Невозмутимый Экзегет наблюдал за этим безумием и ничего не предпринимал.

Судьба не может быть такой жестокой, такой несправедливой.

— Зачем ты сделал это? — рыдала я, вцепившись в железные прутья. — Я могла бы помочь тебе. Любимый, зачем? Почему ты не дождался меня?

И словно эхо моих всхлипов, в моем сознании что-то дрогнуло, нежное прикосновение слов…

Жди меня…

И в следующий благословенный миг мой разум заполнился Кейроном — без боли, без страха, Кейрона цельного, вспомнившего все, что связывало нас…

Сейри, любимая, прости…

А потом он ушел.

Стражникам пришлось отдирать мои пальцы от решетки, потому что я все еще цеплялась за сладкое эхо, не желая слышать больше ничего. Странно, но, когда нас с Паоло привели в Дом Наставников, другой шепот зазвучал в моем сознании.

Не бойся, — сказал он мне, — и ничего не говори.

Я не знала, чей это был голос. Точно не Кейрона: Я бы решила, что это говорил Дассин, если бы Барейль не рассказал мне, что тот похоронен в собственном саду. И к тому же тон чуть отличался. Так, скорее, мог бы звучать голос моего отца, если бы он умел говорить мысленно, — моего сурового отца-воина, который, не задумываясь, вел за собой тысячи солдат навстречу смерти, только чтобы уничтожить тысячи врагов во славу своего короля. Однажды, когда я была еще ребенком, мой любимый пони упал и охромел. Приказав слугам умертвить страдающее животное, он посадил меня к себе на колени и неуклюже утер мои слезы. «Жизнь продолжается, моя маленькая Сейри, — сказал он. — Воин не умирает. Его кровь уходит в зеленую траву, на которой играют его дети».

Горе грозило выдать меня, после всех надежд минувшего лета оно оказалось еще более сокрушительным — после любви и счастья, вдруг пришедших на смену годам горечи. И все же этот странный спокойный голос донесся ко мне через бурю, бушевавшую в моей душе, и уверил меня, что законы Вселенной не случайны, не бездумны и не капризны. Путь уже проложен, и однажды я найду объяснение его поворотам.

Быть может, это было всего лишь плодом моего воображения. Быть может, глупостью. Но когда мы с Паоло предстали перед Наставниками дар'нети, я не проронила ни слова и ничего не боялась.

Они уже унесли тело Кейрона, хотя нет, правильнее сказать — тело Д'Нателя, когда мы, спотыкаясь, ступили на прекрасный ковер, брошенный перед помостом. Спешно передвинутый узорчатый квадрат шерсти не мог полностью закрыть кровавое пятно, оставшееся на белом каменном полу. Несколько часов мы ждали в пустынной передней, сквозь дверь до нас доносились только торопливые шаги и неразборчивые возгласы. Впрочем, испуганные крики становились все громче с распространением новости о смерти Д'Нателя.

Герик и Дарзид уже ушли — остались только шесть Наставников в высоких креслах. Одно из кресел в конце помоста, оставшееся пустым, должно быть, предназначалось Дассину. Может, это было глупо, но я задумалась, кто потом займет это место. Может, никто. Может, совет Наставников прекратит свое существование, как только Герик, воспитанник Зев'На, станет Наследником Д'Арната.

— Кто эта женщина? Откуда она взялась? И еще один мальчик? Это что, уже твой давно потерянный сын, Экзегет? — язвительно поинтересовалась Се'Арет.

— Нам следует заняться срочными делами, а шпионов допросим потом, — высказался Устель. — Все изменилось.

— Необычные шпионы, — заметил Й'Дан, вытирая нос рукавом; его глаза все еще были красны от слез. — Эти двое — не зиды.

— Устель прав, — проронил Экзегет. — У нас сейчас два неотложных вопроса: как объявить народу о смерти Наследника и какие меры принять для безопасности мальчика, пока он не достигнет совершеннолетия, примерно через год, как я понимаю.

Мадьялар присоединилась к разговору.

— Не стоит ли нам помазать его прямо сейчас?

— Не хочешь ли ты уничтожить юного принца так же, как уничтожил Д'Нателя, Экзегет? — спросила Се'Арет. — Я молюсь, чтобы этот Изгнанник Дарзин действительно заслуживал доверия, как ты уверил нас. Нельзя подвергать мальчика опасности — ни исходящей от зидов, ни от нашей собственной глупости. Мы должны найти ему подходящего защитника и хороших учителей.

