Его песенка оборвалась, чем хотелось бы, но хотя он и не выполнил всё запланированное на этот год, он сделал больше, чем мог когда-либо себе представить. Видимо, на этом всё-таки придётся закончить. Нил провёл дрожащим пальцем по ладони, представляя знакомые очертания ключа в своих кровавых, обожжённых руках, закрыл глаза и навсегда попрощался с Нилом Джостеном.

Наигравшись, Лола наконец остановилась и оставила его бессильно висящим в своих путах. Она сказала что-то, но он не смог разобрать слов через глухой шум в ушах, и, если честно, его это уже не особо волновало. Привычный способ спасения, столкнувшись с непреодолимым препятствием, разбился как о кирпичную стену с такой силой, что едва не переломал его самого. Теперь оставался только один вариант, а потому Натаниэль Веснински оставил без внимания последнюю часть пути. Он прислушался к каждой пульсирующей точке на теле, пытаясь понять степень серьёзности повреждений. Самыми тяжёлыми казались раны на лице, но то, что Лола сделала с его руками, причиняло наибольшие неудобства. Весьма затруднительно оказывать сопротивление, когда малейшее движение отзывается ощутимой болью.

Они въехали на парковку какого-то дешёвого, потрёпанного отеля. Горела лишь половина фонарей. Натаниэль был готов поспорить, что камеры видеонаблюдения тоже не работали. Он устремил взгляд за окно и принялся ждать, что же будет дальше.

Следом за ними на парковку заехала полицейская машина и остановилась рядом. Натаниэль не узнал ни офицера с детским лицом, который вылез с пассажирского сидения, ни бывалого полицейского, который обошёл капот своего автомобиля пару секунд спустя. Мужчина подал знак, и молодой коп открыл багажник. Ромеро покинул машину и отошёл в сторону, чтобы переброситься с офицером парой слов. Довольно кивнув, Малкольм открыл пассажирскую дверь кадиллака. Он освободил лодыжки Натаниэля только для того, чтобы отстегнуть их от сидения, и снова закрепил наручники на ногах. Как только металл вновь защелкнулся, Лола освободила его руки. Ромеро вытащил его за рубашку из машины и снова одел наручники.

Натаниэль поймал взгляд полицейских, которые рассматривали его с нескрываемым интересном и без особого раскаяния.

— И сколько люди моего отца заплатили, чтоб вы забыли свою присягу?

— Больше, чем нам платит государство, — честно ответил тот, что постарше. — Не принимай близко к сердцу.

— Не могу, — прохрипел Натаниэль голосом полным боли и ненависти. — Это вообще-то моя жизнь.

В багажнике было пусто, за исключением какого-то ящика с инструментами, поэтому ему вполне хватало места. Будучи связанными по рукам и ногам, он не мог сам туда забраться, поэтому полицейские помогли Ромеро поднять его. Лола взяла пистолет из рук Ромеро и залезла следом. Она оплела его израненное тело, прижав поближе к себе, и предупреждающе подняла оружие. Натаниэль ответил на Её очередную улыбку пустым взглядом.

— Мы готовы, — кивнула Лола, и Ромеро закрыл багажник.

Натаниэль закрыл глаза, спасаясь от мрака, грозившего поглотить его целиком. Лола ухмыльнулась где-то возле его щеки и прикусила обожжённую кожу. Она закинула на него свою ногу и просунула каблук между его лодыжек.

— Ты мог бы быть в моём вкусе, если б не был так молод. Точная копия своего отца.

От призывного скольжения Её бедер по телу побежали колючие мурашки.

— Озабоченная шлюха.

— Всё ещё дерзишь, — в голосе чувствовалось искреннее удовлетворение, будто эти слова Её нисколько не задели, и она с нажимом провела ногтями по ранам на руках. — Но это ненадолго.

Полицейские сели в машину, хлопнули двери. Он почувствовал, как всё вокруг затряслось, когда они выехали с парковки. Натаниэль не мог понять, о чём они говорят, но через мгновение включилась сирена и машина заметно ускорилась.

— Упс, — промурчала Лола в самое ухо. — Похоже, в доме твоего отца что-то случилось. Возможно, нищеброды разбушевались, узнав, о его возвращении. Дураки, которые с чего-то решили, что он убил свою любимую жену и ненаглядного ребёночка.

