— Вы весьма тактично охарактеризовали мои способности, матушка. И безусловно, не ошиблись. Услышав ту или иную мелодию, — его палец, куда более длинный и изящный, чем у матушки Хильдегард, постучал по пергаменту с мягким шуршащим звуком, — я не в силах отгадать, откуда она, из «Kyrie Eleison» или «La Dame fait bier», разве что по словам.

Тут уже настал черед матушки Хильдегард смеяться.

— Да, месье Фрэзер! — воскликнула она. — Ладно, хорошо, что вы хоть слова знаете… — Она взяла листок в руки, расправила его, и я увидела, как слегка набухло ее горло чуть выше воротника, пока она пробегала глазами ноты, словно молча, про себя, напевая их, а нога в огромном ботинке тихо отбивала такт.

Джейми сидел неподвижно, прикрыв здоровой ладонью искалеченную, и молча наблюдал за ней. Голубые глаза смотрели сосредоточенно, похоже, он вовсе не замечал шума, доносившегося из глубины помещения, где кричали больные, перекликались няньки и санитары и восклицали от ужаса и печали посетители, навещающие своих близких, а под древними каменными сводами потолка эхом отдавался лязг металлических инструментов, однако ни Джейми, ни матушка Хильдегард этого не замечали.

Наконец она подняла на Джейми глаза. Они сверкали, и она вдруг сделалась похожей на молоденькую девушку.

— Кажется, вы правы, — кивнула она. — Сейчас у меня нет времени как следует поразмышлять над всем этим, — она покосилась в сторону двери, в темном проеме которой мелькнула фигура санитара, тащившего мешок с корпией, — но здесь действительно есть что-то странное. — Она сложила листки бумаги на столе в аккуратную стопку. — Очень странное… — добавила она.

— Как бы там ни было, матушка, но не могли бы вы, обладая вашим даром, все же разъяснить, в чем тут фокус. Да, это сложно, я полагаю, это некий шифр, а язык, на котором составлено послание, английский, в то время как текст песен написан по-немецки.

Матушка Хильдегард издала тихий удивленный возглас:

— По-английски? Вы уверены?

Джейми покачал головой:

— Нет, далеко не уверен, а всего лишь предполагаю. По одной причине: песня прислана из Англии.

— Но, месье, — она слегка приподняла бровь, — ваша жена говорит по-английски, не так ли? Полагаю, вы вряд ли готовы пожертвовать ее обществом, если она согласится помочь мне сделать для вас это маленькое одолжение.

Джейми смотрел на нее с полуулыбкой на лице. Затем перевел взгляд вниз, к ногам, где расположился Бутон. Бакенбарды пса дрожали от еле сдерживаемого рычания.

— Предлагаю вам сделку, матушка, — сказал он. — Если ваша собачка не откусит мне задницу, когда я буду выходить отсюда, моя жена в полном вашем распоряжении.

Итак, в тот вечер, вместо того чтобы отправиться домой на Рю Тремолин, я поужинала с сестрами в монастырской трапезной за длинным столом и вернулась в личные покои матушки Хильдегард.

У настоятельницы было три комнаты. Первая была обставлена как гостиная, достаточно роскошно — ведь именно здесь она принимала своих официальных гостей. Вторая же просто потрясла меня, очевидно потому, что я не ожидала увидеть ничего подобного. Сперва показалось, что обстановка этого небольшого помещения состоит всего лишь из одного предмета — огромного клавесина из блестящего, прекрасно отполированного орехового дерева, верх и крышка которого над клавишами из слоновой кости были украшены ручной росписью в виде мелких цветочков на изящно изогнутой лозе.

Осмотревшись по сторонам, я обнаружила в комнате и другие предметы, в том числе книжные полки, целиком занимающие одну из стен и забитые трудами по музыковедению, а также нотами, подобными тем, что матушка Хильдегард поставила сейчас на пюпитр клавесина.

Жестом она пригласила меня присесть в кресло, стоявшее возле маленького секретера у стены.

— Там есть бумага и чернила, миледи, — сказала она. — Теперь посмотрим, что может поведать нам этот маленький музыкальный отрывок.

