Я не знала, что чаша, которую я держала в руке, таила в себе смерть. У меня на шее висел медальон с белым кристаллом, я вспомнила о его назначении. Я не видела, чтобы Раймон добавил туда что-нибудь. И никто не видел, я была в этом уверена. Но мне не нужно было погружать в чашу свой медальон, чтобы узнать о ее содержимом.

Граф все прочел у меня на лице. Белая Дама не умеет лгать. Он помедлил, глядя на бурлящую красную жидкость.

— Пейте же, месье, — сказал король. Его глаза, по обыкновению, ничего не выражали. — Вы боитесь?

Граф обладал множеством отвратительных черт, но трусости среди них не числилось. Его лицо было бледным, но он встретил взгляд короля спокойно, даже слегка улыбнулся.

— Нет, ваше величество, — сказал он.

Он взял чашу из моих рук и выпил до дна. Глаза его были устремлены на меня. Он продолжал смотреть на меня, даже когда его глаза стали подергиваться пеленой смерти. Белая Дама способна спасти мужчину или его погубить.

Тело графа, корчась, рухнуло на пол. Послышался хор изумленных голосов. Люди в капюшонах замерли на месте, с напряженным вниманием следя за телом графа. Каблуки его туфель некоторое время выбивали дробь, неслышную из-за ковра, тело изогнулось дугой, но сразу же обмякло, превратившись в бесформенную груду. Разгневанная змея выбралась из вороха белого атласа и быстро уползла, найдя убежище где-то у ног Людовика.

Все присутствующие пребывали в полном смятении чувств.

Я вернулась из Парижа к Луизе в Фонтенбло. Мне не хотелось ехать на Рю Тремолин или еще куда-нибудь, где Джейми мог найти меня, хотя у него не было времени, чтобы разыскивать меня. Ему нужно было немедленно ехать в Испанию, иначе лопнула бы вся затея.

Добрая моя подруга Луиза простила мне мое бегство и, к ее чести, не докучала расспросами о том, куда я ездила и зачем. Я почти ни с кем не разговаривала, редко выходила из своей комнаты, ела очень мало и лежала, разглядывая лепнину на потолке.

Иногда у меня появлялась мысль съездить в Париж, но никаких важных дел у меня там не было, и я все откладывала поездку, предоставив всему идти своим чередом. Тем не менее порой мне приходилось для этого сделать над собой усилие. По просьбе Люси я спускалась к обеду или соглашалась попить чаю в кругу ее друзей. В то же время я старалась хоть как-то заботиться о Фергюсе — единственном человеке, за которого я чувствовала ответственность.

Однажды, когда я совершала свою ежедневную принудительную прогулку, я услышала его голос. Я сочла себя обязанной пойти проверить, в чем там дело.

Он стоял лицом к лицу с одним из конюших, мальчиком гораздо крупнее его, широкоплечим и угрюмым.

— Заткнись ты, жаба! — говорил тот. — Ты не знаешь, что болтаешь!

— Я знаю больше, чем ты, потому что твоим отцом был хряк! — Фергюс засунул два пальца в ноздри, задрал нос кверху и, пританцовывая, повторял: — Хрю-хрю!

Конюший, лицо которого странным образом напоминало вышеназванное животное, не стал больше терять времени на объяснения, но сложил вместе кулаки обеих рук и занес их над головой Фергюса. Через несколько минут мальчики покатились по грязной земде, завывая словно коты и разрывая одежду друг на друге.

Пока я размышляла над тем, стоит ли вмешиваться, конюший уселся верхом на Фергюса, схватил его за волосы обеими руками и принялся колотить головой о землю. Я понимала, что Фергюс заслужил такое отношение, но его лицо налилось кровью и потемнело, а у меня еще живы были воспоминания о том, как он чуть не умер в своей кроватке. Не уверенная, что поступаю правильно, я тем не менее подошла к дерущейся паре.

Конюший придавил Фергюса коленом и изо всех сил колошматил его, так что зад парня оказался прямо передо мной. Я подняла ногу и ударила его в то место, где проходил шов от брюк. Беспомощно балансируя, парень с криком перелетел через своего поверженного врага, распластался на земле, но тут же вскочил на ноги, а увидев меня, бросился бежать.

— Чем же ты тут занимаешься? — спросила я, рывком подняв упирающегося Фергюса и отряхивая его грязную одежду от грязи и сена. — Смотри, у тебя порвана не только рубашка, но и брюки. Придется просить Берту починить их. — Повернув его спиной, я принялась рассматривать порванные брюки. Конюший так рванул их сбоку, что одна из ягодиц оголилась.

