— Вы начали оттачивать навыки, необходимые для того, чтобы достичь цели — исполнить данную вами на крови клятву отомстить за смерть мужчины, которого вы называли отцом, и женщины, бывшей вам другом. Возможно, вам будет довольно и этого, и вы предпочтете вернуться в свои мирные земли, где ваш король хочет предать вас огню. Но если вы действительно имели в виду то, что говорили о своем долге, тогда мы дадим вам возможность оплатить его. Если вы предпочтете начать новую жизнь здесь, как наш союзник, мы обучим вас и другим искусствам, расскажем правду о вас и о мире, которая перевернет все ваши представления.

— Это будет опасно, трудно и увлекательно, — снова продолжил Парвен. — Вам придется услышать то, что вам не понравится, и делать то, что покажется неприятным. Пути назад не будет. Но это будет жизнь, которую вы заслужите и выберете сами. Что вы об этом думаете?

Лорды казались мне суровыми, но в то же время добрыми и вежливыми. Мне нравилось носить на поясе клинки, мне нравилось, что я стал сильнее и быстрее. А еще я думал о выжженной солнцем уродливой пустыне и зубчатых красных скалах, о том, что единственное место, где мне тепло, осталось там, под палящим пустынным солнцем, где я сражался и истекал потом. В Лейране сжигали колдунов и убивали тех, кто был с ними связан.

— Думаю, я принадлежу этому месту, — ответил я. — Я выслушаю все, что вы мне скажете, и научусь всему, чему вы станете меня учить.

— Какой мудрый юноша! — заметила Нотоль. — Давайте же скрепим наш союз, мой юный друг. Мы стары и недоверчивы и должны быть уверены, что вы принимаете все всерьез. Подойдите ко мне.

Я взобрался на широкую черную ступень и встал перед женщиной. С изумлением я увидел, что золотая маска была частью ее лица, она врастала прямо в бледную, высохшую кожу. Каждый глаз был цельным, огромным изумрудом. Что она видела сквозь них?

— Все, сударь мой. Все.

Я быстро отвел глаза. Пялиться невежливо — даже на что-то настолько странное. Должно быть, Нотоль привыкла к этому, раз она догадалась, о чем я подумал.

— Мы нашли кое-что, что принадлежит вам, юный герцог, и ждали подходящего случая, чтобы вернуть это.

Ее руки были очень сухими, а плоть длинных худых пальцев, казалось, совершенно не соединялась с костями. Нотоль достала небольшой зеленый шелковый мешочек и вытряхнула его содержимое на ладонь. Это был перстень с гербом Комигора, который привезла мне Сейри, приехав рассказать ложь о смерти папы. Должно быть, лорды нашли его в моих вещах, когда я только прибыл в Зев'На. Я совсем забыл о нем.

— Благодарю вас, — сказал я и потянулся за кольцом. Но Нотоль отдернула руку.

— Подождите немного. Как я и сказала, мы должны быть уверены, что сердце ваше принадлежит Зев'На, что вы не покинете нас в тяжелые времена… или когда ваша подушка намокнет от ребяческих слез.

У меня вспыхнули щеки… и вскипела кровь! Если это Сефаро заметил мою слабость и рассказал лордам об этом, я убью его. Тогда лорды увидят, что я уже не ребенок.

— Я клялся честью моего рода отомстить за отца и няню, — сказал я, стараясь держаться прямо. — Я полагаю долг перед вами равно весомым. Я не разбрасываюсь клятвами, хотя еще молод. — Я выхватил шпагу и положил ее к ногам Нотоль. — Я буду служить вам, пока вы не сочтете, что мой долг перед вами исполнен. Ваши враги — мои враги, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать вас в борьбе с ними.

Нотоль мягко засмеялась, ее дыхание взъерошило мне волосы.

— Нам не нужен ваш меч, сударь. Пока нет… хотя он может пригодиться, когда вы подрастете. Что нам нужно — так это ваша преданность, ваша верность… ваша душа. Мы хотим, чтобы вы обменяли свой перстень, символ жизни, от которой вы отказались, на… — она раскрыла другую ладонь, в которой лежал маленький золотой треугольник со вделанными в него изумрудом, аметистом и рубином, — этот знак нашего союза. Как еще мы можем поверить в то, что вы предпочтете наши общие интересы тем, что ничего для нас не значат? Долг всей жизни не может быть оплачен наполовину или исполняться лишь в отсутствие лучшего занятия.

