— Сделай мне одно одолжение, Саксоночка, — сказал он, накидывая тяжелый бархат мне на плечи. — Возьми веер побольше.

В плане привлечения всеобщего внимания платье имело несравненный успех. Что же касается кровяного давления Джейми, то тут эффект был скорее отрицательным.

Он все время держался поблизости, бросая яростные взоры на любого мужчину, осмеливавшегося взглянуть в мою сторону, пока Аннализ де Марийяк не углядела нас с другого конца залы и не поплыла навстречу, тонкие черты лица сморщены в приветливой улыбке. Улыбка на моих губах тут же застыла. Аннализ де Марийяк была, по словам Джейми, его старой «знакомой», он знал ее еще со времени первого приезда в Париж. К тому же она была красива, обаятельна и на удивление хрупка.

— Мой маленький дикарь! — приветствовала она Джейми. — Хочу вас кое с кем познакомить. Вернее, сразу с несколькими людьми. — Словно фарфоровая куколка, она качнула головой в сторону группы мужчин, собравшихся в углу возле столика для игры в шахматы. Они яростно о чем-то спорили. Я узнала герцога Орлеанского и Жерара Гоблена, известного банкира. Судя по всему, там действительно собрались влиятельные люди. — Идемте, сыграете с ними в шахматы, — настаивала Аннализ, положив на руку Джейми свою крошечную белую ручку. — К тому же там очень удобное место для встречи с его величеством, он появится чуть позже.

Король должен был появиться после ужина, примерно через час или два. В ожидании его гости бродили по дворцу, болтали, разглядывали живопись на стенах, флиртовали, прикрываясь веерами, поглощали сладости, тарталетки и вино и время от времени исчезали в небольших занавешенных альковах. Альковы были так ловко вделаны в стены, что казались незаметными, пока, приблизившись, вы не слышали доносившиеся оттуда голоса.

Джейми колебался, и Аннализ потянула его за руку.

— Идемте же! — настаивала она. — А за свою даму не волнуйтесь, — она окинула мой туалет одобрительным взором, — в одиночестве ей долго скучать не придется.

— Этого я и боюсь, — пробормотал Джейми еле слышно. — Ну, так и быть, разве что на минутку. — На миг ему удалось высвободиться из цепких рук Аннализ, и он шепнул мне на ухо: — Если найду тебя в одном из этих альковов, Саксоночка, мужчина, с которым ты там будешь, считай — покойник. А что касается тебя… — Рука его бессознательно потянулась к шпаге, висевшей на поясе.

— О нет, не выйдет, — возразила я. — Ты ведь на своем кинжале поклялся, что никогда больше не будешь меня бить. Какова же тогда цена твоим клятвам, а?

Он через силу усмехнулся:

— Нет. Бить я тебя не буду, во всяком случае — не так, как бы мне хотелось.

— Вот и хорошо. А что тогда ты со мной сделаешь? — продолжала дразнить я его.

— Что-нибудь да придумаю, — мрачно ответил он. — Еще не знаю, что именно, но тебе вряд ли понравится.

И, окинув напоследок присутствующих испепеляющим взором и сжав мое плечо жестом собственника, он позволил Аннализ увести себя, словно маленькому, но бойкому буксиру, толкающему огромную баржу.

Аннализ оказалась права. Не защищенная более внушительным присутствием мужа, я тотчас же оказалась в окружении джентльменов, налетевших на меня, как стая попугаев на спелый плод страсти.

Мне многократно целовали и жали ручку, осыпали цветистыми комплиментами, подносили бессчетное число чаш с вином, приправленным пряностями. Через полчаса заныли ноги. И лицо тоже — от улыбок. И руки — от непрерывного обмахивания веером.

За смену веера я даже испытывала к Джейми нечто похожее на чувство благодарности. Идя навстречу его пожеланиям, я взяла с собой самый большой из имевшихся вееров, гигантское сооружение не менее фута в длину, на котором были изображены, по всей видимости, горные олени, продирающиеся сквозь вересковые заросли. Джейми критически отозвался об оленях, но размеры одобрил. Грациозно отмахнувшись от назойливых приставаний некоего чрезмерно пылкого юнца в красном, я опустила веер чуть ниже, к подбородку, чтоб уберечь платье от крошек тоста с семгой, который жевала. И не только от крошек. Джейми был выше меня на добрый фут и божился, что видел всю, до пупка, однако же эта часть моего организма была недоступна взорам французских придворных, большинство из которых были ниже меня. Но с другой стороны…

Я очень любила лежать, уткнувшись носом Джейми в грудь, вернее — в маленькую ямочку в центре. Похоже, что некоторые из здешних моих малорослых обожателей разделяли эту страсть, и вот я не покладая рук бешено обмахивалась веером, сдувая им кудри с лица или же, если это не помогало, с треском захлопывала веер и довольно чувствительно шлепала им по напудренным головам.

