"Правдаглотателя", как утратившее актуальность средство, не использовали уже лет десять, заменив более действенной разработкой магической науки - заклинанием "синий язык". К вискам допрашиваемого прикладывались две серебряные пластинки с нанесёнными на них магическими символами - текстовой формой заклинания, и тот говорил, пока у дознавателя не заканчивались вопросы. Удобно, но демонически дорого, поэтому чаще всего пользовались по старинке: тёмными сырыми подвалами и услугами мастеров пыточных дел.
Последствий у заклинания не было, кроме как отчего-то синеющие языки допрашиваемых, оттуда и название.
Состав "правдаглотателя" абсолютно безвредный, умереть от него Горнер не мог, а измени кто состав и средство не сработало бы. Соответственно не в этом дело.
Я с нажимом провёл ладонью по лицу, подпёр лоб, и упёрся взглядом в столешницу.
- Её вина ещё не доказана, - проникновенно произнесла Мадлен. Я поднял на женщину тяжёлый взгляд и, промолчал.
Второй раз за сегодняшний день я сидел за её рабочим столом, хозяйка борделя теперь занимала кресло напротив стола, в котором недавно рассказывала о своих похождениях Лиса, Дим стоял у окна и крутил в руках незажженную сигарету.
Да, вина не доказана, но когда и для кого это было проблемой? Докажут, было бы желание.
Взглянуть бы на тело этого Барба, но меня не пускали в морг. И к Лисе тоже не пропустили. Маг? Вот и не лезь в дела стражи, пока не позовут. А меня не позовут в любом случае, так как являюсь заинтересованным лицом.
Магию этим вечером я возненавидел. Ни Мадлен, ни тем более Лиса не знали про заклинание "аурный мнем", связкой прикрывающее весь второй этаж "Спящего дракона". На кабинете Горнера и его личной комнате, стоял дублирующий общую систему "мнем", фиксирующий и запоминающий "ауру", вошедшего в радиус действия заклинания. И последней по записям "мнема" у Горнера побывала Лиса. Точнее предпоследней. Последним к нему зашёл распорядитель зала, он-то хозяина и нашёл. Горнер к этому времени пребывал в виде трупа от двух до четырёх часов. Так мне рассказал дознаватель: щуплый коротышка, с длинным носом и крысиной мордочкой, и он не врал. Я видел это по "ауре", я ощущал это в его эмоциях, для чего приспустил один из сдерживающих эмпатию щитов. А так же я видел слепки самих "мнемов" - показывал их Кронфилд, так как дознаватель в магии не разбирался. И, как уже говорил, "ауру" девушки я не перепутаю ни с какой другой. По "ауре" Лису и нашли. Те самые "стрекозиные" очки помогли. Новейшая разработка магов.
Был бы здесь дед, попросил бы его поручиться за девушку, но деда не было.
После того как меня не пустили к Лисе, я направился в "Спящего дракона", посмотреть, поспрашивать.
Несложно догадаться, что в таверну меня тоже не пропустили, и я в расточенных чувствах вернулся в бордель, ждать, когда наступит завтра. Кронфилд обещал поговорить с дознавателем, чтобы мне разрешил встречу с воробушком.
Не скажу, что маг мне нравился, было в нём что-то гнилое, но особого выбора всё равно не было.
- Виктор, может быть, поешь? - предложила Мадлен.
- Может быть, - равнодушно произнёс я. Есть не хотелось, банально не лез кусок в горло. Шестерёнки в голове натужно поскрипывали, непрерывно ища выход, рука вновь водила карандашом по листку бумаги, прорисовывая на рисунке мелкие детали.
В дверь постучали и, не став дожидаться разрешения, в кабинет вошёл молодой парень, мой ровесник, отдалённо похожий на Мадлен. Невысокий, крепкий, движения резкие, лицо грубое, изуродованное шрамом на левой щеке, блондин.
- Шеен, я сейчас занята, - с родительской строгостью произнесла Мадлен.
- А я не к тебе, мама, - парень изобразил на лице улыбку, и посмотрел на меня. Шрам на его щеке искривился, сделав внешность отталкивающей для большинства женщин.
Мне было плевать, кому этот парень приходится родственником, голова болела о другом.
