— О, лучше бы я умерла! — простонала она. — За что мне такое несчастье? Почему я не могу родить ребенка от любимого мужа? — Обеими руками она сдавила живот и уставилась на него, словно ожидая, что вот-вот выдавит из него ребенка. На этот вопрос у меня существовало сразу несколько ответов, однако я понимала, что ей вряд ли будет приятно выслушивать их. Глубоко вздохнув, я присела рядом с ней на диван и похлопала по вздрагивающему, обтянутому дамаском плечу.

— Луиза… — начала я. — А ты не хотела бы оставить этого ребенка?

Она подняла голову и уставилась на меня, потрясенная.

— Конечно хотела бы! — воскликнула она. — Ведь он… Он от Карла! Он… — Тут лицо ее исказилось, и она спрятала его в ладонях. — Он мой… — прошептала она. Потом после долгой паузы подняла мокрое от слез лицо и в отчаянной попытке успокоиться вытерла нос пышным рукавом платья. — Но это невозможно… Если я не сделаю этого, — она бросила взгляд на рецепт и громко всхлипнула, — Жюль со мной разведется. Он вышвырнет меня на улицу. Разразится грандиозный скандал… В обществе от меня отвернутся. Даже отец не сможет защитить меня!

— Да, — кивнула я. — Однако… — Долю секунды я колебалась, затем все же решилась: — А что, если попробовать убедить Жюля, что это его ребенок?

Она впала в глубокую задумчивость. Я потрясла ее за плечо.

— Но я не вижу, как… О! — Тут ее осенило, и она с ужасом уставилась на меня. — Разве что переспать с Жюлем? Но Карл будет в ярости!

— Карл, — сквозь зубы пробормотала я, — не беременный.

— Да, но он… Нет… я не могу! — Выражение ужаса исчезло, в глазах засветилась надежда.

Мне не хотелось давить на нее, с другой стороны, я не видела причин, по которым она должна была рисковать собственной жизнью ради спасения Карла Стюарта.

— Неужели ты думаешь, что Карл захочет, чтоб ты пошла на такой риск? — спросила я. — Кстати, а он знает о ребенке?

Она кивнула — розовый ротик слегка приоткрыт, руки, сжатые в кулаки, лежат на животе.

— Да. Из-за этого мы в прошлый раз и поссорились. — При этом воспоминании она немного поморщилась. — Он страшно разозлился. Сказал, что это целиком моя вина, что я должна была подождать, пока он не восстановит отца на троне. Ведь тогда он рано или поздно стал бы королем. И он обещал, что приедет и заберет меня от Жюля, и заставит отца аннулировать мой с ним брак, и наши сыновья смогут стать наследниками английского и шотландского тронов. — Тут нервы у нее снова не выдержали, и она зарыдала, уткнувшись носом в складки платья.

Я возвела глаза к потолку.

— Да успокойся же ты наконец, Луиза! — рявкнула я, чем напугала подругу в достаточной мере, чтоб слезы тут же прекратились, и я, воспользовавшись этой паузой, продолжала гнуть свое. — Послушай, — начала я как можно более убедительным тоном, — неужели ты всерьез считаешь, что Карл согласится пожертвовать собственным сыном? Пусть даже пока незаконным? — Вообще-то я была почти уверена, что Карл обрадуется любому предлогу устранить это столь внезапно возникшее осложнение, вне зависимости от того, как это может повлиять на его или Луизино предполагаемое потомство. С другой стороны, принц — неисправимый романтик, возможно, его все же удастся убедить, что в каком-то смысле появление ребенка даже на пользу, что это укрепит его положение ссыльного монарха. Но для того, чтобы осуществить это, мне необходима помощь Джейми. При мысли о том, что мне придется выслушать от него в ответ на эту просьбу, я слегка поморщилась.

— Ну, я не знаю… — Луиза колебалась, однако я видела, как отчаянно ей хочется, чтоб ее убедили. На секунду мне даже стало жаль Жюля, принца Роанского, но тут перед глазами со всей отчетливостью встала ужасающая картина: молодая служанка, истекающая кровью, корчится в смертных муках на кушетке, в приемной «Обители ангелов».

