатый круг, я спросил, что мне делать, если меч сломается. Не рукоять и не гарда, а сам клинок. Принести его назад?
Вашет уставилась на меня в смятении, граничащем с ужасом. На вопрос она ничего не ответила, и я постарался больше вопросов пока не задавать.
После обеда Вашет снова отвела меня в пещеру Магуин. Настроение моей наставницы, похоже, немного улучшилось, но все равно она пока была не похожа на себя прежнюю, веселую и общительную.
— Магуин поведает тебе историю Цезере, — сказала она. — Тебе следует заучить ее наизусть.
— Историю? — переспросил я.
Вашет пожала плечами.
— По-адемски это называется «этас». История твоего меча. Кто его носил. Что совершили эти люди. Такие вещи следует знать.
Мы дошли до конца тропы и очутились перед дверьми Магуин. Вашет серьезно посмотрела на меня.
— Старайся вести себя как можно лучше и будь очень вежлив.
— Хорошо, — сказал я.
— Магуин — важная особа, внимательно слушай все, что она скажет.
— Хорошо, — сказал я.
Вашет постучалась в дверь и проводила меня внутрь.
Магуин сидела за тем же столом, что и в прошлый раз. Может, и книга, которую она переписывала, была та же самая. Увидев Вашет, она улыбнулась, потом заметила меня, и ее лицо приняло привычное бесстрастное выражение.
— Здравствуй, Магуин, — сказала Вашет. Чрезвычайно вежливая просьба. — Ему нужен этас его меча.
— А какой меч ты ему нашла? — спросила Магуин и сморщилась еще сильнее, пытаясь разглядеть.
— Цезере, — сказала Вашет.
Магуин рассмеялась — чуть ли не захохотала. Она сползла со своего кресла.
— Не могу сказать, что меня это удивляет! — сказала она и скрылась за дверью, ведущей в глубь скалы.
Вашет ушла, а я остался стоять, чувствуя себя довольно неловко, как в одном из этих кошмарных снов, когда стоишь на сцене и не помнишь, что говорить, и даже какую роль играешь.
Магуин вернулась с толстой книгой, переплетенной в коричневую кожу. Она махнула мне, и мы уселись в кресла друг напротив друга. У нее кресло было мягкое, кожаное. Мое — нет. Я сидел, держа на коленях Цезуру. Отчасти потому, что это казалось уместным, отчасти потому, что мне нравилось держать его под рукой.
Магуин распахнула книгу, держа ее на коленях. Заскрипел переплет. Она немного полистала страницы и наконец нашла то место, которое искала.
— «Первым был Шаэл, — прочла она. — Он выковал меня в пламени с неведомой целью. Он поносил меня и бросил».
Магуин подняла голову: жестикулировать она не могла, обе руки у нее были заняты тяжелой книгой.
— Ну? — осведомилась она.
— А что мне надлежит делать? — вежливо осведомился я. Жестикулировать я тоже не мог из-за перевязанной руки. Так мы оба и сидели, полунемые.
— Ну же, повторяй! — раздраженно сказала она. — Ты должен заучить это все наизусть.
— «Первым был Шаэл, — повторил я. — Он выковал меня в пламени с неведомой целью. Он поносил меня и бросил».
Она кивнула и продолжала читать:
— «Следующей была Этайн…»
Я повторил и это тоже. Это длилось около получаса. Один владелец за другим. Имя за именем. Принесенные клятвы, убитые враги.
Поначалу все эти имена и названия меня завораживали. Потом, по мере того как список все тянулся и тянулся, он начал меня угнетать, поскольку почти каждый пункт завершался смертью владельца. И далеко не мирной. Некоторые пали на войне, некоторые в поединке. Некоторые просто были «убиты таким-то» или «зарублены такой-то» без уточнения обстоятельств. Я услышал уже три десятка имен, но так и не дождался ничего похожего на «Мирно скончался во сне, окруженный упитанными внуками».
А потом список перестал быть угнетающим и сделался попросту нудным.
— Следующей была Финол, чей взор был ясен и светел, — старательно повторял я. — Возлюбленная Дульсена. Она своими руками убила двух дарунов, а потом пала от рук моркунов при Дроссен Торе.
Я кашлянул, пока Магуин не перешла к следующему отрывку — Извини, а можно спросить? — сказал я. — Сколько всего людей носили Цезуру за эти годы?
— Цезере! — резко поправила она. — Не вздумай коверкать его имя. Оно означает «ломать», «ловить» и «лететь».
Я опустил глаза на меч в ножнах, что покоился у меня на коленях. Я ощущал его тяжесть, холод металла под пальцами. Над краем ножен виднелась узенькая полоска гладкого сероватого металла.
Как бы так сказать, чтобы вы поняли? «Цезере» — хорошее имя. Узкое, блестящее и грозное. Оно подходило этому мечу как перчатка к руке.
Но оно не было идеальным. Имя этого меча было «Цезура». Зияющий разрыв в идеальной строке. Прервавшееся дыхание. Гладкий, стремительный, острый, смертельный. Оно было не перчаткой, но кожей. Даже более того. Оно было костями, мышцами, движением. Всем тем, что представляет собой рука. И Цезура был мечом. Это было и имя, и вещь сама по себе.
Не могу сказать, откуда я это знал. Но я это знал.
К тому же, если уж я собирался быть именователем, отчего бы тогда, черт возьми, мне самому не выбрать имя собственного меча?
Я поднял голову и посмотрел на Магуин.
— Это хорошее имя, — вежливо согласился я, решив держать свое мнение при себе, пока не уберусь из Адемре подальше. — Я только хотел узнать, сколько всего владельцев у него было. Мне же следует знать и это тоже.