Она протянула ко мне обе руки: в одной — родовой перстень, в другой — знак лордов.

— Вы должны выбрать.

Ее ладони были иссечены чудовищными шрамами, словно когда-то, в незапамятные времена, сильно обгорели.

Хотя никто из троих не сдвинулся с места, мне казалось, что они нависают надо мной — ждут затаив дыхание, пока я делаю выбор. Они, должно быть, думают, что это будет трудно. Но мои сны уже открыли мне истину. В Комигоре у меня не осталось ничего, и я желал мести больше всего на свете. Я коснулся гербового перстня и на миг задумался.

«Прости, папа. Если бы я не был проклят, я мог бы стать таким, как ты. Но я тот, кто я есть, и, если у исчадий зла может быть честь, моя будет в том, что я сделаю сам».

И я протянул руку к знаку лордов, взял его и почувствовал их вздох, обрушившийся на комнату, словно гроза в засушливое лето.

— Прекрасный выбор…

— …вы оказываете нам честь…

— …наш юный друг и союзник. Подойдите, я покажу, как носить его.

Зиддари взял украшенный камнями знак, и, не успел я понять, что он делает, горячее острие боли пронзило мочку моего левого уха.

— Вот так, — сказал он, прежде чем я успел возразить. Я коснулся уха — украшенная камнями игла сидела в нем прочно, словно засов в воротах.

Теперь мы сможем учить тебя и наставлять…

Поможем достичь большего, чем сейчас…

Я прижал ладони к ушам. Голоса Парвена и Нотоль были слышны не там, а прямо в моей голове.

Если у тебя возникнет любой вопрос, просто подумай о нем или произнеси его, и один из нас ответит тебе.

Губы Зиддари не двигались. Это было невероятно!

После этого они отправили меня домой. Сефаро и двое других рабов, как всегда, ждали у дверей. Они склонились передо мной, пока я шел через ворота и пересекал внутренний двор. Когда они выпрямились, взгляд Сефаро упал на украшение в моем ухе. Он коснулся рук других рабов и кивнул в мою сторону. Увидев то же, что и Сефаро, они побледнели, их глаза расширились, и все трое упали на колени. Я подумал, что их народ, должно быть, донельзя слаб и труслив, если они испугались меня лишь потому, что я стал другом их лордов.

Это и в самом деле так, Герик. Дар'нети мягкотелы и порочны — они боятся собственных заклинаний, собственной силы — и хотят, чтобы все чародеи были так же слабы, как и они сами. Их надо держать в узде, иначе они совсем никуда не годятся. Мы используем их как рабов, чтобы наш собственный народ мог сосредоточиться на воинском искусстве, — прошептал Зиддари в моей голове. — Испытай их. Увидишь, как они трясутся перед лицом силы большей, чем подвластна им самим.

— Так, значит, они тоже чародеи? — спросили, словно разговаривал с ним лицом к лицу.

Это стоило обдумать. Такого я и представить себе не мог. Я пнул Сефаро, он упал с колен прямо в мусор у порога, но не пытался подняться и только смотрел на меня, пока я не велел ему встать. На его месте я бы сгорел со стыда.

— Почему они не используют чары, чтобы бежать из плена? Они что, слишком трусливы даже для этого?

Им мешают ошейники. Они — дар'нети, подданные принца Д'Нателя. Они и их принц запретили нам развиваться и разумно использовать нашу силу. Мы используем ошейники, чтобы они поняли, что значит быть ущербным. Это самая чистая мука, которую мы можем им предложить. И весьма справедливая.

Запретить им колдовать — это казалось справедливым. Но я не мог забыть, каково это — жить в постоянном страхе, и поэтому позже, когда Сефаро пришел снять с меня перевязь, выходное платье и серебряные цепи, я сказал ему, что доволен его службой. Он слегка поклонился, но не попросил разрешения говорить. Я даже задумался, не догадался ли он, что я чуть не собрался убить его, когда был у лордов.

А потом я заснул на своей огромной кровати, не видя никаких снов.

Моя жизнь изменилась в эту ночь еще больше, чем когда я прибыл в Зев'На. Один из лордов всегда был со мной, на самой кромке восприятия — голос в моей голове, который не был мной. Это казалось столь же естественным, как дыхание или колдовство, заставляющее оловянных солдатиков маршировать, а цветы распускаться по моей воле.