Ноты были записаны на толстом пергаменте, линии четко расчерчивали бумагу. Сами ноты, ключи и знаки пауз были выписаны с невероятным тщанием, по всей видимости, перед нами был окончательный беловой вариант. В верхней части листа красовалось название: «Lied des Landes», или в переводе с немецкого «Сельская песня».

— Название, как видите, предполагает нечто простое, незамысловатое, — сказала матушка Хильдегард, уткнув длинный костлявый палец в страницу. — А форма композиции совсем иная. Вы умеете читать ноты? — Крупная правая рука с коротко подстриженными ногтями и утолщенными суставами неожиданно нежно коснулась клавиш.

Перегнувшись через ее плечо, я пропела три первые строчки отрывка, стараясь как можно правильнее произносить немецкие слова. Наконец она перестала играть и обернулась ко мне:

— Это основная мелодия. Затем она повторяется в вариациях, но каких вариациях!.. И знаете, это напомнило мне кое о ком. Об одном маленьком старичке немце по имени Бах, он иногда посылает мне свои сочинения. — Она небрежно махнула рукой в сторону полок с рукописями. — Он называет их «изобретениями»; надо сказать, они действительно весьма изобретательны, одновременно наигрываются как бы сразу три вариации, они переплетаются между собой. А это, — и она бросила взгляд на нотный листок на пюпитре, — напоминает неуклюжую имитацию одного из его произведений. Я даже готова поклясться… — Что-то бормоча себе под нос, она отодвинула табурет из орехового дерева, встала и направилась к полкам. Пальцы торопливо перебирали ряды рукописей.

Наконец она нашла то, что искала, и возвратилась к клавесину с нотами.

— Вот произведения Баха. Довольно старые, не проглядывала их несколько лет… И все же я почти уверена… — Она погрузилась в молчание, быстро перелистывая ноты, лежавшие на коленях, и время от времени сверяясь с листком на пюпитре. — Ага! — Испустив этот победный клич, она выхватила один листок из нот Баха и протянула мне. — Вот, смотрите!

Произведение называлось «Вариации Голдберга» и было написано нетвердой небрежной рукой. Я с благоговением коснулась бумаги, затем перевела взгляд на «Lied». Понадобилась лишь секунда, чтобы понять, что она имеет в виду.

— Вы правы, это одно и то же! — воскликнула я. — То там, то здесь заменена нота, но в целом это просто копия с оригинала Баха. Как все же странно!..

— Разве? — с оттенком удовлетворения в голосе заметила она. — Теперь возникает вопрос: с какой целью этот анонимный композитор ворует мелодию и подает ее в столь необычной форме?

Вопрос был чисто риторический, а потому отвечать я не стала, а вместо этого задала свой собственный:

— Скажите, матушка, разве музыка Баха сейчас в моде? — Посещая салоны, я ни разу не слышала, чтобы там исполняли его произведения.

— Нет. — Она покачала головой. — Герр Бах мало известен во Франции. Кажется, лет пятнадцать — двадцать тому назад он пользовался определенной популярностью в Германии и Австрии, но даже там много поклонников его музыка не снискала. Боюсь, она довольно сложна для восприятия; сложна и изысканна, но в ней как бы нет сердца. Гм… Вот, видите? — Пальцы вновь принялись быстро листать нотные страницы. — Этот человек повторяет ту же мелодию, почти ту же, но всякий раз меняет ключ. Полагаю, именно это заметил ваш муж, это очевидно любому, даже тому, кто не умеет читать ноты, а с переменой ключа меняется и тональность. А вот и знак…

Да, так и есть, каждый ключ был отмечен двойной вертикальной черточкой, за которой следовал новый дискантовый ключевой знак с понижением или повышением на полтона.

— В таком коротком отрывке тональность меняется несколько раз! — заметила она, выразительно постукивая по нотам, — и изменения эти лишены какого-либо смысла, во всяком случае, с точки зрения теории музыки. Вот, глядите. Основной музыкальный материал тот же, но мы переходим из тональности с двумя бемолями, то есть из си бемоль мажора к ля мажору с тремя диезами в ключе. Еще удивительнее то, как он переходит в тональность с двумя диезами при ключе си бемоль, употребляя при этом соль диез как случайный знак.