— Люди, которых вы для этого подкупили, — догадался Нил, — чтобы наряд полиции не вызвал никаких подозрений.

— Десять очков за сообразительность.

Дом, в котором Натаниэль провёл своё детство, был пятиспаленным коттеджем, находящимся в районе Виндзор Хиллз в нескольких километрах к северо-западу от центра Балтимора. В глазах общественности Нил считался успешным предпринимателем, отошедшим от дел и отказавшимся от акций в пользу инвестирования в различные предприятия по всему городу. Его процентные ставки были непомерно высокими, но он никогда не отклонял заявки. Не имело значения, кому понадобились деньги и сколько. Если компания не успевала отдать долг вовремя, он просто выкупал Её и двигался дальше.

На сегодняшний день он владел десятком различных фирм и имел договорённости ещё со столькими же. Это прикрытие позволяло ему свободно перемещаться по городу и также не вызывало никаких подозрений, если он неделями не выходил из дома. Федералы не раз проверяли все его предприятия, но Нил был достаточно сообразителен, чтобы не вести свои реальные дела через компании, записанные на его имя.

По шуму снаружи Натаниэль догадался, что они уже близко. Полиция всегда привлекала внимание любопытных зевак. Отчётливый шум позволил ему понять сразу две вещи. Во-первых, то, что произошло с домом, было достаточно серьёзным происшествием, раз это смогло привлечь внимание такого количества народа. Во-вторых, они были не первым полицейским патрулем, участвующим в этом спектакле. Если федералы и следят за Нилом, то сейчас им будет сложно что-то заметить из-за слишком большого скопления людей.

Машина слегка подпрыгнула при въезде на территорию дома. Чем дальше они ехали, тем тише становился шум, так как все зрители остались позади для настоящей полиции. От внутреннего напряжения подъездная дорожка казалась бесконечной, но через какое-то время машина всё-таки остановилась. За полицейскими захлопнулись двери. Натаниэль думал, что сейчас Лола начнёт двигаться, но она продолжала тихо лежать.

Наконец телефон Лолы ожил. Она потянулась за чем-то в сторону, сильнее вжавшись в Натаниэля. Подозрение о том, что ей понадобился ящик с инструментами, подтвердился звуком металлического щелчка. Тихо зашуршал пластик, а затем Лола приподнялась над ним на локтях.

— Если будешь сопротивляться, я подрежу тебе ноги.

Сарказм только усугублял возможные последствия, но Натаниэль не удержался и, усмехнувшись, сказал:

— Ну давай.

Тошнотворный сладкий запах, мгновенно наполнивший машину, заставил его желудок взбунтоваться, всё внутри требовало бороться. Натаниэль сдержал себя в руках, позволив ей накрыть его нос и рот пропитанной чем-то тряпкой. Онемение незаметно зародилось на кончиках пальцев и быстро окутало всё тело. Он услышал, как открылась дверь машины, и подумал, что кто-то отдвигает заднее сиденье, но он не смог оставаться в сознании достаточно долго, чтобы лично в этом убедиться.

— Вперёд, — скомандовала Лола, и по звуку Её голоса было понятно, что она чем-то зажимала свой нос.

Всё исчезло.

Сознание возвращалось какими-то бессвязными, ускользающими проблесками. Он чувствовал, как щека задубела от холодного камня, видел собственную руку, свободно лежащую прямо на уровне лица, но ничего из этого теперь не имело значения. Лола успела едва ли не крест-накрест исполосовать его ладони, оставила глубокие ожоги прямо на костяшках. Ещё одна круглая отметина оголённой плоти находилась на тонкой коже между большим и указательным пальцами. Ожоги уже начали затягиваться, но потемневшая свернувшаяся кровь, щедро размазанная по рукам, прятала большую часть повреждений. Натаниэль настолько удивился степени жестокости Лолы, что в первые секунды даже не почувствовал обуревающей боли.

Глухо простонав, он аккуратно сел. Его оставили в подвале, а значит, в дом они попали через гараж. Подземный ход, соединяющий два этих помещения, существовал лишь с одной целью: максимально упростить вывоз тел. Девять лет назад Натаниэль с матерью бежали именно этим путём. Весьма поэтично, что вернули его тем же образом.