Откинувшись на кушетке, Майкл положил ноги на подушки. Очевидно, он разговаривал со своим другом из Сан-Франциско. Они договаривались о встрече в «Рыбацком причале» в пятницу вечером. Фрэнни была уверена, что туда он ее не пригласит. Письменный стол был завален какими-то бумагами. Сев за стол, Фрэнни взяла в руки один из листков и прочитала: «Симфония „Новый мир“ Дворжака представляет собой сочетание американского и богемского тематического материала и написана на музыкальном языке, присущем Богемии, проникнута музыкальным темпераментом композитора и духом Америки». Она положила листок на место. Майкл преподавал музыкальную литературу и теорию, но никогда не рассказывал Фрэнни о своей работе, своих студентах или о своей музыке. Если она что-то об этом спрашивала, он только отмахивался. А вот о ней Майкл знал все. Он выпытывал у нее даже малейшие интимные детали, расспрашивал о родителях и Билли, о том, как они умерли, о Норе, о продлившемся всего одну ночь «романе» с безымянным репортером из «Пчелы». Он желал знать, как тот целовал ее, как занимался с ней любовью, что она при этом делала. Он желал знать все подробности, вплоть до самых мельчайших. Но когда речь заходила о его жизни и сексуальных связях, Майкл сразу замолкал.

Закончив разговор, он потянулся и зевнул, затем подсунул под голову подушку и окинул Фрэнни оценивающим взглядом.

— У меня был тяжелый день, — наконец сказал Майкл. — Иди сюда.

Это звучало как приказание, но Фрэнни осталась стоять у стола.

— Майкл, нам нужно поговорить.

Он склонил голову набок и удивленно посмотрел на нее. Не выдержав этого взгляда, Фрэнни опустила глаза и принялась нервно потирать руки.

— Ты ничего не рассказываешь мне о себе, — наконец произнесла она. — Я ничего не знаю о твоей работе, о твоей жизни, о твоих друзьях…

— Мы это уже прошли, Фрэнни, — твердо ответил он, — и сейчас я не в настроении обсуждать данную тему вновь.

Фрэнни с минуту помолчала, затем, глядя в пол, тихо сказала:

— Меня не радует, как все складывается. Мы с тобой нигде не бываем. Ты находишь время для друзей, но не можешь проводить больше времени со мной. Почему я не могу пойти с тобой в «Причал рыбака»? — Она медленно покачала головой. — Не понимаю. Иногда ты кажешься мне таким далеким.

— Фрэнни, посмотри на меня.

Она подняла взгляд. Закинув руки за голову, Майкл смотрел на нее терпеливо-снисходительно, словно Фрэнни была его студенткой.

— У меня не так много свободного времени, и ты прекрасно об этом знаешь.

— Я думала, что в конце концов время найдется, что ты изменишься. И еще я думала…

Майкл предостерегающе поднял руку, показывая, что еще не закончил.

— Ты с самого начала знала, что я собой представляю. Я никогда не обещал тебе, что изменюсь. И с твоей стороны не разумно ожидать, что я стану другим только потому, что ты этого хочешь.

Фрэнни молчала.

— У тебя есть выбор, Фрэнни. Если тебе плохо со мной, мы можем перестать встречаться. Ты этого хочешь?

Она покачала головой:

— Нет, не хочу. О таком я даже не думала. Я люблю тебя. — Невидящим взглядом она смотрела на пианино. — Я надеялась, что со временем ты тоже меня полюбишь.

Сев, Майкл опустил ноги на пол.

— Иди сюда, Фрэнни. — Голос его был тихим и спокойным, но Фрэнни показалось, что в нем промелькнула нотка сочувствия.

Она покорно подошла, и Майкл притянул ее к себе. Чувствуя себя побежденной, Фрэнни опустилась на колени и положила голову ему на ногу.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь, — погладив ее по голове, сказал Майкл. — Я не могу ничего обещать, но, возможно, когда-нибудь полюблю тебя. Это устраивает? — Он приподнял ее подбородок так, чтобы Фрэнни могла его видеть.

По щеке Фрэнни скатилась слеза.

— Да, — кивнув, ответила она и поцеловала его руку. — Я буду ждать, сколько бы ни понадобилось. — Она уткнулась лицом в его колени. Майкл по-прежнему гладил ее по голове. Оба молчали. Было тихо, слышалось только их дыхание, тиканье часов на стене да отдаленный лай собаки. Фрэнни думала о том, как хорошо быть рядом с Майклом, прижиматься к нему, чувствовать теплоту его тела, ласку его рук.

