Мы с Джейми переглянулись, и он незаметно улыбнулся.

— Думаю, Саксоночка, он получил от тебя то, что ему было нужно, — сказал мне Джейми, когда мы раздевались после того памятного обеда.

— Что именно? — спросила я. — Предлог, чтобы приставать к служанкам?

— Не думаю, что для этого ему нужны предлоги, — сухо произнес Джейми. — Нет, ты дала ему возможность ублажить обе стороны, как обычно. Если он серьезно болен и лежит в постели, его нельзя винить за то, что он не явился сам во главе тех людей, которых обещал Карлу. В то же время если он отправит на войну своего наследника, то не потеряет доверия Стюарта. Ну а уж если дело закончится плохо, Старый Лис объявит на всю Англию, что вовсе не собирался помогать Стюарту, а молодой Саймон действовал по своему усмотрению.

— Продиктуй Гидеону слово «простатит» по буквам, слышишь, девушка? — обратился ко мне Ловат, прервав мои размышления. — А ты, болван, смотри напиши четко, — сказал он секретарю, — я не хочу, чтобы его высочество пропустил это.

— Про-ста-тит, — медленно продиктовала я, к удовольствию секретаря. — Как вы себя чувствуете сегодня утром? — спросила я, подходя к кровати лорда.

— Спасибо, значительно лучше, — ухмыльнулся старик, продемонстрировав великолепный набор новых искусственных зубов. — Хочешь посмотреть, как я писаю?

— Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, — вежливо ответила я.

В один из ясных морозных дней в середине декабря мы покинули Биали, чтобы присоединиться к Карлу Стюарту и северошотландской армии. Вопреки погоде, здравому смыслу, а также советам своих генералов, Карл продолжал двигаться в сторону Англии.

Наконец в Дерби генералы взяли верх, шотландские командиры отказались идти дальше, и армия повернула на север. В срочном письме от Карла к Джейми нам предписывалось «безотлагательно двигаться на юг», чтобы воссоединиться с его высочеством, который возвращался в Эдинбург. Молодой Саймон в своем темно-красном пледе — настоящий предводитель клана — ехал впереди колонны тех, кто был на лошадях. Большинство же шли сзади пешком.

Мы скакали во главе колонны вместе с Саймоном до самого Комара. Оттуда Саймону и его людям предстояло отправиться в Эдинбург, а Джейми должен был проводить меня в Лаллиброх и уже потом ехать в Эдинбург. Конечно, он не собирался возвращаться, но Саймону знать об этом было не обязательно.

Утром я вышла из низкорослого кустарника, обрамлявшего дорогу, по которой мы двигались, и заметила, что Джейми с нетерпением ждет меня. Уходящим на войну был выдан горячий эль, чтобы поддержать их силы. Я обнаружила, что эль удивительно хорош на завтрак, но скоро заметила, что он влияет на почки.

— Ох уж эти женщины! — фыркнул Джейми. — Сколько можно тратить времени на то, чтобы пописать? Ты как мой дед, слишком суетишься насчет этого.

— Следующий раз пойди и понаблюдай. Может быть, сможешь что-нибудь посоветовать, — ядовито заметила я.

Он снова фыркнул и отвернулся, следя за проходящей колонной. На лице его была улыбка. В этот ясный погожий денек у всех было приподнятое настроение, особенно у Джейми. Еще бы — мы возвращались домой. Я знаю, он не обманывал себя, но считал, что все будет хорошо: война есть война. Но если мы не смогли остановить Карла, возможно, нам удастся спасти маленький уголок Шотландии, тот, что рядом с нами, — Лаллиброх. Пока что это еще в наших силах.

Я взглянула на растянувшуюся колонну:

— Двести человек — внушительное зрелище.

— Сто семьдесят, — машинально поправил меня Джейми, возясь со стременами.

— Ты уверен? — с любопытством спросила я. — Лорд Ловат сказал, что посылает двести. Я слышала, как он назвал эту цифру в письме, которое диктовал.

— Сказал, но не послал. — Джейми выпрямился в седле и поднялся на стременах, указывая вперед на темнеющее на склоне холма пятно: там развевалось знамя Фрэзеров — шлем, увенчанный головой оленя. — Я пересчитал их, пока ждал тебя, — объяснил он. — С Саймоном тридцать кавалеристов, затем пятьдесят воинов с палашами и маленькими круглыми щитами — должно быть, местные стражники — и батраки, вооруженные чем попало, от кос до молотков у пояса, их девяносто.