А потому настоящим облегчением было услышать, как лакей, стоявший у двери, вдруг вытянулся и выкрикнул:

— Его величество король Людовик!

Поднимался король на рассвете, но расцветал, очевидно, к ночи. Он вошел в зал, неся себя с таким достоинством и изяществом, что казался куда выше своих пяти футов и шести дюймов, бросая налево и направо приветливые взгляды, величественными кивками отвечая на грациозные поклоны своих придворных.

То, что я видела, вполне соответствовало моим представлениям о том, как должен выглядеть монарх. Не слишком красивый, он держался так, словно был писаным красавцем; впечатление это усиливала не только роскошь наряда, но и поведение окружающих. На нем был парик с зачесанными назад по последней моде волосами, камзол из бархата, расшитый сотнями пестрых шелковых бабочек. В середине, в глубоком вырезе, виднелся жилет из соблазнительного кремового шелка с бриллиантовыми пуговицами, туфли украшали широкие пряжки в виде бабочек.

Темные, полуприкрытые веками глаза шныряли по толпе, надменный типично бурбонский нос принюхивался, словно выискивая нечто заслуживающее интереса.

Джейми, одетый в килт, но при этом еще и в камзол и жилет из плотного желтого шелка, с огненными кудрями, падавшими на плечи, с пледом, перекинутым через плечо, и маленькой косичкой сбоку, согласно старинной шотландской моде, безусловно заслуживал этого интереса. По крайней мере именно он, как мне показалось, привлек внимание короля Людовика, раз тот вдруг изменил направление и двинулся прямо к нам, раздвигая толпу, которая отхлынула в разные стороны, словно волны Красного моря. Мадам Несл де ла Турель — я как-то видела ее на одном из приемов — следовала за ним, точно ялик в фарватере большого судна.

Я позабыла о красном платье: его величество остановился прямо против меня и отвесил изящный поклон.

— Chere Madam! — сказал он. — Мы очарованы!

Я слышала, как глубоко вздохнул Джейми. Затем он выступил вперед и поклонился королю:

— Позвольте представить вам мою жену, ваше величество, миледи Брох Туарах!

Король выпрямился и отступил на шаг. Я тупо смотрела на него, затем по быстрому взмаху руки Джейми поняла, что он требует, чтоб я поздоровалась с королем.

Я автоматически присела в глубоком реверансе, стараясь не поднимать глаз от пола и не думать, как буду выглядеть, когда выпрямлюсь. Мадам Несл де ла Турель стояла совсем рядом с Людовиком, наблюдая за представлением со скучающей миной на лице. Ходили слухи, что она в данное время является его фавориткой. Согласно последней моде, она была одета в платье с вырезом ниже грудей, которые прикрывал лишь клочок сверхпрозрачного газа, скорее для украшения, чем для защиты от холода или слишком любопытных взглядов.

Однако вовсе не платье и не прелести, которые оно обнажало, впечатлили меня, хотя справедливости ради следует отметить, что грудки у мадам де ла Турель были достаточно округлые, приятных очертаний и украшены крупными коричневатыми сосками, которые, в свою очередь, украшало довольно замысловатое сооружение из драгоценных камней, чуть прикрывая, но и не пряча совсем от глаз. Пара инкрустированных алмазами лебедей с рубиновыми глазками тянули шеи друг к другу, они небрежно свисали с двух золотых колечек. Ювелирная работа поражала мастерством, да и камни были отменные, но, заметив, что золотые колечки были продеты в соски, я едва не потеряла сознание. Соски были не на шутку изуродованы, но этот факт скрывали огромные жемчужины, по одной над каждым, свисающие на тонюсеньких золотых цепочках с золотых колец и, словно маятники, раскачивающиеся из стороны в сторону.