Роджеру очень хотелось, чтобы она его поняла, но все же он почувствовал, как в нем нарастает гнев.

— Послушай, — сказал он, — неужели во всей этой истории ты не можешь подумать о ком-нибудь, кроме себя? Я знаю: для тебя это удар, — Господи, да иначе и быть не может. Но если ты не можешь заставить себя просто подумать обо всем этом… Ладно, я не буду на тебя давить. Но это касается твоей матери. И меня.

— Тебя? А какое ты имеешь к этому отношение? — На улице было темно, ее лица он не видел, но в голосе девушки явно слышалось удивление.

Роджеру вовсе не хотелось усложнять дело, рассказывая о себе, но сейчас стало ясно, что секрета больше не утаить. И Клэр, предлагая пригласить на этот вечер Брианну, без сомнения, тоже понимала это.

И вдруг его озарило: впервые за все время он понял, чего добивалась Клэр. Без сомнения, она искала возможность подтвердить Брианне свой рассказ. Для этого у нее была только Джилиан Эдгарс, которая, возможно, еще не исчезла, чтобы в качестве Джейлис Дункан встретиться со своей судьбой — сгореть привязанной к пылающему столбу под рябиновыми деревьями Леоха. Самый упрямый циник будет убежден, увидев, как кто-то прямо у него на глазах исчезает в прошлом. Не удивительно, что Клэр хотела разыскать Джилиан Эдгарс.

В нескольких словах он рассказал Брианне о своих связях с так называемой ведьмой из Крэйнсмуира.

— Вот и получается: или моя жизнь, или ее, — закончил он, с отвращением подумав, как мелодраматично это прозвучало. — Клэр, твоя мать предоставила решение мне самому. И я подумал, что должен по крайней мере ее разыскать.

Слушая его, Брианна остановилась. В тусклом свете, падающем из окна углового магазина, он заметил, как она уставилась на него.

— Значит, ты веришь в это? — спросила она. В голосе — ни сомнения, ни насмешки, она была совершенно серьезна.

Роджер вздохнул и снова взял ее под руку. Брианна не возражала и пошла с ним рядом.

— Да, — сказал он. — Пришлось поверить. Ты не видела лица своей матери, когда она прочитала слова, написанные внутри кольца. А я видел. Это была реальность. И она разбила мне сердце.

— Надо было сказать мне об этом, — произнесла она после короткого молчания. — Какие слова?

К тому времени, когда он закончил рассказ, они дошли до автопарка, расположенного за баром.

— Ну… — нерешительно протянула Брианна. — Если… — Она снова остановилась, глядя ему в глаза. Она стояла так близко от него, что он чувствовал тепло ее груди совсем рядом с собой, но он не коснулся ее. Церковь Святой Хильды была далеко, и никому из них не хотелось вспоминать могилу под тисовыми деревьями, где на камне были написаны имена ее родителей.

— Я не знаю, Роджер, — сказала она, покачав головой. Свет, падавший от неоновой витрины магазина, зажег в ее волосах пурпурные искры. — Я просто не могу… я еще не могу думать об этом. Но… — Она не могла найти подходящих слов, просто подняла руку и коснулась его щеки — движением легким, как дуновение ветерка.

Если вы решили совершить ограбление и у вас есть ключ, то дело это совсем нетрудное. Вероятность того, что миссис Эндрюс или доктор Макэван вернутся и застанут меня на месте преступления, была ничтожно мала. А даже если это случится, достаточно будет сказать, что я вернулась, чтобы поискать записную книжку, которую потеряла, и нашла дверь открытой. Подобной практики у меня еще не было, но, видно, жульничество сидело у меня в крови. Лгать — все равно что кататься на велосипеде, — раз научившись, никогда не забудешь, как это делается.

Значит, не акт добывания тетради Джилиан Эдгарс заставил громко стучать мое сердце. А сама книга.

Как говорил мне в Париже мастер Раймонд, сила и опасность магии в людях, которые верят в нее. Бегло ознакомившись днем с содержанием этой тетради в картонной обложке, я сделала вывод, что информация, собранная в ней, представляет собой невероятную мешанину фактов, домыслов, безудержной фантазии, — все это может быть интересно только писателю. Но мне было почти физически неприятно касаться ее. Зная, кому принадлежит тетрадь, я представляла себе, что это такое: зловещее собрание магических тайн и заклинаний.