Вдруг я замолчала и уставилась на тело мальчика. Но меня заинтересовала не сама плоть, а небольшой красный знак, запечатленный на ней. Размером он был в полупенсовую монету и красного цвета, как только что начавший затягиваться ожог. Я машинально коснулась его пальцем, отчего Фергюс сильно встревожился. Края знака-клейма были особенно четко обозначены, как будто то, чем они были оставлены, с силой вдавливали в тело. Я вцепилась в руку мальчика, чтобы не дать ему убежать, и принялась рассматривать клеймо. Оно было овальной формы, в середине испещрено какими-то знаками, напоминающими буквы.

— Кто это сделал, Фергюс? — спросила я. Голос мой звучал непривычно даже для моего уха. Он был слишком спокойным и бесстрастным. Фергюс рванулся, пытаясь убежать, но я удержала его. — Кто, Фергюс? — строго спросила я и даже встряхнула его.

— Никто, мадам. Это я сам поранился, когда перелезал через забор. Это просто ссадина. — Его большие черные глаза бегали туда-сюда, ища, куда бы лучше ринуться от меня.

— Это не ссадина, Я знаю, что это такое, Фергюс. Но я спрашиваю: кто это сделал? — Я видела нечто подобное только однажды, но тогда это было свежевыжженное клеймо, а это уже немного зажило. Но несомненно и то и это были нанесены раскаленным железом.

Осознав, что я все поняла, Фергюс перестал вырываться. Он прижался ко мне и затих, но плечи его продолжали вздрагивать.

— Это англичанин, мадам. Перстнем.

— Когда?

— Давно, мадам. В мае месяце.

У меня перехватило дыхание, когда я стала соотносить некоторые события по времени. Три месяца… Три месяца минуло с тех пор, как Джейми в сопровождении Фергюса отправился в бордель в поисках своего помощника, работающего на складе. Три месяца прошло с тех пор, как он встретил Джека Рэндолла в заведении мадам Элизы. Эта встреча заставила его забыть о всех своих обещаниях и вынудила его принять решение убить Рэндолла. Три месяца прошло с тех пор, как он ушел, чтобы никогда не вернуться.

Мне потребовалось немало терпения, чтобы наконец заставить Фергюса рассказать правду. И вот что я услышала.

Когда они пришли в заведение мадам Элизы, Джейми велел Фергюсу ждать его внизу, пока он поднимется наверх, чтобы решить кое-какие финансовые проблемы. Зная по прежнему опыту, что это может занять немало времени, Фергюс отправился в большой салон, где несколько знакомых ему молодых женщин «отдыхали», непринужденно болтая и поправляя друг у друга прически в ожидании гостей.

— По утрам у них не очень много работы, — объяснил он мне. — Но по вторникам и пятницам прибывают рыбаки, чтобы с утра пораньше продать свой улов на рынке. Тогда у них бывает много денег, что приносит немалую выгоду мадам Элизе, поэтому девушки должны быть готовы принимать гостей сразу после завтрака.

«Девушки» были уже отнюдь не молодыми обитательницами заведения мадам Элизы. Но рыбаки не считались разборчивыми клиентами, поэтому довольствовались любыми проститутками. Среди них было немало приятельниц Фергюса, и с четверть часа он провел в салоне, болтая с ними. Клиенты приходили, делали свой выбор и поднимались в верхние комнаты.

— И тут появился англичанин с мадам Элизой. — Фергюс прервал свой рассказ и судорожно вздохнул.

Фергюсу, которому приходилось видеть мужчин в различной стадии опьянения, стало ясно, что англичанин изрядно пьян. Лицо англичанина было багровым и опухшим, глаза налиты кровью. Не обращая внимания на мадам Элизу, которая хотела подвести его к одной из «девушек», он прошел через всю комнату и вдруг заметил Фергюса.

— Он сказал: «Ты пойдешь со мной». И взял меня за руку. Я отказывался, мадам. Упирался. Говорил, что мой хозяин здесь, наверху, но он не слушал. Мадам Элиза шепнула мне на ухо, чтобы я шел с ним и что потом она поделится со мной деньгами. — Фергюс поежился и беспомощно посмотрел на меня… — Я знал, что те, кому нравятся маленькие мальчики, обычно занимаются этим недолго. Я думал, что он закончит раньше, чем милорд соберется уходить.