— Наверное, твой дед надеется, что принц Карл не будет пересчитывать их лично, — цинично заметила я, — и хочет получить больше, чем заслужил.

— Да, но когда они прибудут в Эдинбург, их имена будут внесены в армейские списки, — нахмурился Джейми. — Пойду посмотрю.

Я медленно последовала за ним. Кажется, моей лошади было примерно лет двадцать, она могла идти только степенной иноходью. Лошадь Джейми шла резвее, хотя и ей было далеко до Донаса. Этого могучего жеребца Джейми по просьбе Карла оставил в Эдинбурге — тот пожелал выезжать на нем в торжественных случаях. Джейми согласился на просьбу Карла, так как подозревал, что старый Саймон не упустит случая завладеть красавцем жеребцом, если тот окажется в пределах его хватки. Судя по событиям, которые разворачивались передо мной, Джейми не ошибался в оценке характера своего деда.

Вначале Джейми ехал рядом с писарем молодого Саймона, но вскоре я заметила: горячий спор закончился тем, что Джейми склонился в седле, выхватил у писаря поводья и вывел его лошадь на грязную обочину.

Мужчины спешились и встали лицом к лицу, готовые схватиться за оружие. Молодой Саймон, оценив ситуацию, тоже отъехал в сторону, сделав знак остальным продолжать путь. Он несколько раз проехался туда-сюда, затем присоединился к спорящим. Я хорошо видела покрасневшее от досады лицо Саймона, тревожное выражение на лице писаря и резкую жестикуляцию Джейми. С увлечением наблюдая за этой пантомимой, я увидела, как писарь, Покорно пожав плечами, отстегнул седельную сумку, пошарил в ней и вытащил несколько листов пергамента. Джейми выхватил их и быстро пересмотрел, водя по строчкам указательным пальцем. Остановившись на одном, он потряс им перед лицом Саймона и бросил остальные на землю. Молодой Лис был ошеломлен. Он взял лист, вгляделся в него и заметно смутился. Джейми вырвал пергамент, резким движением разорвал жесткий лист вдоль, затем поперек и затолкал куски в свою сумку.

Я придержала своего пони, который воспользовался остановкой, чтобы уткнуться носом в остатки скудной растительности. Когда молодой Саймон повернулся, затылок у него был ярко-красным, и я решила держаться в стороне. Джейми сел в седло и быстрым аллюром понесся вдоль обочины, направляясь ко мне. Красные волосы развевались по ветру, как знамя, глаза пылали гневом, губы крепко сжаты.

— Старый грязный прохвост, — сказал он без всяких околичностей.

— Что он сделал? — поинтересовалась я.

— Внес имена моих людей в свой список, — пояснил Джейми. — Объявил их частью полка Фрэзера. — Он обернулся и с тоской посмотрел на дорогу. — Эх, жаль, столько уже отмахали. Вернуться бы и поддать этой старой скотине!

Я удержалась от искушения и не стала подстрекать Джейми к еще более выразительным эпитетам в адрес его деда и вместо этого спросила:

— Для чего он это сделал? Чтобы показать Стюарту, какую большую помощь он ему оказывает?

Джейми кивнул. Бушующая в нем ярость несколько улеглась.

— Ну да. Чтобы выглядеть лучше, ничего за это не платя. И не только поэтому. Старый хитрец хочет забрать обратно свои земли, те, что ему пришлось отдать, когда мои родители поженились. Теперь он думает, если все пойдет как надо и он станет герцогом Инвернесским, то сможет объявить, что Лаллиброх является его собственностью, а я — просто его родственник. Доказательством этого является то, что он, откликнувшись на призыв Стюарта, поставил под его знамена людей из этого имения.

— И это ему удастся? — с сомнением спросила я.

Джейми глубоко вздохнул и выдохнул, из его ноздрей вылетело облачко пара, словно дым из пасти дракона. Он мрачно улыбнулся и похлопал по сумке, висящей у пояса:

— Теперь не удастся.

От Биали до Лаллиброха можно добраться за два дня. Это при хорошей погоде, крепких лошадях и с остановками только на еду, сон и соблюдение правил личной гигиены, но, как это обычно случается, в шести милях от Биали одна лошадь захромала, снег сменился дождем, на дороге появились покрытые льдом проплешины, так что прошла чуть ли не целая неделя, пока мы, усталые, грязные и голодные, спустились с последнего холма и увидели хозяйский дом в Лаллиброхе.