— Этот Изгнанник заслуживает доверия, как никто другой, — ответил Экзегет. — И он уже забрал юного принца в безопасное место. Я предлагаю оставить его там…

Пока все шестеро продолжали пререкаться, в моей голове нарастал тихий гул.

… Он жив… жив… жив…

Паоло неотрывно смотрел на выглядывающее из-под края ковра пятно крови, медленно тускнеющее от красного до коричневого. Слезинка катилась по его веснушчатой щеке. Я коснулась его руки, и в этот раз он не отстранился. Когда он взглянул на меня, я легко покачала головой, призывая его к молчанию.

— Итак, — сказал Экзегет, — давайте разберемся с этими шпионами, после чего можно будет заняться делами. Эти двое не только не зиды, они даже не дар'нети.

— Не дар'нети? Да… вижу.

Тепло и покалывание коснулись дна моих глаз, когда старый Устель уставился на меня через весь стол. Словно у меня было три головы.

— Человеческая раса. Се'Арет выпрямилась в кресле.

— Человеческие шпионы? Кто эта женщина?

— Как шпионка, она страшно неудачлива. — Экзегет легонько постукивал кончиками гладких белых пальцев, сложенных домиком. — И потом, достаточно взглянуть на нее, чтобы понять, кто она, — даже если некоторые настолько глухи, что не услышали ее слезливых воплей.

— Я не глуха, — огрызнулась Наставница. — Здесь было слишком шумно.

— Да уж, когда Наследник Д'Арната кончает с собой, не в силах вынести боль в голове, непристойная суматоха кажется наиболее вероятным последствием. Но будет, неужели вы не замечаете сходства с нашим новым господином? Я убежден, нас почтила своим присутствием мать нашего юного принца.

Экзегет вскочил с кресла и сошел с помоста, подойдя ко мне. Скрестив руки, он изучал мое лицо и одежду, словно предмет мебели.

— Мать? То есть жена Изгнанника, который жил в теле Д'Нателя? — уточнила Мадьялар, с любопытством глядя на меня. — Это правда?

— Госпожа Сериана Маргарита, двукратная вдова одного человека, — сострил Экзегет. — Случай печальный и крайне незаурядный. Обычная человеческая женщина. Разумеется, их раса совершенно не приспособлена к шпионажу, как мы его понимаем. Они не могут читать в разумах, им не доступно ничего, помимо скудных свидетельств собственных глаз и ушей. Не понимаю, как дар'нети — даже Изгнанник — мог связаться с такой пустышкой.

— Она что, немая? — раздраженно спросил Устель. — Почему она так тупо стоит перед нами?

— А что ей говорить? — поинтересовалась Мадьялар. — Как она счастлива, видеть нас, собравшихся здесь, чтобы судить ее мужа и ребенка? В каком восторге она оттого, что несчастный безумец наложил на себя руки в зале совета? Она не совершила никакого преступления, я полагаю.

Женщина откинулась в кресле; пальцы выбивали по столу быструю дробь, губы сжались в гримасе досады.

— Ну, мы же не можем просто взять и отпустить ее. — Лысый Й'Дан закусил губу и наморщил лоб. — Может, ей известно что-то важное. И я не понимаю, если она — жена принца, почему он не признал ее? Почему она ошивалась там, в грязи, — он принюхался, — в конюшнях?

— Прекрасные вопросы, — заметила Мадьялар, — но важнее сейчас, не может ли она помочь нам узнать нашего нового Наследника. Мальчик на вид весьма холоден. Какой десятилетний ребенок назовет своего отца убийцей? Наше испытание не дало никаких свидетельств того, что нашему последнему принцу доводилось убивать.

— Очевидно, кому-то из нас придется расспросить эту женщину, прежде чем мы отпустим ее, — согласился Экзегет. — Поскольку сама она не сможет добраться по Мосту в свой мир, пока сын не проведет ее, им с ее юным спутником понадобится кто-то, кто позаботится о них. Полагаю, как глава Наставников, я должен взять эту заботу на себя.

Я едва не нарушила свое решение молчать. Я не могу позволить ни себе, ни Паоло сдаться Экзегету.