— Ладно. — Я решаю не сообщать ему слишком много. — В газетах все напечатано верно, но о том, как она умерла, ни кому не известно. В свидетельстве о смерти причина указана как «неустановленная».

— А остальное? — М. наклоняется вперед, жадно прислушиваясь к моим словам.

Я пожимаю плечами:

— Когда ее нашли, она была связана и обнажена. Это все, что сказали мне в полиции.

Я не сообщаю ему, что Фрэнни связали изолентой и у нее были следы от порезов на груди и животе — не просто царапины, а что-то вроде узоров. Одна из «картинок» изображала перечеркнутый круг — общепринятый символ отрицания, математический символ пустого множества, как будто убийца перечеркивал существование Фрэнни. Я не говорю М. и о том, что рот у Фрэнни был заклеен, чтобы соседи не слышали ее криков.

— Вскрытие ничего не дало: отчего она умерла, осталось тайной.

Откинувшись назад, М. молчит, и я тоже молчу.

— Ну так как, эта информация поможет вам найти ее убийцу?

М. качает головой:

— Пока не знаю, но у меня есть одна идея.

— Теперь ваша очередь. Я хочу услышать о вашей последней встрече с моей сестрой.

Он машет рукой официантке, показывая, что хочет еще кофе, и после того, как она наполняет его чашку, начинает говорить. Я внимательно слушаю, чтобы, придя домой, как можно точнее все это записать.

Введя пациенту, мистеру Коулу, гепарин, Фрэнни направилась к сестринскому посту проверить его анализы. За ним нужен глаз да глаз, подумала она, — у Коула низкое давление, а на прошлой неделе у него перед самой процедурой выскочил шунт, так что ей пришлось отправить его в больницу.

Клиника теперь была полностью укомплектована персоналом, поэтому Фрэнни исполняла чисто административные функции, выдавала лекарства, совершала обходы вместе с доктором, следила, как выполняются его распоряжения. Неделя прошла великолепно, осложнения были только с мистером Коулом. Все пациенты сейчас или читают, или спят, некоторые смотрят телевизор. Сегодня в комнате как будто стало светлее, блеклые стены кажутся ярче — возможно, потому, что наступила весна. Голубое небо приобрело необычайно сочный оттенок, словно его только что отполировали, а деревья покрылись нежной, хрупкой зеленью. За затененными окнами видно перелетающую с одного дерева на другое голубую сойку. Фрэнни всегда нравилась весна — это было ее любимое время года, время обновления и начала новой жизни. Однако сейчас радость все больше ускользала от нее.

Вернувшись в комнату для персонала, Фрэнни купила в торговом автомате чашку кофе и две конфеты, а потом тяжело опустилась на стул. У нее болела голова, и вообще в этот день она неважно себя чувствовала. Развернув конфету, она стала вспоминать прошедшую ночь. Майкл снова ее связал. Фрэнни не могла понять, зачем он это делает и как такой нежный человек может быть столь грубым. Он обнял ее, ласково погладил по волосам, спокойно выслушал, а затем так же спокойно объяснил, что будет связывать ее, когда захочет, будет наказывать, когда захочет, и вообще ждет, что она будет исполнять все его желания. Нежно поцеловав, он раздел ее и любовно погладил ее тело, в то время как Фрэнни лежала на постели и плакала, уткнувшись в подушку. Тогда она впервые поняла, что он всегда будет таким, что она не сможет его изменить и что ему всегда будет нужно — по причинам, которые ей не ясны, — видеть ее униженной и запуганной. И все-таки она готова была принять эту жестокость как плату за его любовь. Возможно, то было лишь испытание, нечто такое, что она должна пройти. Где-то из глубины ее сознания вновь всплыли, как обломки кораблекрушения, обрывки прежних мыслей: страдание ради того, чтобы обрести силу, страдание ради облегчения страдания, логика сиу, по которой одно вытекает из другого.

