Мистер Хоукинс извлек из кошелька несколько серебряных монет и присоединил их к аккуратному столбику, выстроившемуся на столе между двумя мужчинами.

— Вот как? — рассеянно заметил он. — Ну, если это действительно так, тогда вы первый в моей жизни шотландец, который ею не интересуется.

Джейми закончил затачивать перо и поднял его кончиком вверх, оценивая проделанную работу.

— M-м?.. — буркнул он. — Ну, мне, по правде сказать, просто не до этого. Дела отнимают слишком много времени. Вам это знакомо, уверен.

— Это верно. — Мистер Хоукинс пересчитал монеты в столбике, потом убрал одну и заменил ее двумя, помельче. — А я тут слышал, что Карл Стюарт недавно прибыл в Париж. — Мягкое круглое лицо отражало лишь сдержанное любопытство, но маленькие глазки в толстых складках жира смотрели настороженно.

— А-а-а… — протянул Джейми неопределенно. По тону не было ясно, признает ли он этот факт или проявляет вежливое свое к нему равнодушие. Перед ним лежали на столе бланки заказа, и он аккуратно подписывал бумаги, любовно вырисовывая каждую буковку, вместо того чтобы расписаться лихим росчерком, как он это обычно делал. Его, прирожденного левшу, с детства учили писать правой рукой, однако до сих пор искусство письма давалось ему с трудом, и он крайне редко проявлял такое тщание.

— Так вы не разделяете симпатий вашего кузена в этом плане? — Хоукинс откинулся на спинку стула и сощурясь смотрел на склоненную голову Джейми.

— А почему это вас так интересует, сэр? — Подняв голову, Джейми устремил на Хоукинса взгляд пронзительно синих глаз. Секунду толстяк его выдержал, затем отвел глаза и отмахнулся пухлой ручкой.

— Да ничуть не интересует! — ответил он. — Просто предметом изучения вашего кузена всегда были якобиты, он… вовсе не делает из этого секрета. Ну я и подумал: интересно, все ли шотландцы единодушны во мнении, что Стюартам принадлежит право на престол?

— Если уж вас так волнуют шотландские горцы, — сухо заметил Джейми, протягивая ему копию заказа, — тогда следовало бы знать, что в тех краях трудно отыскать двух человек, придерживающихся одинаковых взглядов на что-либо, кроме, пожалуй, цвета неба над головой. Да и по этому поводу порой разгораются споры.

Мистер Хоукинс расхохотался, под жилетом мягко заколыхалось круглое брюшко, и сунул свернутый листок во внутренний карман. Видя, что Джейми надоели эти расспросы, я позволила себе вмешаться и предложила гостю мадеры с бисквитами.

Секунду мистер Хоукинс колебался, затем с сожалением покачал головой и, отодвинув кресло, поднялся:

— Нет, нет, благодарю, миледи, но нет. Сегодня в порт приходит «Арабелла», я должен встретить ее в Каласе. А до отъезда еще куча дел. — Он скроил гримасу, глядя на целую кипу бумаг, извлеченных из кармана, затем присоединил к ней подписанный Джейми бланк и убрал в большой кожаный бумажник. — Правда, — лицо его оживилось, — часть дел можно провернуть и по пути в Калас, заскакивая в таверны и пабы.

— Если заглядывать во все встречающиеся по пути таверны и пабы, то вы попадете в Калас не раньше чем через месяц, — заметил Джейми. Достал кожаную сумку, отделанную мехом, и убрал туда столбик серебряных монет.

— Верно, милорд, — согласился Хоукинс и нахмурился. — Думаю, пару-другую придется пропустить, заскочу туда на обратном пути.

— Но раз у вас так туго со временем, может быть, стоит послать в Калас кого-нибудь еще? — спросила я.

Он выразительно закатил глаза и попытался сложить губы скорбным бантиком.

— Хотел бы, чтоб такое оказалось возможным, миледи, но — увы! На борту «Арабеллы» груз, который я не могу доверить никому другому. Моя племянница, Мэри, — объяснил он, — направляется, как принято говорить, к берегам Франции. Ей всего пятнадцать, и прежде она никогда не покидала родного дома. А потому разве я могу допустить, чтоб девочка в одиночестве добиралась до Парижа?

имя, оно никак не ассоциировалось у меня ни с кем. Я все еще размышляла над этим, когда Джейми поднялся — проводить Хоукинса до дверей.