Ушла я от де ла Туров уже на исходе дня, еле волоча ноги. Луиза, вконец изнервничавшаяся, сидела наверху в своем будуаре — горничная причесывала и наряжала ее в самый соблазнительный из имевшихся туалетов. Еще бы, ведь ей предстояло ужинать с супругом в интимной обстановке. Я и сама совершенно выбилась из сил и была на грани нервного срыва. Одна надежда, что Джейми не пригласил сегодня никого к ужину. Я тоже нуждалась в интимности и покое.

Он не пригласил. Войдя в кабинет, я увидела его за столом, склонившимся над листками мелко исписанной бумаги.

— Как ты думаешь, кто этот «купец-меховщик» — Людовик Французский или министр Дюверни? — спросил он не поднимая глаз. — А как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, прекрасно, — ответила я. — А как ты?

— Хорошо, — рассеянно ответил он. Волосы на макушке стояли дыбом, скребя пятерней в затылке, он продолжал вглядываться в строки на бумаге.

— «Портной из Вандома»… Это, должно быть, не кто иной, как месье Гейер, да, несомненно, — продолжал он, водя по письму пальцем, — а «наш общий друг» — это или герцог Map, или же папский посланник. Нет, судя по всему все же герцог. Хотя…

— Что это, черт возьми? — Я заглянула ему через плечо и тихо ахнула, увидев внизу подпись: «Джеймс Стюарт, милостью Божьей король Шотландии и Англии». — Господи! Так, значит, сработало? — Обернувшись, я заметила Фергюса. Сидя на табурете возле камина, мальчик методично отправлял в рот сладости. — Молодец! — похвалила я его. Он усмехнулся, набитые щеки округлились, и в этот момент больше всего он походил на бурундучка.

— Добыли у папского посыльного, — объяснил Джейми. Только тут до него с запозданием дошло, что появилась я. — Фергюс вытащил у него из сумки, пока он ужинал в таверне. Потом посыльный остался там ночевать, так что до утра письма успеют вернуться на место. Проблем не возникло, Фергюс?

Мальчик наконец проглотил кусок и покачал головой:

— Нет, милорд. Ночует он один. Никому не доверяет, боится, как бы не сперли эти бумажки. — Он презрительно усмехнулся. — Второе окно слева, прямо над конюшней. — Он взмахнул худенькой ручкой, цепкие пальцы ухватили еще один пирожок. — Сущие пустяки, милорд.

Внезапно перед глазами у меня возникла картина: худенькая ручка зажата в тиски, над ней топор, занесенный палачом и готовый одним махом перерубить запястье. Я глубоко вдохнула воздух, стараясь укротить спазмы желудка. На шее на веревочке у Фергюса висел позеленевший от времени медный медальон с изображением святого Дисмаса. Оставалось лишь надеяться, что талисман защитит его.

— Понятно, — пробормотала я, изо всех сил стараясь успокоиться. — Так что они там пишут о торговце мехами?

У нас не было времени тщательно изучить послание. В конце концов я просто скопировала письмо, а оригинал мы аккуратно сложили и с помощью ножа, нагретого на свече, восстановили печать.

Иронически наблюдавший за этой операцией Фергюс покачал головой.

— У вас ловкие пальцы, милорд, — заметил он Джейми. — Жаль, что одна рука покалечена, а то бы из вас вышел толк.

Джейми равнодушно взглянул на свою правую руку. Ничего страшного: два пальца слегка искривлены, по всей длине среднего проходит широкий шрам. Сильнее всего был поврежден безымянный палец — он практически не разгибался, а второй сустав был расплющен почти полностью. Руку ему сломал Джек Рэндолл в Уэнтуортской тюрьме месяца четыре назад.

— Ничего, — с улыбкой ответил он и игриво ткнул пальцем в Фергюса. — Слишком уж здоровые у меня лапы, чтоб запускать их в чужой карман. — Вообще-то ему удалось на удивление быстро восстановить подвижность всей кисти. Он постоянно носил в кармане мягкий шарик из тряпок, специально изготовленный для него, чтоб упражнять пальцы, и делал эти упражнения по сотне раз на дню, бегая по делам. А если переломанные кости ныли, никогда не жаловался.

— Ну, ладно, тогда беги, — сказал он Фергюсу. — А как вернешься, тут же доложись мне, чтоб я не думал, что тебя сцапала полиция или хозяин таверны. — Фергюс слегка поморщился при мысли о столь прискорбной перспективе, однако кивнул, сунул письмо за пазуху, выбрался через черный ход на улицу и исчез в ночи, которая всегда была ему самым надежным другом и защитником.