Вокруг раздались крики, а потом подскочила одна из женщин, стала помогать Светораде, оттолкнув от нее перепуганных служанок.
– Дайте мне ее, – произнесла она и подняла на княжну свои большие светло-зеленые глаза.
Глаза были хороши, однако одну половину лица женщины покрывали багровые рубцы от давнишнего ожога.
Женщина хотела еще что-то сказать, но неожиданно умолкла, потом быстро схватила дочку и поторопилась отойти. Где-то в стороне послышался мужской голос. Надсмотрщик требовал, чтобы рабыня меньше возилась с ребенком и возвращалась к работе. Вокруг Светорады гомонили расстроенные испачканным нарядом госпожи служанки, пытались ее увести, а она как будто в землю вросла и все смотрела вслед ушедшей рабыне. Та была рослая, в грязных лохмотьях, в обернутом вокруг головы линялом платке. Она ни разу не оглянулась. Но Светорада уже поняла, что ее удивило. Женщина заговорила с ней на варяжском языке.
Весь остаток дня Светорада думала об этой негаданной встрече. Вот уж чего она никак не ожидала… Да и не вспоминала за все это время Асгерд, дочь ярла Аудуна. Однако теперь, узнав, в каком жалком положении оказалась женщина из некогда приютившего их со Стемой рода, Светорада спрашивала себя, а имеет ли она право просто забыть о ней? В конце концов, когда княжну навестил Гаведдай, она сказала, что хочет, чтобы к ней привели варяжскую невольницу из красилен, у которой изуродовано ожогом лицо и есть маленькая дочка.
Услужливый Гаведдай не преминул выполнить просьбу шадё. Так что уже на другой день его люди привели к Светораде, отдыхавшей в саду под шелковицей, Асгерд. Той даже велели помыться и надеть грубую, но чистую одежду, и теперь она стояла перед восседающей на небольшой суфе[141] Светорадой, прижимая к себе дочь. Ее взгляд был мрачным и настолько недружелюбным, что Гаведдай не решился оставить женщин самих и велел охраннику быть неподалеку.
– Садись. – Светорада указала ей на место напротив себя.
Асгерд повиновалась, по-прежнему прижимая к себе ребенка. Дитя выглядело милым, и с любопытством озиралось по сторонам, глядя вокруг зелеными, как у матери, глазенками. Золотистые волосики малышки, вымытые и пушистые, обрамляли маленькое прелестное личико. Светорада ласково улыбнулась девчушке, и та тоже заулыбалась, а потом стеснительно спрятала лицо на шее матери. И хотя, как поняла Светорада, это был ребенок негодяя Усмара, она не могла не растрогаться при виде милой крошки.
Перед княжной на низеньком столике стояли чашки и маленькие вазочки с различными яствами: паштет из гусятины, палочки любимого ею кебаба, варенные с перцем овощи, овечий сыр, а также присыпанные кунжутом лепешки и спелые плоды – гранаты, разрезанный на дольки арбуз, виноград. Из напитков был апельсиновый сок и приправленная уксусом и слегка подслащенная вода. Светорада заметила, как Асгерд сглотнула слюну, глядя на такое изобилие, но не притронулась к пище, хотя ее изможденный вид и худоба свидетельствовали о том, что ей не так уж часто доводится сытно есть. Однако когда Светорада предложила ей перекусить, Асгерд даже не пошевелилась. И только вздохнула, когда ее дочка потянулась к еде. Молча смотрела, как малышка берет из рук княжны ломтик сыра и ест, удерживая у рта обеими руками, а потом отвела взгляд, часто заморгав, чтобы предательские слезы не полились из глаз.
– Не сомневалась, что ты сможешь хорошо устроиться, Медовая, – произнесла Асгерд, и в ее голосе прозвучали прежние недружелюбные нотки. – Прекрасно выглядите, госпожа.
Она окинула Светораду почти насмешливым взглядом, словно осуждая вызывающую роскошь шадё: темно-лиловое широкое платье из легкой ткани, расшитое стеклярусом, высоко зачесанные и скрепленные на затылке в конский хвост чистые волосы, удерживаемые богатой заколкой с бирюзой, украшенные такой же бирюзой длинные ажурные серьги, касавшиеся ключиц. А сама бывшая щеголиха Асгерд сидит перед соперницей в дерюге, ноги босые и огрубевшие, под ногтями грязь, а волосы спрятаны под некое подобие чалмы с обтрепанными концами.