— Надеюсь, путешествие вашей племянницы будет приятным, — говорил он. — Она, вероятно, приезжает сюда учиться? Или просто навестить родственников?

— Нет, выйти замуж, — гордо ответил торговец. — Моему брату удалось найти для девочки блестящую партию, французского аристократа. — Казалось, он того гляди лопнет от гордости, а золотые пуговицы на туго натянувшемся жилете отлетят. — Видите ли, мой старший брат — баронет.

— А ваша племянница, она… э-э-э… давно знакома со своим женихом? — спросила я.

— Вообще в глаза не видела. Суть в том, — тут мистер Хоукинс придвинулся поближе и понизил голос, — что она вообще еще не знает о свадьбе. Переговоры еще не завершены.

Я удивилась и приоткрыла было рот, но Джейми предостерегающе дернул меня за рукав.

— Ну, раз жених ее принадлежит к знатному сословью, мы наверняка увидим вашу племянницу при дворе, — заметил он, подталкивая меня к двери, словно бульдозер. Мистер Хоукинс, продолжая болтать, посторонился и пропустил меня вперед.

— Конечно увидите, милорд Брох Туарах! Сочту за честь познакомить племянницу с вами и вашей супругой! Уверен, она будет счастлива обрести здесь друга в лице соотечественницы, — добавил он и улыбнулся мне. — Я, знаете ли, не слишком полагаюсь в этом плане на чисто деловые знакомства.

Черта с два ты не полагаешься, раздраженно подумала я. Да ты на все пойдешь, лишь бы приобщиться к французской знати. Ты даже готов выдать свою племянницу за… за…

— Э-э… а кто же жених вашей племянницы? — без обиняков спросила я.

Лицо мистера Хоукинса приобрело хитрющее выражение, и, придвинувшись еще ближе, он прошептал мне на ухо:

— Не следовало бы говорить, пока брачный контракт не подписан, но, зная вас как даму благородную… могу сказать одно: этот человек — член дома гасконцев. И очень высокопоставленное лицо, заметьте!

— Заметила, — ответила я.

Мистер Хоукинс ушел, потирая ручки в радостном предвкушении, а я обернулась к Джейми:

— Гасконцев!.. Но не имеет же он в виду… Нет, это просто невозможно! Неужели это та старая, отвратительная обезьяна, тот тип с пятнами жевательного табака на подбородке, который приходил к нам на обед на прошлой неделе?

— Виконт Мариньи? — сказал Джейми, улыбнувшись моему описанию. — Да, вполне возможно. Он, насколько мне известно, вдовец и единственный наследник состояния. Впрочем, не думаю, чтоб то были пятна табака, просто это борода так у него растет. Слегка потрачен молью, — признал он, — но если его побрить и свести бородавки…

— Но как же можно выдавать пятнадцатилетнюю девочку за… за это!.. И даже не спросив ее согласия!

— Почему нет? Очень даже можно, — ответил Джейми с подчеркнутым спокойствием. — Как бы там ни было, Саксоночка, это не твое дело. — Он взял меня за обе руки и легонько встряхнул. — Ты слышишь? Знаю, тебе это кажется диким, но именно так обстоят дела. В конечном счете, — длинный рот его слегка искривился, — ты ведь тоже вышла замуж против своей воли. И, как видишь, смирилась с судьбой. Или нет?

— Иногда мне кажется, что нет! — огрызнулась я и попыталась вырваться, но он удержал меня и, смеясь, поцеловал. Через мгновение я прекратила сопротивление и затихла в его объятиях, признавая поражение, пусть и временное. Я еще встречусь с Мэри Хоукинс, подумала я, тогда и узнаем, что она думает об этом своем браке. И если девушка не захочет видеть в брачном контракте свое имя рядом с именем виконта Мариньи, то… Внезапно я замерла, потом вдруг резко вырвалась из объятий Джейми.

— Что такое? — встревоженно спросил он. — Тебе плохо, девочка? Ты вся побелела.

И неудивительно. Ибо я вдруг вспомнила, где видела имя Мэри Хоукинс. Джейми ошибался. Это именно мое дело! А имя девушки, выведенное каллиграфическим почерком, я видела в самом верху генеалогической таблицы. Чернила со временем побледнели и приобрели коричневый оттенок. Мэри Хоукинс должна была стать женой вовсе не дряхлого виконта Мариньи. Нет, она должна была выйти замуж за Джонатана Рэндолла в 1745 году от рождества Христова.