Тогда он заставил ее встать на колени перед кроватью, уткнувшись лицом в матрац, и привязал руки к столбику, да так сильно, что она содрала кожу на запястьях, когда потом попыталась освободиться. Он избил ее палкой, что гораздо больнее, чем ремнем, лопаткой или кнутом. На ягодицах у нее остались грубые красные рубцы — длинные, тонкие, болезненные, — свидетельства его странной любви. Потом Майкл извинялся. Он сказал, что не собирался оставлять такие жестокие метки, но чересчур увлекся, и обещал, что не будет ее наказывать снова, по крайней мере физически, до тех пор, пока они не пройдут. Зато нефизическое наказание было еще хуже. Она не может заставить себя записать в свой дневник, что он с ней делал, так как слишком смущена. Каждый день она думает о том, как бы порвать с ним, но знает, что никогда этого не сделает, тем более сейчас, после смерти миссис Дивер.

Доев конфеты, Фрэнни встала, чтобы купить в автомате еще.

Две недели назад миссис Дивер появилась в клинике в ужасном состоянии: вялая, давление низкое, живот вздут. Фрэнни вызвала врача, который велел отправить ее в больницу, где через неделю она умерла. Никакого сюрприза тут не было, но все равно Фрэнни ужасно расстроилась. Она стала медсестрой для того, чтобы спасать людей, таких, как Билли, и всегда огорчалась, когда пациент уходил из жизни. Потерять миссис Дивер для нее было все равно что снова потерять родителей. Чувство одиночества, заброшенности, ненадежности своего положения вдруг пробудилось в ней с прежней силой, напомнив о хрупкости ее связей с теми, кого она любила. Ее переполняла скорбь, но скорбела она не только по миссис Дивер.

Сначала Фрэнни решила ни с кем не делиться своими сомнениями, как делала это многие годы, но потом поняла, что наступил критический момент. Она уходит, и если сейчас не попросит о помощи, то скоро уйдет навсегда; тогда ей уже никто не поможет. Фрэнни позвонила Норе, но Норы не оказалось дома, а позже она так и не ответила на ее звонок. Майкл, разумеется, посочувствовал ей, но столь незаметное происшествие его не очень тронуло — это было видно по его поведению. Конечно, он не знал миссис Дивер, так что Фрэнни не могла его винить, но она считала Майкла более отзывчивым. Равнодушие близких людей окончательно ее надломило. Фрэнни почувствовала, что осталась одна, и теперь медленно скользила куда-то в пропасть.

Только Майкл еще мог спасти ее от этого падения; он мог полюбить ее, но с каждой прошедшей неделей, наоборот, казался все более отчужденным. Она прилежно делала то, что от нее требовалось, но он как будто по-прежнему оставался ею недоволен. Сердцем Фрэнни понимала, что их связь гибельна для нее, но также понимала, что никогда его не оставит. Даже если лучше не будет, она удовлетворится тем, что есть. Разве можно забыть ее жизнь до встречи с Майклом — ни за какие блага она не хотела к этому возвращаться. Тогда в качестве защиты она возвела вокруг себя непроницаемую стену, но Майкл сломал эту стену, и если теперь он ее бросит, то Фрэнни окажется еще более уязвимой, чем прежде. Теперь она знает, что значит любить, что значит кому-то принадлежать, и уже не в силах вернуться к той жизни, какую вела раньше. Майкл — это все, что у нее осталось, она будет покорно принимать его наказания и все те немыслимые вещи, которые хуже любых избиений. Пока он согласен ее любить или пытаться ее полюбить, Фрэнни сделает все, что он попросит.

Она помнит, как они впервые встретились, как ей хотелось покончить со всеми своими невзгодами и войти в его жизнь. Фрэнни надеялась, что Майкл научит ее своему пониманию жизни: она хотела быть его студенткой. Ей казалось, что она отправляется на поиски приключений, и Майкл, ее учитель, освободит и защитит ее. Ее ждало замечательное путешествие и замечательная жизнь. Разве она могла подозревать, что все так обернется?