– И?

– Скажем так: лирики в моей душе немного и я весьма трезвомыслящий человек. В отличие от подавляющего большинства людей смотрю на мир куда жестче и циничней, чем они.

– Все равно ничего не понял.

– Видите ли, что касается тех старейшин... Да, тут есть такое правило: если они принимают у себя чужаков, то и верно, этим почтенным людям принято делать какой-либо дар, хотя это считается вовсе не обязательным. Старейшинам вполне хватило бы пары мешков с мукой или крупами, нескольких рулонов тканей, или чего-то подобного. У нас же забрали едва ли не треть всего того, что мы везли. Непорядок.

– Не улавливаю вашей мысли.

– Поговорим о переводчике Мерусе. Для начала выбросьте из своей головы разговоры о благородных людях, нашедших свою судьбу среди коренных жителей этой страны и стремящихся ознакомить их с благами цивилизации. Не спорю: среди пришлых, живущих в племенах аборигенов, разумеется, есть и настоящие романтики, но все же большей частью это люди, через которых осуществляется торговля между здешними племенами и приезжими, то есть они получают неплохой процент от сделок. Каких? Торговля пушниной, золотом, необработанными камнями, и много чего иного. Почти у каждого из этих так называемых переводчиков в банке Сейлса открыт счет, который они постоянно пополняют в надежде обеспечить свою старость на далекой родине. У таких людей, как Мерус, постепенно образуются немалые связи, и они стараются пополнить свой счет всеми возможными способами, не всегда честными и порядочными. Проще говоря, они такие же прожженные циники, как и я.

– Вы намекаете на то...

– Не намекаю, а говорю прямо. У здешних племен принята высокая порядочность и честность в отношениях – они никогда не возьмут чужого. Например, пока мы были у старейшин, с телег не было взято ничего, однако сейчас местные жители не стесняли себя ни в чем. Вначале я не могла понять причины, отчего эти люди едва ли не сгребали с телег лежащие там мешки, но стоило немного подумать – и все стало на свои места. Знаете, когда мы пробирались лесом, то Мерус и Коннел разговаривали между собой на языке этого племени, и я пару раз услышала слово «чеч», что в здешних местах и означает этот самый процент от торговли.

– То есть вы хотите сказать...

– Чего там говорить, и так все ясно. То, что только что произошло – это типичное разводилово, если, конечно, вы знаете, что означает подобное выражение. Эти двое господ договорились между собой, что заберут себе часть груза, так сказать, облегчат жизнь нашим лошадям, продадут все добытое и поделят деньги. Потому-то здешние воины и брали те мешки, на которые им указывал переводчик, то есть просто делали то, что им было велено. Не сомневаюсь и в том, что наш дорогой проводник пояснил своему приятелю, какой именно груз лежит на каждой телеге. Мне остается только радоваться, что у нас не выгребли все подчистую, хотя на подобное наша парочка вряд ли рискнула бы пойти – это слишком подозрительно. Мерус понимает, когда следует остановиться. Знаете, есть такая детская шутка – болтушка, которая звучит так: если от многого взять немножко, это будет не кража, а только дележка.

– Никогда не слышал... – хохотнул отец Витор.

– У нас с вами, похоже, в детстве окружение было разным.

– Это да... – священник с трудом сдержал улыбку. – Однако шутку надо будет запомнить – вдруг пригодиться.

– Не сомневаюсь, пригодится. Так вот... – продолжала я, – конечно, небольшая часть из забранного добра, как ранее и было обещано, пойдет старейшинам племени Серых Росомах, а остальное (в этом можете не сомневаться) наш благородный переводчик продаст соседним племенам, или тем же поселенцам, а вырученное, скорей всего, будет поделено на три части: племени, Мерусу и Коннелу. Обычная торговая операция, пусть и не совсем законная. Впрочем, в здешних краях о законности говорить как-то не принято.

– Надо же... – отец Витор только что руками не развел от удивления. – Не ожидал. Вернее, подобное мне даже в голову не могло придти! Теперь мне понятно, отчего вы так обошлись с несчастным Коннелом.

