— Я предпочитаю бороться, — гордо заявил Гога.

— Это и есть борьба, Жорж, — объяснил Олег. — Ты думаешь, что в борьбе приемлемы лишь средства джиу-джитсу, которыми ты в совершенстве овладел?.. Надо быть гибким. Меняются не только вехи в истории, но и в тактике борьбы… Я буду вам помогать активно, но вы должны знать, что если мне, белому офицеру, разрешили вернуться на родину, то за мной будут зорко следить.

Книга Тины была до того интересной и так взволновала Илюшу, что он прочитал ее дважды. Просто чудо! Казалось, что тот, кто писал эту книгу, тайком приезжал в Калугу, разузнал, о чем думал Илюша и на что он не мог найти ответа, а потом обо всем этом рассказал.

Это была повесть об англо-бурской войне, о далекой стране Трансвааль и ее отважном народе — бурах, покоренных англичанами. В повести упоминался даже город Мэфкинг, о котором рассказывал Гога и где впервые появились бойскауты.

Илюша вспомнил песню, которую напевал старый пастух Михеич:

Тогда Илюша не мог объяснить себе, почему эта грустная песня так волновала его. Сейчас он понял: это была песня угнетенного народа. В ней рассказывалось о том, как сын просит отца взять его на войну:

С болью читал Илюша о том, как англичане захватили в плен старика бура и расстреляли его на глазах сына. И мальчик поклялся отомстить за смерть отца. Песня заканчивалась словами, которые особенно трогали:

На картинках были нарисованы английские офицеры в пробковых шлемах, с плетками в руках. Это они безжалостно истребляли буров, убивали женщин и стариков, поджигали их хижины. Илюше открылась вся злая неправда Поля и Гоги. Английские бойскауты вместе со своими отцами порабощали беззащитных буров, отнимали у них коров, сгоняли с родных мест и хвастались этим, а священники благословляли их на черные дела.

С затаенной радостью, с восторгом листал Илюша те страницы, где описывались похождения бесстрашного юноши Жана, по прозвищу капитан Сорвиголова. Он воевал против англичан, добровольно приехал в Африку и защищал буров. С ним плечом к плечу сражались дети храброго парода, отчаянно смелые Молокососы. Их отважный капитан врывался в расположение врага с небольшим числом боевых друзей и обращал в бегство целое войско англичан. Часто он проникал в самое логово врагов. Смельчак был неуловим и потешался над трусостью завоевателей.

Нельзя было читать без восторга о том, как отважный капитан Молокососов мчался во весь дух на разгоряченном скакуне и посылал пулю за пулей вдогонку улепетывающим всадникам в пробковых шлемах.

Теперь Илюша понимал, почему Гога расхваливал тогда воинские доблести бойскаутов и превозносил до небес генерала Баден Пауэля, старичка в коротких штанишках, с голыми жилистыми ногами, — это он породил на чужой земле волчат-скаутов. Теперь было ясно, почему Поль и Гога ненавидели комсомольцев, ругали Советскую власть и радовались голоду в стране.

Степа готовился к сдаче экзаменов на скаута. По совету Тины он целыми днями бегал, прыгал, «наращивал мышцы». Он даже прикатил во двор большой валун и поднимал его на руках до седьмого пота. Однажды во время службы в церкви, уединившись в алтаре, он тайком от батюшки выжимал увесистый медный подсвечник и, застигнутый врасплох, чуть не уронил его на дьякона.

Заучивая на память законы и заповеди, Степа бубнил себе под нос даже тогда, когда бежал в лавку за керосином.

— Эй, Святой, что ты бормочешь? — окликали его ребята.

— Знаем что… — отзывался Степа неохотно.

Одна из заповедей особенно нравилась ему: «Если ты опоздал на поезд или кто-нибудь наступил тебе на мозоль, заставь себя улыбаться и насвистывай песенку». Степа попробовал испытать эту заповедь на себе. Он подзывал ребят и просил наступать себе на ногу. При этом он болезненно улыбался, но виду не подавал. Когда же Врангель больно придавил ему мизинец, Степа заплясал на одной ноге.

— Ты как наступаешь, черт паршивый?

— Сам просил…

Ребята покатывались со смеху.

Степа продолжал практиковаться. В книге Поля говорилось, что настоящий бойскаут не должен нежиться по утрам на мягкой постели. Он вытащил из-под себя тощий, как блин, соломенный матрац и спал на голых досках.

Так никто бы и не узнал об этом, если бы однажды Илюша не увидел полосатую, точно у зебры, спину Степы.

— Ты что, в великомученики готовишься?

— Закаляюсь…

Над столиком у окна виднелась полоска бумаги, прибитая гвоздиками, на ней большими кривыми буквами было выведено: «Господи, помоги мне стать завтра лучше, чем я был вчера».

Не везет Степе: то богом его пришибли, то теперь в скауты рвется. И все-таки надо его спасать, надо отговорить.

— Степа, спроси, кто я?

— Ну, кто?

— Капитан Сорвиголова, предводитель Молокососов!

— Что ты молокосос, я давно знаю… — пошутил Степа.

— Смотри!

Степа поднес книгу к самому носу, повертел ее в руках, подумал и спросил:

— Из какой жизни?

— Про скаутов. Прочитаешь и сразу бросишь свои буржуйские упражнения.

— Почему буржуйские?

— Потому что скауты — самые настоящие буржуи и гады!

Илюша стал горячо рассказывать про капитана Сорвиголову, про то, как он воевал с англичанами, защищая буров.

— Понял теперь, куда ты хочешь записываться?.. Давай вернем книгу Полю, и пускай он с ней катится колбасой.

— А как же… Они форму дают.

— На что она тебе сдалась!

— А говорящее радио?

— Сами сделаем.

Степа готов был расплакаться. Легче умереть, чем отказаться от того, о чем столько мечтал, к чему готовился.

Почему Илюшка не понимает — там же галстуки бесплатно выдают черные, шелковые и такие большие, что из двух штук можно портки сшить… А как скауты на турнике вертятся, веревочные петли на сук набрасывают! А главное, они в бога верят — стыдно признаться Илюшке, но ведь это лучше, чем безбожие!..

— А еще говорил: давай дружить на пару.

— Да ты пойми…

— Они детей в Трансваале расстреливали…

— Это когда было-то? В истории…

— Не важно когда.

— Я только попробую, можно?

Илюша молчал, а сам думал: почему Тина дала ему, Илюше, книгу про капитана Сорвиголову, а в то же время Степу готовит в скауты?.. Ну, погодите же… Нарочно проберусь к скаутам, как пробирался к англичанам капитан Сорвиголова, пойду и докажу Степке, что скауты самые последние буржуи.

Поповский дом стоял против церкви Василия Блаженного. Одиннадцать окон, зашторенных белыми занавесками, возвышались над массивным фундаментом. На парадной двери был звонок с эмалированной табличкой: «Прошу нажать». Ниже мелом чьей-то озорной рукой было написано: «Потом бежать». Надпись так и не стерлась, да и звонок давно не работал. Степа привычно постучал.