Но если существует где-нибудь ключ к раскрытию местопребывания и намерениям Джейлис Дункан, то он там. Подавив в себе отвращение от прикосновения к гладкой обложке, я сунула тетрадь под пальто и, придерживая локтем, начала спускаться по лестнице.

Благополучно оказавшись на улице, я все еще продолжала сжимать тетрадь под локтем — переплет стал мягким от тепла моей руки. Мне казалось, я несу бомбу, что-то такое, с чем нужно обращаться с чрезвычайной осторожностью, чтобы не вызвать взрыв.

Какое-то время я медленно шла по улице, потом вошла в небольшой садик маленького итальянского ресторанчика с террасой, выходившей к реке. Вечер был прохладным, но небольшой электрический камин согревал террасу настолько, что на ней можно было сидеть. Я выбрала столик и заказала стакан кьянти. Я медленно пила вино, тетрадь лежала передо мной на бумажной салфетке, притаившись в тени корзиночки с чесночным хлебом.

Был конец апреля. До первого мая — Праздника костров — оставалось всего несколько дней. Именно в это время я совершила свое неожиданное путешествие в прошлое. Неужели это как-то связано с датой, размышляла я, или со временем года? Когда я вернулась, была середина апреля — вероятно, поэтому и стал возможен этот сверхъестественный переход. А может быть, время года не играет никакой роли? Я заказала еще стакан вина.

Возможно, только определенные люди наделены способностью проникать за барьер, непреодолимый для других. В чем тут дело? Может быть, в генетической предопределенности? Кто знает? Джейми не смог преодолеть этот барьер, а я смогла. И Джейлис Дункан, очевидно, смогла или сможет. А может быть, и нет. Я подумала о молодом Роджере Уэйкфилде и почувствовала легкую тошноту. Наверное, нужно было заказать к вину какую-нибудь еду.

Посещение института убедило меня в том, что Джили-ан — Джейлис еще не совершила своего фатального перехода. Всякий, кто изучал легенды северной Шотландии, знает, что приближается Праздник костров; тот, кто планирует такой переход, наверняка приурочит его к этому дню. Но я не имела понятия, где она сейчас пребывает. Может, скрывается, выполняя обряд подготовки, позаимствованный у неодруидов, к которым принадлежит Фиона? Ключ мог быть в этой тетради, но Бог его знает, так ли это.

Только Господу Богу ведомо, какими мотивами руководствовалась тогда я сама. Я думала, что знаю это, но теперь сильно засомневалась. Не потому ли я заставила Роджера разыскивать Джейлис, что это был единственный способ убедить Брианну? Допустим, мы вовремя ее отыщем, но мои слова найдут подтверждение лишь в том случае, если Джилиан удастся вернуться назад. А это означает ее смерть в огне.

Когда Джейлис Дункан была осуждена как ведьма, Джейми сказал мне: «Не горюй о ней, Саксоночка, она — испорченная женщина». Но испорченная она или просто сумасшедшая, сейчас не имело значения. Могу ли я бросить ее одну и предоставить в одиночестве идти навстречу своей судьбе? Все же когда-то она спасла мне жизнь. И кем бы она ни была — или будет, — я обязана попытаться спасти ей жизнь. И погубить Роджера? Есть ли у меня право вмешиваться?

«Это не вопрос права, Саксоночка, — услышала я голос Джейми, в нем слышалось легкое недовольство. — Это вопрос долга, чести».

— Чести? — громко произнесла я. — А что это такое?

Официант с тарелкой в руках удивленно посмотрел на меня.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — ответила я, совершенно не заботясь о том, что он обо мне подумает. — Принесите лучше остальную бутылку.

Я закончила свой ужин в окружении призраков. Потом, подкрепившись едой и вином, отодвинула в сторону пустую тарелку и открыла серую тетрадь Джилиан Эдгарс.

Нет места темнее, чем дорога в северной Шотландии в безлунную ночь. Фары проносящихся время от времени машин высвечивали голову и плечи Роджера. Он наклонился вперед, будто готовясь к отражению подступающей опасности. Бри, тоже ссутулившись, сидела рядом со мной, забившись в угол. Так мы и сидели втроем, замкнутые, отъединенные друг от друга, погруженные каждый в свое собственное молчание, внутри огромной, всепоглощающей тишины стремительно несущейся машины.