– Ну, уж не такой он и несчастный, господин Мерус теперь ему кое-что должен. Хотя у меня есть все основания предполагать, что в итоге нашего проводника все же обведут вокруг пальца, бросят ему какую-нибудь мелочь – и только. Увы, но честно делиться с подельниками находится мало желающих – в этом я убеждалась не раз. Ну, а пока что мне остается только считать собственные убытки.

– Сочувствую.

– Ничего, из господина Коннела я вытряхну душу как-нибудь потом, когда вернемся в Сейлс – увы, с нашего проводника все одно взять больше нечего. Конечно, то, что часть мешков исчезла безвозвратно – это досадно, но не смертельно. Переживем. Никто и не обещал, что все обойдется без потерь, правда, я никак не ожидала, что они будут так велики.

– А что означает это ваше выражение два-один?

– Главное – меня понял господин Коннел... – усмехнулась я. – Видите ли, у него не было ни малейшего желания вновь идти вглубь Зайроса, и потому уговаривать его мне пришлось довольно жестко, а этот парень не из тех, кто стерпит подобное обращение. Вот он и решил таким образом расквитаться со мной, а заодно и заработать немного сверх обещанного. То есть ты мне нахамила – я тоже в долгу не останусь, и в этом случае пол твоего противника уже не имеет значения.

– Счет один-один? – понимающе хмыкнул отец Витор.

– Совершенно верно... – кивнула я. – К тому же мы не испытываем по отношению друг к другу особой привязанности, так что в подобном соревновании нет ничего необычного. Пока же я дала господину Коннелу вполне ощутимо понять, что он меня не провел, и я сообразила, кто был одним из инициаторов этой весьма сомнительной шутки. В общем, счет два-один.

– Согласен – он почувствовал это ваше понимание всем своим телом. Вернее, некоторыми его частями. На мой взгляд, это рискованные игры, особенно в этих местах.

– Не беспокойтесь: такие люди, как наш проводник, так просто не сдаются.

– Кстати, где вы научились так драться?

– Вынужденная мера. Иногда обстоятельства складываются таким образом, что слова не всегда доходят до чьих-то рассудков. К тому же драться, как положено, я не умею – не мое это дело, но в случае чего отпор дать сумею.

Я оказалась права: когда Коннел пришел в себя, то не стал требовать от меня пояснений, или же извиняться. Он лишь ухмыльнулся, и я поняла, что он считает себя во всем правым. Вот паразит! Мы с ним и без слов прекрасно поняли друг друга, но, тем не менее, парень вряд ли угомонится. Я уже видела тех, кто не выносит, когда им командует женщина. Конечно, если бы у меня была такая возможность, то я бы сразу ж сменила проводника, но чего нет – того нет, да и парень он толковый. Ладно, если проблемы между нами ограничатся только короткими стычками, то это можно пережить.

На следующий день, ближе к вечеру, мы пришли в поселок старателей. Насколько мне известно, он назывался Удачей, и неподалеку от него добывались изумруды. Надо сказать, что, несмотря на название, житье тут веселым не назовешь – несколько десятков домишек, сляпанных на скорую руку, были окружены плотным частоколом высотой в два человеческих роста, а на ночь вход в поселок и вовсе закрывался тяжелыми воротами. Понятно: какая-никакая, а защита от зверья и врагов. Да и в самом городишке не было особой чистоты – пыль, грязь, да еще и запах неприятный. Все тут казалось временным, словно люди заставляют себя протянуть в этом месте какой-то вынужденный период своей жизни, а потом с радостью покинуть этот вконец осточертевший поселок...

Наше появление произвело в поселке самый настоящий переполох – еще бы, такое событие, в город пришли люди из Сейлса, да еще и привезли товар, а заодно кое-что из продовольствия! К тому времени, как мы добрались до небольшой гостиницы, находящейся едва ли не у самого частокола, о нашем прибытии уже знали все в поселке. Все верно: здесь становится известным каждое мало-мальски незначительное происшествие, а уж прибытие обоза – это весьма значимая новость.