– Ловкая женщина всегда сможет позаботиться о себе, – произнесла Асгерд, чуть скривив рот, отчего рубцы, оставшиеся от ожога, почти изломали линию ее подбородка, натянув бугристую кожу на шее.
Светорада постаралась не обращать внимания на ее злую иронию. Смотрела только на малышку, которая теперь потянулась за паштетом, ковырнула его пальчиком, а затем, принюхавшись, потащила лакомство в рот.
– Как ты ее назвала? – спросила Светорада.
– Раннвейг.
– Славное имя. Кажется, так звали твою мать? Я помню, как твой отец и братья порой упоминали ее.
Асгерд промолчала, только плотнее сжала губы. И тогда Светорада решила поведать Асгерд обо всем, что случилось с семьей Аудуна после ее отъезда. Она рассказала о набеге, о том, как притащила мертвую Верену к Асольву, как они еле успели закрыть ворота, как потом началась осада и Асольв попытался вывезти своих людей на лошадях, как некоторым удалось прорваться. Княжна вспоминала, как мерянин Кима спасал Бэру, к которой столько сватался, а сама она вывозила дочерей сестры Асгерд, маленьких Хельгу и Лию. Вроде бы малышки спаслись, так как их не было среди пленников, которых схватили хазары. Светорада же отделилась от остальных, когда увидела среди явившихся им на помощь ростовчан своего Стему. И она была подле него, пока он не закрыл глаза, умер прямо у нее на коленях…
Эти горькие воспоминания всколыхнули в душе Светорады уже ставшую утихать боль, но она заставила себя сдержаться, отвлеклась, заметив Асгерд, что не стоит давать девочке столько есть. Малышке может стать плохо. И слушавшая ее Асгерд словно очнулась, притянула к себе дитя, стала укачивать.
– Я родила ее через несколько дней после того, как стала пленницей, – вдруг заговорила она. – Мой муж… Нет, вшивый пес, бывший моим мужем, предал всех нас, и я думала, что уничтожу его дитя. Но когда увидела, как она похожа на меня… на всех в нашем роду Аудуна Любителя Коней… я не смогла отказаться от нее. Оставила при себе, тем более что мой тогдашний хозяин был ко мне достаточно добр, так как надеялся сделать из меня покладистую рабыню. И меня почти два месяца никто не тревожил, даже выхаживали и ублажали. Но потом хозяин захотел возлечь со мной. Я стала отбиваться, и все закончилось поркой. Тогда я, чтобы не привлекать к себе внимания мужчин, изуродовала свое лицо, плеснув горящим маслом… После этого меня продали как подпорченный товар, я переходила из рук в руки, пока не попала на работу в красильню в Саркеле. Здесь меня даже побаиваются, да и Раннвейг всегда со мной. К тому же ко мне никто не пристает, я не стала услужливой рабой для похоти, никогда не отдавалась ради нарядов и похлебки.
– Только не говори, что ты довольна своей нынешней участью, – не удержавшись, съязвила Светорада.
Видимо, ее голос прозвучал несколько резче, чем она хотела, так как Асгерд стала подниматься, держа у груди уснувшую дочь. Сказала, что уже смеркается и ей надо выспаться перед работой.
– Разве тебе хочется вернуться туда? – спросила Светорада и тоже поднялась.
Асгерд усмехнулась, скривив обожженное лицо, и посмотрела на Светораду со смешанным чувством презрения и гнева.
– Блистательная шадё Медовая! Вот как называют тебя в Саркеле. Слава о твоей красе идет далеко. У нас в красильне рассказывали о твоем прибытии, а хозяин даже отпускал нас поглядеть на тебя, когда ты въезжала в город. Я узнала тебя сразу же. И поняла, что такая, как ты, нигде не пропадет, везде сможет возвыситься и прославиться – как некогда в Ростове, так и здесь, в каганате. Ведь ты ловко умеешь использовать мужчин, тебе не противно заголять перед ними живот, отдаваться им. Я же… Если чего-то и смогла добиться в своей рабской доле, то только благодаря силе духа и упорству. Даже мой нынешний хозяин уважает меня и ставит в пример другим как хорошую работницу. А ты… Вот уж не ожидала, что тебе придет в голову бродить среди грязи и работающих рабов.
141
Суфа – возвышение из дерна, устраиваемое под тенистым деревом для летнего отдыха.