Мадлен хотела что-то сказать, уже открыла рот, но передумала. Покосилась на Дима и отрицательно мотнула головой. Это я заметил краем глаза, перешёл на истинное зрение, осмотрел сына Мадлен, потом спросил:
- Что тебе нужно? - настроения у меня было отвратительное, и я не считал нужным этого скрывать, так что получилось грубо. Парень не обратил внимания на резкий тон, подошёл ближе и сказал:
- Хочу помочь.
- Причины? - ещё резче спросил я.
- Шеен! - окрикнул Димитрий. Парень остановился, не дойдя до стола двух шагов, смерил хозяина таверны сухим, безразличным взглядом и снова повернулся ко мне.
- Я могу тебе помочь, но и мне нужна твоя помощь.
(Лиса)
"Бух!" - что-то резко стукнуло по двери. Я испуганно вздрогнула и вжала голову в плечи.
В камере было темно, холодно и сыро, на стенах клоками рос мох, в кладке копошились то ли черви, то ли какие-то насекомые. Разбросанная по полу солома давно отсырела, заплесневела, и воняла. Ещё хуже воняло из деревянного ведра, загаженного настолько, словно его ни разу в жизни не чистили. Стояло оно за дверью, видимо, исполняя роль туалета.
Я забилась в самый дальний угол, как могла ногой отбросила солому, и сжалась в комок, обхватив руками плечи. После улицы казалось, меня посадили в ледник.
В дверь снова стукнуло, заскрежетал запор смотрового окошка, в камеру ударил квадратный луч тусклого света, следом раздался бодрый гнусавый голос:
- Хэй, крошка! Тебе одной не скучно? А то могу составить компанию.
У меня внутри после этих слов всё похолодело, а тюремщик заржал, и снова заколотил в дверь.
- Ты там часом язык не проглотила, а, крошка?
Я крепче обхватила себя руками и попыталась представить, что это мне сниться. Просто страшный сон. Утром я проснусь, и всё снова будет хорошо. Будет большая мягкая постель, тёплое одеяло, вкусный завтрак, Виктор...
Нет, Виктора видеть не хочу! Он даже не попытался мне помочь. Поднял руки и попросту сдался!
- Крошка, не зли меня! - напомнил о себе тюремщик. - Я к тебе с теплом и лаской...
Я застыла, кажется, даже не дышала, а тюремщик всё говорил, рассказывал, что сделает со мной, хихикал и откровенно ржал над своим собственными выдумками, а потом ему, видимо, надоело и смотровое окошко со скрежетом захлопнулось.
Я выдохнула с облегчением. Этот человек жутко пугал меня.
За дверью снова заскрежетало. Раз, второй, послышалось ругательство, по двери снова грохнули, и та, с пробирающим душу скрипом, начала медленно открываться наружу. Меня затрясло, я вжалась в кладку стены, и с ужасом смотрела, как в камеру заходит тюремщик.
Он высоко над головой поднял лампу, поводил ей из стороны в сторону и довольно хакнул.
- А... вот ты где! - осклабился коротышка, делая шаг ко мне. В свете ламы его лицо казалось синюшным, как у покойника, глаза, словно запали, а изо рта торчали кривые чёрные зубы. Форменная тёмно-зеленая рубашка расстегнута на пузе, штаны чем-то измазаны.
- Чего мы такие неприветливые, а? Хочешь, приласкаю? Успокою?
- Эй! Вертухай! - неожиданно громко заорали в коридоре. - Что б тебя, сукиного сына, демоны упёрли! Где тебя носит?!
Тюремщик дёрнулся, подпрыгнул на месте, глумливую улыбочку сменила гримаса страха, лампа в его руках мелко затряслась, отбрасывая на стену причудливые тени. Едва ли не одним прыжком он выскочил из камеры. Скрипнула-хлопнула дверь, заскрежетал замок, вновь послышались ругательства, топот ног и заверения тюремщика, что он уже тут, а потом всё стихло.
Я закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула, и заплакала. Я ведь никого не убивала. Что я здесь делаю?
Несколько минут спустя за дверью снова заскрежетало. Я встрепенулась, стёрла с глаз слёзы, и приготовилась к новой порции унижения и страха. Не пора ли, Лиса, признаться себе, что такая жизнь не для тебя? Вернуться домой, извиниться перед отцом и...