— Ну, теперь с тобой все в порядке? — дружелюбно спросил он, и Фрэнни кивнула. — Вот и молодец. У меня был тяжелый день. Накопилось напряжение, и мне нужно его сбросить. Я хочу, чтобы ты хорошенько у меня пососала.

Фрэнни с удивлением посмотрела на него, решив, что ослышалась, но Майкл уже расстегивал молнию на брюках, доставая пенис.

— Майкл, может, мы сделаем это потом? Я не…

— Ш-ш-ш! — Он приложил палец к ее губам. — Мне очень нужно, чтобы ты обо мне позаботилась. Делай, что я говорю! — Он пригнул ее голову. — Отсоси как следует, детка.

Давясь слезами, Фрэнни принялась за дело.

— О, моя милая! — устраиваясь поудобнее, выдохнул Майкл. — Работай получше. Он до сих пор не очень твердый. — Осторожно откинув волосы с ее лица, он добавил: — Даю тебе пять минут. Если за это время я не кончу, придется тебя наказать.

Глава 4

Одна неделя сменяла другую. В клинике у Фрэнни все шло гладко, без происшествий, но сегодня ей пришлось задержаться на работе, и к тому времени, когда она отправилась домой, то есть к половине седьмого, на город уже начал опускаться туман, который быстро сгущался. Когда Фрэнни подъехала к Дэвису, он стал таким густым, что видимость сократилась до нескольких метров.

Повернув налево, Фрэнни въехала на эстакаду и у развилки замедлила скорость. Можно было отправиться или в «Макдоналдс», или в «Тако» [4] , или в «Король бургеров». Решившись, она поехала прямо — в «Король бургеров», где купила себе кое-что на ужин. Выехав на улицу, Фрэнни свернула на старую заброшенную дорогу, идущую вдоль железнодорожных путей, и по ней направилась в Дрифтвудскую больницу для хроников. Раньше Фрэнни навещала миссис Дивер по выходным или в отгулы, но в последнее время, после того как забросила велосипедные прогулки, приезжала сюда три или даже четыре раза в неделю, прихватив с собой ужин.

Как только Фрэнни открыла входную дверь, в нос ей ударил слабый запах мочи. Несмотря на то что полы здесь всегда тщательно мыли, запахи разложения и фекалий не вытравлялись никакой дезинфекцией. Больница, куда пациентов по большей части отправляли умирать, представляла собой довольно мрачное место.

В длинных коридорах на стенах висели рождественские картинки: Санта-Клаус с северным оленем, украшенные рождественские елки, сцены из Библии. По коридорам бесцельно катались в инвалидных колясках старики, которые не могли ходить. Были здесь и ходячие пациенты, правда, пораженные старческим маразмом; на руках у них виднелись специальные браслеты, подающие сигнал тревоги в том случае, если несчастный покидал пределы здания.

Войдя в комнату миссис Дивер, Фрэнни на миг задержалась у двери. Комната была рассчитана на двоих; на белые стены с потолка свисали бежевые шторы, подвешенные так, что бы можно было отгородить от окружающего мира каждую кровать. Соседкой миссис Дивер была маленькая седая старушка восьмидесяти с лишним лет, которая большую часть времени спала. Спала она и сейчас — под натянутым до подбородка голубым покрывалом ее тщедушное тело было едва заметно. Возле кровати стоял мочеприемник, в который по прозрачной трубке поступала нездорового вида, с оранжевым оттенком, моча.

Миссис Дивер бодрствовала, сквозь стеклянную дверь глядя во двор. Уже стемнело, и снаружи почти ничего не было видно, но она смотрела не отрываясь.

Заметив Фрэнни, старушка просияла:

— Привет, милая, я так рада тебя видеть. Приподними меня, чтобы нам было удобнее разговаривать.

Поставив на столик свою сумочку и пакет с едой, Фрэнни нагнулась и с помощью специальной рукоятки приподняла кровать. Ужин миссис Дивер — индейка с горохом и фруктовый компот — стоял перед ней на подносе нетронутым.

— Разве вы не хотите есть? — спросила Фрэнни.

вернуться

4

Тако — бутерброд (исп.).